[July, 8. 1976] FBI Seattle Division
Альберт здесь всего (уже?) полгода, а количество недовольных им агентов уже (и тут без вопросов) достигло шести. Трижды на него жаловались родственники жертв, единожды - подозреваемый. А количество поданых им форм AFO [Assaulting a Federal Officer] бьёт все рекорды. Альберт снял шину с носа только на прошлой неделе, и его и без того специфичное лицо всё ещё украшает очередной красочный синяк.

Гутиерез, руководитель Сиэтловского отделения, - полный идиот, а его коллеги - непрошибаемые неандертальцы. Но это та реальность, в которой Розенфильд существует последние пятнадцать лет, в которой он будет работать, к которой должен адаптироваться, если хочет сделать мир хотя бы чуточку лучше. А он хочет. Он пытается. Пусть и чувствует практически ежедневно себя так, будто он делает это будучи связанным по рукам и ногам. Его не то чтобы не любят - вопрос в Бюро не ставится так - но работают с ним неохотно, через силу, исключительно по необходимости - потому что отрицать факт его профессионализма и уровня проводимых им экспертиз просто нельзя.

Если держать лёд на носу слишком долго, начинают ныть n. infratrochlearis, n. supratrochlearis и n. supraorbitalis, немеет m. procerus, придающая его лицу характерное выражение, что на краткие мгновения делает его похожим на остальных, как будто бы искусственно смягчая характер. Когда ноющая и тупая от холода боль доходит до lobus frontalis, проморозив sinus frontalis, Альберт готов опустить мешочек со льдом. но он открывает глаза и замирает, уставившись на буквально упирающуюся ему в кончик ноcа протянутую руку.

- ПОЛАГАЮ, ВЫ - АЛЬБЕРТ РОЗЕНФИЛЬД! - от громкости голоса хозяина руки у судмедэксперта моментально начинает сверлить лобные доли, и он морщится. Но онемевшая m. procerus неистово этому сопротивляется, вызывая не слишком приятные и уместные сейчас ощущения мурашек и щекотки. - ГОРДОН КОУЛ, РУКОВОДИТЕЛЬ РЕГИОНАЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ БЮРО В ФИЛАДЕЛЬФИИ. Я СОБИРАЮ НОВУЮ КОМАНДУ, ВЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПОЛУЧИТЬ МОЁ ПИСЬМО.

- Да, я - доктор Розенфильд, - не без труда выдавливает из себя Альберт, принимая для рукопожатия протянутую ему руку, а потом, благодаря недвусмысленной мимике и активной жестикуляции понимает, что... - ДА, Я - ..ЧЁРТ, НЕТ, ШЕФ КОУЛ, Я НЕ ПОЛУЧАЛ НИКАКОГО ПИСЬМА.

Он гневно косится в сторону стола Гутиереза, пока его руку всё ещё трясёт этот Гордон. Стоило ожидать.
- Вы.. - он убирает наконец от лица пакет со льдом и прочищает горло, чтобы ещё немного повысить голос, - ВЫ СКАЗАЛИ В ФИЛАДЕЛЬФИИ?

- ИМЕННО ТАК, АЛЬБЕРТ, - Коул таки отпускает его руку и протягивает небольшую папку, прослеживая затем за направлением взгляда Розенфильда и определяя пункт своего дальнейшего назначения. - ОЗНАКОМИТЕСЬ В ДОРОГЕ. СОВЕТУЮ ПАКОВАТЬ ВЕЩИ - У НАС САМОЛЁТ ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ЧАСА.

▹ мы примем любую вариацию Гордона, кроме уж совсем адских отклонений ▹ мы с удовольствием поможем вам в разработке и унификации КОДА - у нас есть намётки и предложения ▹ мы легко адаптируем под ваши желания те наигранные им как НПЦ (или сформированные хедканонами) моменты, которые будут идти в разрез с вашими представлениями ▹ поможем адаптироваться в слегка изменённом каноне и привнести что-то своё ▹ we will make the Blue Rose Family whole again. ..за исключением Уиндома, конечно >< ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. лицо, на наш взгляд, Коулу пойдёт исключительно третье, но это вариативный пункт ▹ грамотность и желание творить

[October, 1. 1977] Point Pleasant
У живых слишком быстро бежит кровь.
Альберт. Быстро и шумно. Так шумно, что гул этого бега оглушает, дезориентирует, словно бы его огрели по голове пыльным мешком. Нет.

Альберт. Нет. Это не звук бегущей в ушах крови, хоть сердце и ухает в груди, а давление в кровеносной системе зашкаливает так, как, пожалуй, никогда в его жизни. Это отголосок выстрела, всё ещё гремящий...
Альберт!

Он мотает головой, пытаясь сбросить контузию и прийти в себя. Как давно последний раз он так близко находился к проявлению насилия? Почему это происходит? Почему это всегда должны быть выстрелы? Почему никто не подумал о том, что этот придурок может захотеть выкрутиться и вырубит охранника, забирая его пистолет? Почему?!

- Альберт!

Он дёргается и наконец фокусируется с огромным трудом, сильнее давит на рану. Слишком, слишком быстро. Слишком много. У мертвецов не идёт кровь. А эта разве что не хлещет в разные стороны, собираясь в маленькие лужицы вокруг. Картера, этого остолопа, что тут держали за шерифа, кажется, пристрелили - Альберт слишком хорошо знает этот стеклянный взгляд. Помощник шерифа Джайлз невыносимо скулит, сжимая ногу. В порядке только Смитсон, и он, кажется, что-то бормочет, кажется, в рацию. Вызывает помощь? Он не понимает - в ушах теперь стоит звон, звуки всё ещё приглушённые. А в его собственных глазах паника и страх. Он почти парализован, как и в тот самый, невозможно далёкий сейчас раз.

- Альберт.. -  голос Честера становится мягче (он устал. кровопотеря даёт о себе знать).

- Заткнись, - огрызается Розенфильд, морщась и пытаясь совладать с собственной телом. Слишком быстро.

- Ты сможешь, - продолжает уже с большим усилием Дезмонд. У него слишком тёплый, непростительно тёплый для человека в его положении взгляд. Это невозможно. Всё это не должно быть возможно!

- Заткнисьзаткнисьзаткнисьзаткнись! - у него трясутся руки, его всего бьёт мелкая дрожь, а на глазах выступают слёзы. Его напарника, его коллегу, его друга - Честера - подстрелили, он истекает кровью прямо у него под пальцами, и он ничего не может с этим сделать. Ничего.

- Ал, послушай меня, - одному Богу ведомо, как, но Чет кладёт руку поверх побелевших ладоней Розенфильда и чуть с сжимает его пальцы - ровно настолько, насколько хватает покидающих его сил. Его руки в крови, его собственной крови. Руки Альберта в крови Честера разве что не по локоть. Ещё немного, и его стошнит. Вывернет наизнанку от подчёркнуто резкой ирреальности происходящего и своей отвратительной беспомощности. Он всхлипывает. - У тебя получится.

Как ты можешь? Ты схватил чёртову пулю и умудряешься находить слова поддержки для меня?
У живых слишком быстро...

- Не смей, чёрт тебя дери, мне тут умирать, Дезмонд, - Альберт заставляет наконец добравшегося до них Смитсона давить на рану вместо себя, а сам скользящими от крови руками с третьей попытки открывает свой чемоданчик.

Ещё через десять минут они слышат сирены.

▹ мы примем любую биографию Честера, пока она будет сохранять его уникальные черты характера. помните о мельчайших деталях тех нескольких его минут на экране, они - сокровище ▹ мы с удовольствием поможем вам в разработке любой части этой самой биографии ▹ мы легко адаптируем под ваши желания те наигранные им как НПЦ или сформированные хедканонами моменты, которые будут идти в разрез с вашими представлениями ▹ мы считаем, что Честер и Сэм - идеальная пара от поэтому Гордон - хренова сваха. они вместе прекрасны как рассвет. но вместе с тем пэйринг не является обязательным критерием ▹ по части хедканонов - в моём представлении Чета и Альберта связывает некий особый вид дружбы, возможно, за счёт подхода, возможно.. по какой-то иной причине. но у них особая химия и Альберт потенциально позволяет Чету куда больше, чем кому-либо ▹ we will make the Blue Rose Family whole again. ..за исключением Уиндома, конечно >< (но это не точно) ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. лицо, на наш взгляд, Чету вполне подойдёт любое. ▹ грамотность и желание творить

Когда Стайлз коротко кивает и вырывается вперед, он вот вообще не думает, что Дерек будет иметь что-то против. Нет, ну, не то, чтобы он вообще часто этим занимался, перед тем как совершить любой из поступков, но не важно. В конце концов, Дерек даже говорит ему «разумеется» и что-то еще в спину, Стайлз вслушивается в шорохи леса, чтобы не запалиться слишком сильно и смотрит под ноги -почти- потому что свалиться сейчас будет немного слишком палевно и не самой классной идеей, поэтому в - внимательность.
Но его планы подвергаются жесткой и болезненной критике.
Почему-то Стилински не чувствует в своей душе ответного восторга в роли оклика. вообще нет.
— Да подожди ты, что? — Стайлз дергает плечом, разворачиваясь обратно по направлению к, "почти" разворачиваясь, потому что о, господи, сравните, пожалуйста, силы — его и любого из этой кучи оборотней, то и дело появляющихся вокруг. Они не то, чтобы не равные, но, блин, вообще ни о чем. — Что? — уже выразительнее уточняет, вскидывая взгляд.
— Да иди ты, if you don’t want just leave me alone, what’s a problem?
what’s your problem, listen, bro; возможно в том, что Стайлз лезет в неприятности как осы на мед, и все липнут-липнут к друг другу в отличной взаимности. Вот с кем у Стайлза отчетливые и успешные отношения уже устоявшиеся и сложившиеся, а не с кронами деревьев.
— Дерек, _отдай мне_ мое_ плечо, — и да, он злится.
Не то, чтобы Дерек не видел его раздражение в чьей-то заднице, но эй, серьезно, отвали-те.
Стайлз почти вырывается, чисто из принципа и даже успешно. На такие обалдеть какие длинные . Возможно, потому, что Дерек все еще наивно считает, что если на Стилински нарычать, то он сделается пай мальчиком [наоборот это работает, в максимальной степени наоборот], и что у него хватит мозгов послушно развернуться, сказать «конечно-конечно, мамочка» и протопать вон из леса. Стайлз вообще не тянет на номинацию пай-мальчик года-месяца-или-хотя-бы-этого вечера. Возможно тянул бы в свои лет пять… хотя нет, really unlikely and fabulously. В свои пять лет Стайлз уже залипал на красивые истории и уже открывал в себе способности влипать в неприятности и интересные истории. субъективно интересные, да.
Стайлз там даже забирает свое плечо, оно ему дорого на память, но видимо он не единственный, кому оно симпатично, и Хейлу хватает пяти секунд, чтобы поймать его снова и сжать уже сильнее. Стилински шипит от боли и одаривает его очень выразительным взглядом — по его мимике можно судить не хуже, чем того же Дерека, а оборотни отлично видят в темноте.
— Некоторые школьники уже достаточно взрослые, чтобы принимать решение самостоятельно, —начинает Стилински громким шепотом, возмущенным громким шепотом, и сердцем-пульсом, что дергаются вверх. Oh, Derek cares so much about his opinion, it is just amazing!…
У Стайлза достаточно много вариантов чего сказать, но он коротко оборачивается потому что -интересно-же- и скатывает следующую фразу, с тихим oh прикусывая язык. Потому что за то время, что он обоснованно спорит и отстаивает свою точку зрения и планы на взрослую жизнь, фонари оказываются так значительно ближе.
— Дерек, твою мать, да что может случиться?
Наверняка, все, что можно уже давно случилось. Ну, то есть периодичность того «как часто» у них что-то случается — наводит на выразительные мысли и ассоциации, но, да, не так важно, и явно не та часть, когда стоит это озвучивать вслух в качестве аргументации. Не тогда, когда ты споришь со своим воспитателем на идею let’s stay and play a bit looonger!… Стайлз благодарен этому миру за то, что у него никогда не было такого воспитателя как Дерек, это бы нанесло невероятный ущерб его психике, серьезно.
— И мы можем не выходить к ним открыто, ну, — нет, разумеется они и не собирались в открытую, но мало ли, что там считает о происходящем Дерек, — Мы просто посмотрим.
У Стайлза всегда отлично получается занимать позицию «просто смотреть и не вляпываться в неприятности» [нет]. об этом вообще знают они оба, и каждый знает, что второй знает… но да, Стайлз вообще об этой своей способности каждый раз забывает и каждый раз считает, что о, это же уже случилось утром, это не случится снова!
— Ты можешь уйти, — было бы отлично, Стайлз не против, Стайлз помашет платочком или вот ленточкой, отличная желтая ленточка, и утрет слезы, Дерек, свали, пожалуйста, я шел влезать в неприятности сам, you can stand aside, thank u, — на тебя реагируют собаки, вот.
Как адекватная и разумная причина, почему на самом деле он не против, чтобы he leaves him alone. Ну и да, когда столько людей — лес перестает казаться мрачным и стремным. Вот Дерек — начинает, но почему Стайлз должен страдать из-за его социофобии. 
— Судя по всему это полиция, oh, common, Derek!
То есть да, Стилински понимает, что это достаточно разумное решение и все-е такое, но-о. ноооо. common, common, ah?
— I can’t find out what’s going on only tmr, really!
На языке крутится еще красивое и высокопарное «ты не посмеешь», но Стайлз достаточно умен, чтобы мысленно признать, что вот это «ты не посмеешь» и попытки взять на какой-то там шантаж-не шантаж
— Тебе же интересно узнать дойти до того места, где Питер с кем-то встречался!
…или шантаж — это тоже отвратительная идея, когда речь идет о Дереке? немного самоубийственная he can guess. Ну-у-у.

В этом мире ничто не вечно, все умирают, всё умирает – Диана осознала это ещё на Первой Мировой, когда покинула Темискиру, и обнаружила огромный мир, полный боли, страдания и войны, любви, танцев и благодарности. Вторая Мировая война была ещё одним подтверждением, что дело не в Аресе, не только в нём, потому что Стив был прав – каждый человек делает выбор, и выбор этот был, зачастую, паршивым. Вторая Мировая была ещё ужаснее Первой, хотя не прошло и четверти столетия между ними. Для Дианы было удивительно то, что вновь немцы становились агрессорами. У неё осталось предубеждение против этой нации, способной променять мирную жизнь на прагматичный поход за новыми землями и убийства, на удивительно рачительных фермеров, со всей душой занимающихся своим делом и удобряющим пеплом из крематориев землю, скармливающих человечину свиньям, делающим сумочки и перчатки из человеческой кожи. В голове не укладывалось, как такое возможно, но мир был таким.
Но бессмертными были произведения искусства, человеческие благодетели и недостатки – люди создавали концлагеря и атомные бомбы, они же умирали, защищая свои семьи и свою землю, рисовали потрясающие картины, создавали шедевры скульптуры, музыки, литературы. В людях была искра от Зевса, в этом не могло быть сомнения, но они были слишком смертными, возможно, чтобы воздержаться от сомнительных экспериментов и войн. Диана поклялась себе, что если будет зарождаться Третья Мировая, то она пожертвует своей жизнью, лишь бы она не началась.
Всегда были слабые люди, которые не могли сами себя защитить, были сильные, обижавшие слабых, как защищавшие их. Простой и понятный мир, где есть добро и справедливость, где амазонки должны были победить Ареса, чтобы навсегда избавить мир от зависти, ненависти и агрессии, остался на райском острове, сотворенным для воительниц Зевсом и спрятанном от остального мира. Эта оторванность от мира дорого им обошлась, а к тому моменту, вероятно, когда Арес бы добрался до Темискиры, защищать уже было бы некого. А ещё становилось понятным, что войну нельзя победить убийством. Война останется и просто примет новый вид – Арес научил её многому.
Поэтому она выбрала для себя музеи – искусство будило в людях самые лучшие их черты, выдергивало хотя бы ненадолго из общей рутины и мрачной озлобленности. Днем она берегла шедевры мирового искусства, а ночью… или даже не ночью, а тогда, когда требовалась помощь слабым, она приходила и помогала. Этому миру нужна была справедливость, а не возмездие или месть.
Время научило её, что необходимо сохранять инкогнито, а Диана Принс осталась в память о Стиве Треворе. Память… Память, как и культура, не передается по наследству, ею нужно наполнять человека, ведь никто не рождается плохим. Каждый ребёнок хороший, но что же с ними становится потом, откуда появляется злость, зависть, ненависть, желание причинить кому-то боль? Возможно, лучше было бы их-таки лепить из глины, а потом упрашивать Зевса вдохнуть и в них жизнь.
По искусству можно было проследить за тем, как менялись люди, как менялось их восприятие, как в них прорастало желание безумия и стремление выделиться не мастерством, а дикостью поведения, эпатажем. За каждой картиной стояла история и, иногда, кровавые подробности, мазки становились все более дерганные и нервные, скульптуры все меньше напоминали реальность, а не чью-то больную и изувеченную душу. Поэтому она любила чистое и ясное античное искусство, которое ей было ближе всего.
Диана всегда с большим интересом и участием присматривалась к работам молодых художников – у них бывали картины куда более искреннее и естественное, чем концептуальные работы знаменитостей. Всё больше молодых художников, обладавших великолепной техникой, занималось только копированием, потому что в душе в них ничего не горело, своего не было, было только ремесло.
Ремесло – не искусство.
Рисовать Ван Гога акварелью – это необычно. Учитывая палитру художника и его яростное безумие, которое он смог отразить в своих картинах, - очень необычно, потому что водная краска все смягчала и сглаживала, как будто бы не желала конфликта, хотя под ней всегда был жесткий и точный каркас карандашного рисунка. Винсенту бы больше подошла темпера, если на то пошло, хотя масло тут было незаменимо. Диана не первый раз видела этого молодого мужчину в музее, а сейчас, не замечая времени, он просидел от самого открытия и до без пяти минут закрытия. Смотритель начинала неодобрительно на него поглядывать и нервничать.
- Всё в порядке, я подойду к нему, - мисс Принс успела остановить женщину раньше, чем та успела вылить на голову художника поток негодования. Ей хотелось домой после рабочего дня, он её задерживал, но всё равно не повод грубить. – Добрый вечер. У вас интересный выбор материалов для такой работы. Мне жаль, что приходится вас прервать, но я долго не смогу сдерживать миссис Андерсон, которая негодует, что до закрытия пять минут, а вы не услышали её предыдущего предупреждения. Но за полчаса успеете закончить набросок? – она обернулась к смотрительнице и успокаивающе улыбнулась. - Не тревожьтесь, миссис Андерсон, под мою ответственность, идите домой, я закрою зал.
Миссис Андерсон была вне себя, но спорить с Дианой не решилась, к тому же, домой ей действительно хотелось.

Иногда — такое сравнительно редкое никогда, с Дереком можно разговаривать нормально. Стилински в этом уверен, но совершенно не может вспомнить ни одного примера, и от этого становится почти неловко. Еще, наверняка, такое -наверняка-наверняка- иногда, когда с ним разговариваешь, тебе не кажется, что тебя хотят прожечь взглядом или придушить на месте. В это даже можно верить, потому что такие вещи нередко можно игнорировать — в конце концов, у Дерека такой стиль общения с людьми, что поделать, проблемы с социализацией, трудности в общении и неумение сходиться в вежливом диалоге.
Стайлз бы ему искренне посочувствовал, если бы тот не заканчивал очередную фразой попыткой вышибить из него мозги — у него сложные отношения с подобными хобби, серьезно. То есть на второй раз — это даже почти мягко, Стилински есть с чем сравнивать, но это не меняет факта, что у Дерека охуеть как сложно с умением в нормальный разговор.
Разумеется, свою роль в происходящем в таком стиле диалоге Стайлз не засчитывает.
Стайлз почти порывается выдохнуть, что ну «какого черта, Стайлз», «что здесь ты здесь забыл, Стайлз», «заткнись сейчас же, Стилински» — это, ну, такой привычный и стандартный тип приветствия, что Дерек часто использует. Стайлз протестующе что-то бурчит себе под нос, давясь воздухом и возмущаясь-возмущаясь-возмущаясь.
Объективно, самое ужасное, что может случиться, его доведут до дома, закатят глаза и сделают втык в очередной раз — удивительно, но ущерб Стилински обычно не превышал больше, чем тройку синяков да уязвленного самолюбия. Если объективно со стороны третьего наблюдателя или вот например Дерека, который вряд ли это вообще засчитывает как что-то такое. такое-особенное.
Субъективно, порушенные планы и сбитые внутренние gps координаты, которые приходится настраивать еще раз от новой точки и потерянное время — это очень обидно. Потому что, порой, опоздать на две секунды — это уже конец-аншлаг-все уехали, в смысле, это отнюдь не весело.
И вот это вот «отведут домой» — сейчас - всегда очень неактуально и неправильно, обидно и ну, возвращаться, чтобы снова за ухо оттащили от входа в лес — это чертовски обидно. У него сейчас даже нет Скотта, впрочем, не то, чтобы он сильно спас ситуацию, Дерек — это Дерек и, ауч. В смысле, это должно было звучать, что разумеется, им со Скоттом никакой Дерек не указ, Стайлз немного путает порядок слов и используемые слова.
Субъективно, его не радуют даже эти пара-тройка синяков, его куда больше устраивает их количество остановившееся на цифре «zero». Но когда Дерек тратил время на вежливые вопросы и на то, чтобы поинтересоваться его мнением.
А, ну, да, например, сейчас.
Но это все с корыстными целями.
Закономерность и традиционность действий Дерека не мешает Стайлзу собираться возмущаться таким поведением — но не успевает, возмущенно давясь воздухом и сверкая глазами.
— Дерек? — переспрашивает ответно Стайлз, почти сразу, со всей гаммой эмоций, но получается… ну, как-то получается. Кажется даже не выглядит издевательски, у него вообще другая цель, которую он уже забыл, ну и да, это скорее машинально.  — Совесть, — чистосердечно делится Стилински, пытаясь вывести это на какую-то более приятную ноту и разбавить ситуацию приятной шуткой, Дерек не ведется, Стайлз держится и не добавляет слово «твою». Искренне собой гордится, но на этом поводы заканчиваются. Даже не пожалуешься и не обвинишь себя, что так легко попался в лесу — огромном лесу! — потому что чертовы оборотни с их слухом, а.
Зарывается пятерней в свои волосы и прикидывает варианты, нет, ну, то есть это такое особенно без вариантов.
— Я просто хотел кое-что уточнить, — это все еще чистосердечно, и самое чистосердечное сердечно, которое он готов предоставить Дереку, но да-да-да, он все помнит, как сильно Дерек любит полутона в ответ на прямо поставленный и трижды повторенный вопрос. Впрочем, по факту дважды, по факту, первый раз Стайлз был отвлечен тем, что собирал свое дыхание конструктором обратно в норму, когда его впечатали в дерево. Ему иногда кажется, что Дерек считает, что его спину с твердыми поверхностями связывают куда более теплые и серьезные отношения, чем на самом деле, чем готов признать Стайлз. А Дерек будто фея-крестная помогает Стилински наладить личную жизнь. Нет, спасибо, правда, не стоит, нет, да.
— Oh, ну, I’ve heard, they have heard, they have seen smb, two men were talking, new men, Pete hasn’t seen them here before and one of them looks really similar to Peter Hale! I haven’t said him about this of course and while they had their meeting somewhere in the forest…
Это почти без деталей, но то, как на него почти скидывают невидимое и чертовски тяжелое пианино в роли крышки гроба — Стайлз чувствует почти физически.
— Я хотел прогуляться на место их встречи, — скороговоркой договаривает, зажмурившись и потом осторожно приоткрывая один глаз, а за ним и второй. Нет, ну, тег «меня еще не убивают», и не прижимают к дереву — вполне отличный для начала.
— do you wanna go together?
Это такое «нет, ну, раз уж я туда иду, ты, конечно, можешь составить мне компанию». А не «я знаю, что ты сейчас за уши оттащишь меня домой». Дерек так и не озвучил вслух то, как сильно он мечтает видеть Стайлза в могиле в кровати. … . . . в смысле, его кровати дома, а то это звучит не так. … собственной кровати, собственном доме, подальше от Дерека, так будет точнее, yup. anyway, he didn’t say aloud and Stiles had a really bad memory and he is keeping forgetting what exactly does Derek prefer about him, really.
— oh you can just let me go.
В конце концов, до полнолуния еще есть время, и мало ли что за люди, почти наверняка ничего стоящего внимания, серьезно. Просто ну, стоит проверить.
— I ll go home soon after I have a look. really, — Стайлз почти уверен, что да. Коротко посмотреть-рассмотреть-уйти обратно-отличный план. И это «почти» — мало ли что еще случится во время — даже не мешает ему добавить really сразу же после.

[March 28, 1989] somewhere in Palisades Park, Spokane, WA
Звонок поступает в 3:37. Найти Альберта Розенфилда в этот раз оказывается ой, как непросто - приходится для начала проломить своим упрямством несколько часовых поясов, чтобы дозвониться хоть до кого-то в Филадельфийском офисе, а потом и заставить этого человека выдать ему местонахождение Розенфилда в настоящий момент. Хотя бы примерное.

Спокан странное место. Родина Сэма Стенли, которую он покинул с год назад ради того, чтобы на свою беду попасть в сети Гордона Коула. Временное сотрудничество, на самом деле бывшее испытанием, как и все дела Голубой розы, моментально сломало молодому человеку жизнь. И вот Стенли снова здесь. В Спокане. Почти-дома. И не один.

На то, чтобы перенаправить звонок даже у местных, с которыми ФБР в лице специального агента Альберта Розенфилда, было, вроде как, официальное сотрудничество, уходит ещё минут 10. В итоге получает он его только в 3:55.

- Розенфилд, - коротко и устало бросает он в трубку, потому что на приветствия любого толка и стиля у него попросту нет ни времени, ни сил.

- Альберт, это Гарри, - слышит он взволнованный и явно куда-то торопящийся голос шерифа на том конце и закрывает глаза, прикрывая их потом ещё и рукой. - Альберт, что-то не так...

- В чём дело? - резко прерывает его судмедэксперт, опасаясь, что впечатлительный и эмоциональный Труман скатится в несущественное бормотание, сомнения и чёрт знает, что там может быть ещё.

Чуть позади него со шприцом на изготовку стоит перепуганный и всклокоченный Сэм. Через стол и немного поодаль на стуле в смирительной рубашке и нескольких оборотах цепей, опустив голову на грудь сидит он. Или оно? Альберт ещё не решил, хоть уже и сомневается. Всё, что он знает - и то относительно - это как обездвижить и в определённой степени обезвредить эту тварь. Что она такое и как же вытащить её из Джеффриса ему не ведомо.

- Купер, - тем временем доносится из трубки, и у Розенфилда кровь стынет в жилах. А усыплённый до того слоновьей дозой особым методом смешанных транквилизаторов "Джеффрис" приподнимает голову и смотрит прямо на него. Сквозь него.

- Что Купер? - лишь на мгновение запнувшись, всё же выговаривает патанатом, из чистого упрямства кое-как, но  выдерживая этот нечеловеческий взгляд и сгребая в метафорический кулак собственную панику.

- Уиндом похитил Энни Блэкбёрн и утащил в Вигвам, - выпаливает Гарри таким тоном, будто всё ещё не может определиться, хочет он это говорить или нет, верит он в собственные слова или попросту поддаётся истерии. Альберту знакомо это ощущение по его прошлому, и сейчас.. здесь, сидя напротив бешено таращащегося на него чёрными провалами вместо глаз "Фила", он понимает, что отдал бы всё за то, чтобы чёртов Вигвам со всеми его выходками оказался лишь всеобщим помешательством. - Купер пошёл за ними. Мы ждали в лесу всю ночь, а потом он вернулся и вытащил девушку. Всё было нормально, но.. Теперь что-то не так.

"Теперь?", хочет переспросить Альберт, прежде чем обрушиться на Трумана с тирадой о выходящих далеко за грани разумного масштабах его идиотизма, но успевает только приоткрыть рот, потому что "Джеффрис", так отвратительно явно отреагировавший до того на имя Дейла, улыбается. Плотоядно, победно, но всё равно холодно, нездешне. Розенфилд чувствует движение Сэма за своей спиной, но препарат в его шприце им уже вряд ли поможет, поэтому он поднимается со стула и останавливает коллегу движением руки.

Бросать Сэма наедине с этим дерьмом не просто не хочется - это почти преступление. Но и оставлять сообщение Трумана без внимания тоже нельзя. Сейчас, как никогда, становится очевидно, насколько им не хватает рук, на сколько не хватает Дезмонда. Но делать нечего, и каждый из них, вступая в Голубую розу и оставаясь в ней, в каком-то смысле негласно подписывался на подобное. На то, что в их жизни больше никогда и ничего не будет легко. У Сэма был тяжёлый год, полный потрясений, но Альберт в то же самое время постарался дать ему по максимуму всего. Он теперь верит и в Стенли. Стенли справится. У него нет других вариантов.

- Буду к утру, - медленно-медленно, чётко выговаривая каждое слово, произносит судмедэксперт в телефон, неотрывно глядя на существо в теле Джеффриса перед ними. Он пытается уловить какие-то реакции, чтобы смоделировать хоть какую-то линию поведения, но стоит ему только закончить фразу и собраться положить телефонную трубку обратно на рычаг, как "Фил" снова оживает. Он дёргается и срывается со стула, заставляя обоих агентов вздрогнуть и рефлекторно отшатнуться. К счастью, цепи удерживают это, а потому оно просто топчется на месте, скаля зубы и пуча на них свои чернильно чёрные глаза.

▹ мы примем любые ответвления личности Трумана (gay?), кроме уж совсем адских отклонений ▹ мы легко адаптируем под ваши желания те наигранные им как НПЦ (или сформированные хедканонами) моменты, которые будут идти в разрез с вашими представлениями ▹ поможем адаптироваться в слегка изменённом каноне и привнести что-то своё ▹ знайте, умейте, любите ▹ по количеству символов претензий нет. лицо, на наш взгляд, у Гарри проканает любое. но при первом не забывайте про его слегка деревенский, простоватый, нагловатый, грубый и так далее стиль. he's a chowder-head yokel after all <3 ▹ грамотность и желание творить