ТОРФИНН РОУЛИ ИЩЕТ СТАРШЕГО БРАТА!
VAL'TER DAMOKL ROWLE. || ВАЛЬТЕР ДАМОКЛ РОУЛИ.

Michael Fassbender

Возраст	Чистота крови	Лояльность	Деятельность
25-30 (с возрастом можно договориться)	Чистокровный маг из древнего рода, чья фамилия входит в список 28-ми семей. И ты горд этим.	Ты можешь продолжать играть роль истинного наследника чистокровной семьи, которая ревностно отстаивает философию чистой крови и стать на сторону Лорда, но не в твоем стиле подвергать себя опрометчивой опасности, которую несет метка. Или можешь быть на стороне Министерства. Ты серый кардинал. Поэтому предпочтешь действовать из тени. Для всех.	Ты предпочитаешь не марать руки, а потому вижу тебя в Визенгамоте.

ИСТОРИЯ

Ты - наследник. И в нашей семье это приговор. Родиться первым - твои дар и проклятье: теперь от тебя ожидают грандиозных - и не очень - побед. Им мало того, что ты сумел выбраться из Ее чрева, стремясь поскорее занять свое место под этим безразличным солнцем, ведь наследник обречен нести в семью почет и прославлять фамилию в веках.
До того, как ты поступил на слизерин - как и ожидалось - ты рос, окруженный строгой заботой родителей. Ты был - и есть - их гордостью, ведь одного взгляда на тебя хватало, чтобы влюбиться. Ты был очаровательным ребенком, в котором удивительно гармонично сочетались детская наивность, чувство долга и осознание собственной значимости. А еще ты был крайне сдержан. Никогда не жаловался. Мне всегда приводили тебя в пример, когда я возвращался весь в ссадинах после прогулки. Бабушка говорила, что ты - в моем возрасте - как-то раз неудачно спрыгнул с дерева, вывихнув ногу; не жаловался на боль и ничего не сказал родителям, бабушка лишь чудом заметила твою распухшую лодыжку: она пришла проведать тебя перед сном, а ты высунул ногу из-под одеяла из-за июльской жары.
И знаешь, мне много раз приводили тебя в пример. Говорили, что ты сдержанный. Мать рассказывала, как однажды, в Косом Переулке на тебя накинулись торговцы, предлагая всевозможные зачарованные безделушки и сладости, но ты равнодушно ответил: "мне ничего не нужно". А самое главное, что мать знала твой ответ, а потому с удовольствием наблюдала, как чужие лица искажаются в изумлении. К тому же ты очень горд и порой это невыносимее всего. Однажды тебя наказали из-за того, что в начале ты попросил метлу (ты был еще совсем ребенком и тебе купили игрушечную, которая отрывалась от земли не больше, чем на метр), а после отказался, разочаровавшись. Родители не привыкли к капризам и явно не ожидали от тебя такого. Тебя наказали, требовали, чтобы ты извинился. Мать объясняла, что ты поступил не хорошо, отказываясь от подарка и тем самым обижая их, а ты отвечал, что все понимаешь, но при этом так и не извинился. А все потому, что считал: виноваты обе стороны.
Поступив в школу чародейства и волшебства Хогвартс, ты сразу завоевал внимание и симпатию профессоров. Ты был трудолюбивым и неуклончивым от обязанностей учеником. Тебе нравилось, когда работа полностью поглощает все твое свободное время, а потому был страшным активистом: играл в команде слизерина в квиддич, состоял в дуэльном клубе и играл в шахматы. Все были в восторге от твоего пытливого, гибкого ума. И лишь ты знал, что скрывается за этим страстным усердием. Ты просто боялся облажаться. Да-да, ты, несравненный, Вальтер Дамокл Роули так высоко взлетел, что буквально предчувствовал свое неминуемое падение, как зверь ощущает близкую смерть. Ты взгромоздил на свои плечи непосильную ношу, не позволяя шагнуть в сторону. Очень умно, вот только возмездие справедливости все равно настигло тебя. За безупречность придется платить. И ты заплатил.
На пятом курсе ты с друзьями отправился в запретный лес. Вообще-то такая жалкая опрометчивость не в твоем стиле, но даже тебе хотелось хотя бы изредка казаться своим и не быть паинькой. Та ночь повернула реку твоей жизни в иное русло.
Вам не повезло попасть в запретный лес в полнолуние. На вас напал оборотень; он убил студента, а тебе на память оставил красноречивый шрам на спине и сотрясение мозга. Но эти травмы стали лишь вершиной айсберга: ты до сих пор не спишь в полнолуние; ненавидишь собак,; слышишь стон собственной рвущейся плоти, если останешься один на один с тишиной; а самое главное - по ночам тебя одолевают жуткие судороги, выворачивающие все тело наизнанку, и весь этот ужас имеет своё имя: парциальная эпилепсия.
После этого инцидента в тебе что-то сломалось. Ты стал безжалостным к себе: запретил опрометчивые поступки и слабость, забыл про личные интересы, полностью обратившись в учебу; и чем тяжелее тебе было, тем легче становилось.
И вот твоя жизнь начала сменяться чередой однотипных суток: днем ты усердно учишься, а ночью, если повезет, мучаешься кошмарами, а если нет - страдаешь от агонии судорог.
К тому времени, как ты с отличием заканчиваешь Хогвартс (и идешь на стажировку в Министерство Магии), находишь в себе силы совладать со страхом и становишься выше своих демонов. А потому и приступы случаются реже, но только пока ты снова не испытываешь стресс.
Сейчас ты прослыл страшным трудоголиком, не терпящим неэффективности от коллег. Ты требователен не только к себе, но и к людям, которые работаю с тобой. И тебя не волнует, что ты бесчувственная сволочь, ведь ты эффективная бесчувственная сволочь.
Дополнительно:
♦ Твое второе имя - имя нашего пра-пра-бла-бла-дедуши, который был вторым министром магии в Великобритании и, который принял решение ссылать всех заключенных в уединенную крепость на острове в Северном море - в Азкабан. Тебе бы хотелось затмить его имя.
♦ Твой боггарт: нечто псовое, которое разрывает тебя, пока твое тело сковывают судороги.
♦ Однажды ты был одержим идеей стать анимагом, но еще в школьные годы обучился сложному заклинанию, вызова телесного патронуса, который оказался удильщиком. И этот факт быстро избавил тебя от навязчивой идеи.
♦ Ты часто выпиваешь, из-за чего кажешься несколько старше своего биологического возраста. Об этом, правда, никто не догадывается. Да твои друзья и коллеги не смогли бы связать твой строгий образ с ночным дуэтом одинокого тебя и бутылки виски.
♦ Также ты получил медаль «За заслуги перед школой». Награда за то, что в ту роковую ночь ты спас друзей, дав достойный отпор оборотню.
♦ На шестом курсе ты участвовал в программе обмена со Школой Чародейства и Волшебства Ильверморни.
♦ В одежде предпочитаешь строгий стиль и темные цвета.
♦ У тебя есть артефакт-ключ, с помощью которого, ты можешь через любую дверь попасть домой.

ОТНОШЕНИЯ
В детстве - до школы - я обожал тебя и ревновал ко всему, что способно мыслить. Я, как самый настоящий эгоист и собственник, считал тебя только своим. Да и вообще ты во многом заменил мне родителей, которые вечно заняты работой. И пусть я потрепал тебе нервы своими капризами, зато ты быстро стал взрослым, ведь такая ответственность, как я, закаляет дух. И только попав в школу, я понял насколько пропасть между нами велика. Как может избалованный ребенок быть таким же прилежным, как ты?
Я бы может и восхищался, и гордился тем, что у меня такой старший брат, но зависть и детская обида всегда стоят на первом месте. Тот факт, что во мне хотели воспитать второго тебя - хуже зубной боли. Вечные сравнения, укоризненные взгляды. Я терпеть тебя не могу, не потому, что ты - это ты, а потому что мне вечно напоминают, что я слишком далек от тебя.
А ты ведь выше этих обид, взрослее. Тебя тревожит мое будущее. Но самое отвратительное, что ты знаешь: мое вызывающее поведение - всего лишь крик души и желание обратить на себя внимание. Тебе кажется это смешным и недостойным семьи. Для тебя вообще любые эмоции - нонсенс. Ты привык руководствоваться лишь своим безжалостным, расчетливым разумом, забыв, что сердце - не пустой звук. Нас сталкивает лоб в лоб непонимание. Ты требуешь, чтобы я взял себя в руки и перестал позорить свое имя и семью, а я - на зло - продолжаю игнорировать глас рассудка.
Иногда мне так хочется сдаться и снова восхищаться тобой и полагаться на тебя. Но я слишком горд. Хоть в чем-то мы похожи.

ПРОЧЕЕ

Внешность, как и имя, можно изменить (кроме фамилии, конечно). Да и в остальном можно договориться. Так... что касается игрока, то хотелось бы красивой игры и самостоятельности (я пока студент, это у тебя насыщенная взрослая жизнь). И да, просто приходи, пока я совсем не сорвался с цепи.

Она мне не сестра, она мне не сестра, она мне не сестра… Она мне не сестра!
Поверить, необходимо поверить в это, раз и навсегда. Захлопнуть дверь, не дать боли заполонить все тело, сознание, душу – липкой вязью захлебнуться в болоте собственных переживаний.
Нет, у нее нет права демонстрировать слабину. Сестра… нет, просто она сделала собственный выбор, навязала его всем остальным, предавая всех остальных, погребая не только себя – но и окружающих, беззаветно любящих ее близких, саму Беллатрикс. Как можно было!.. Как можно…

— Неужели твои родители думают, что смогут восполнить столь явственную прореху в репутации рода каким-то светским раутом? – Рабастан подходит к Беллатрикс, прикуривая трубку с табаком. Они вдвоем ожидают Родольфуса в северной гостиной – именно в ней расположен официальный камин Лестрейндж-Хауса. Беллатрикс стоит у окна, разглядывая хлопья снега, что неспешно кружатся по ветру. На самом деле в ней нет абсолютно никакого желания сталкиваться взглядом с Рабастаном. Нет, со всеми Лестрейнджами – даже самой собой. По-хорошему, Беллатрикс сейчас бы заперлась в дуэльном зале, до полного изнеможения отрабатывая недавно изученные боевые связки, загоняя себя до предела. А не собиралась бы на светское мероприятие, где столько сил уйдет лишь на одно только сдерживание бури, что терзала ее, подтачивала изнутри. – Это ведь надо же, твоя шлюшка сестра… — мужчина не успел договорить, как в мгновение ока превратившийся из простого веера кинжал упирается ему в горло. Рабастан вопросительно вскидывает брови, Беллатрикс прожигает деверя взглядом. Оба молчат.
– Будешь так реагировать, и тебе придется перерезать глотки большей половины нашего великосветского общества, — раздается мужской голос у самых дверей, в котором девушка без труда различает своего мужа. Беллатрикс скашивает глаза в бок и обнаруживает Родольфуса, привалившегося плечом к дверному проему. – Спрячь кинжал, Беллатрикс. — Девушка скидывает бровь – теперь зрительный контакт связывает ее с супругом. Рабастан, было шевельнувшийся в сторону от лезвия, вновь ощущает острие в опасной близости от своего горла. – Пожалуйста, — добавляет Родольфус.
Повернув лицо к деверю, Беллатрикс выжидающе на него смотрит. Рабастан тяжело вздыхает.
— Я перешел черту, сознаюсь. Прости, твоя сестра… — искренне, уже не наигранно, начинает мужчина, однако он практически сразу оказывается перебит.
— Она не сестра мне больше, — Беллатрикс поправляет Рабастана и, отняв от его кожи острое лезвие, отступает на пару шагов назад.
Слова мужчины, свои собственные – все это кажется ей неправильным. Вся ситуация кажется неправильной. Не должно все быть так. Не с родом Блэк. Не с ней самой.

Вскоре, все трое Лестрейнджей оказались в нюдовой гостиной Блэк-Хауса: как ближайшие родственники, им было позволено добираться до поместья через каминную сеть, а не экипажем, как всем остальным гостям.
Сухо кивнув родителям, Беллатрикс встречается глазами с Нарциссой. Обе девушки подходят друг к другу, и Беллатрикс крепко сжимает в ладонях руки теперь уже своей единственной сестры.
— Белла, ты пришла… — шепчет облегченно Цисси, обнимая старшую. – Как я рада тебя видеть…
Беллатрикс в покровительственном жесте отвечает на объятье, пытаясь свыкнуться с мыслью, что теперь не будет их сестринских шутливых «тройных» объятий, не будет этого магического единения трех ведьм – с момента… предательства отныне их будет только двое.
Ах, Меда, Меда… Прежде светлые, наполняющие душу легкостью, воспоминания наяву превращаются в ржавые цепи, сковывающие все нутро. Средняя сестра…
Нет, она не сестра ей больше. Не сестра ей больше. Не сестра!..

Прием, абсолютно фальшивый, с лицемерными гостями, лицемерными хозяевами праздника — вокруг одно сплошное двуличие… Гостевые залы Блэк-Хауса наполняются людьми, гостями. Звон бокалов, шум светских сплетен и перекаты сдержанных смешков – Беллатрикс ощущает, как окружающие люди поедают жаждущими подробностями взглядами, как облипают ее, Нарциссу, родителей. Беллатрикс противно, с каждой новой минутой раздражение все больше накатывает на нее, все больше бьет сознание… Но права расслабляться нет, и девушка, не задерживаясь ни с каким собеседником на долгое время, пытается хоть как-то нивелировать последствия скандала своим именем, брошенными то там, то здесь цепкими фразами.
— Давно в нашем свете не было курьезных скандалов, не правда ли, миссис Яксли?..
— Ну что Вы, лорд Ховард, Вы можете быть спокойны…
— Давно у рода Блэк не было белых ворон в семье. Миссис Патил, не думаете ли Вы…
— Какой же это удар для всей Магической Британии – невеста рода Блэк никому не досталась. Что думаете, мистер Селвин…

Уже спустя час Беллатрикс ощущает себя на грани – светские беседы никогда не были ее досугом, а то же действие, но в столь болезненных обстоятельствах… это становится все более и более невыносимым. Каждая новая беседа неизбежно сводилась к побегу Андромеды: казалось, каждый из гостей считал своим долгом задать колкий вопрос, поддеть, поглумиться.
— Должно быть, это такой был для Вас удар, леди Лестрейндж…
— Какой позор… Боюсь, Ваша сестра…
— Я читала, что магглы практикуют очень… развязанные отношения…
Конечно, все они были британцами – никто ничего прямо не говорил, но от этого Беллатрикс не становилось лучше. Все эти полунамеки, взгляды в ее сторону, жесты и характерная мимика...
В какой-то момент сознание переполнилось терпением: какой-то очередной собеседник, совершенно точно не обладатель звания "господина тактичности", брезгливо обронил:
— Я бы не стерпел подобного оскорбления от кого бы то ни было. Даже от собственной дочери – лично лишил бы мерзавку жизни.
— Действительно, — холодным тягучим голосом отвечает Беллатрикс. Она пожирает мужчину взглядом, веер в руках ее колет – так и просится, так и неймется применить его в эту же секунду – резким отточенным движением полоснуть по горлу нарвавшемуся, возомнившему себе не весь чего, мужчине. Но нельзя… Она в доме родителей… Да и неизбежно последует скандал, сплетни да слухи – и Нарцисса теперь уже точно не найдет себе достойного супруга.
Ничего не видя перед собой, Беллатрикс, похолодевшая, практически спотыкающаяся на месте, покидает отведенные для светских вечеров залы и оказывается в уже в закрытых от гостей помещениях. Ей нужен перерыв — остыть, дать себе время успокоиться.

— Он прав, — раздается мужской голос сбоку, и Беллатрикс вскидывает голову вверх, поворачивается в сторону говорящего – впивается взглядом в портрет почтенного Регулуса Первого – фактически воспитавшего ее родственника. — И ты сама должна иметь силу подступить так же с предательницей семьи. – Его голос тверд и черств, его глаза злы и прищурены – сам он смотрит на внучку свысока.
— О чем Вы говорите, дедушка, — срывающимся голосом Беллатрикс спрашивает магический портрет. Картины вокруг наполняются остальными предками – как на подбор великими представителями рода.
— Я говорю о каре — умерщвлении бастарда нашего рода.
— Дедушка... — хрипло сипит девушка, руки ее судорожно сжаты. — Но это же Меда... Моя сестренка, моя родная кровь...
— Тем более ты должна убить ее! – перебивает Беллатрикс мужчина, от чего та вздрагивает. Регулус нависает над ней всем величием своего прошлого, всем своим авторитетом, своим безграничным на нее влиянием. – Именно по этой причине ты должна ее убить! И собственной рукой, Беллатрикс, что очень важно! "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку", я всегда повторял тебе. А что еще я говорил тебе? А? Отвечай!
— Но все имеет свою цену...
— И предательство тоже! – отрезает мужчина. —  Избавься от привязанности к этой суке, вырви паршивую овцу из своего сердца, Белла! Если надо, то с кровью!.. Это твоя прямая обязанность — убить ее, убить собственноручно!..
От произнесенных слов Регулуса что-то внутри обрывается, ломается, разбивается на сотни осколков. Беллатрикс, не слыша крики позади себя, резким движением, подхватив подол платья, срывается с места, не глядя. Она куда-то бежит, гомон голосов с магических портретов поместья будто бы все нарастает и нарастает, все прибавляет и прибавляет в силе – бьет в виски набатом. Слезы уже застилают глаза, и она не видит дороги. Оступается, ломает каблук – падает, чтобы тот час же вскочив с места, бежать дальше.
В какой-то момент Беллатрикс обнаруживает себя в подземельях. И вот тут то – отдается чувствам. Абсолютно. Без остатка. Плачет навзрыд, падает на холодный пол, хватается за волосы. Все с надрывом, с болью, отчаяньем.
Убить сестру… Убить сестру за предательство… Это ее долг, долг как настоящей Блэк – все остальные представители семьи слишком слабы для того…
Нет, невозможно – как можно… Как можно, милую Меду…
Меду, по вине которой все это и происходит! По прихоти, любовной блажи которой, вся семья вынуждена нести этот крест... А сама Беллатркис…
— Ненавижу! – кричит девушка во всю силу своего голоса. Она до синяков на теле обхватывает себя руками, впивается ногтями в нежную кожу предплечий.
Почему она так поступила с ней?.. Как могла предпочесть всю семью, ее, какому-то мужчине! Как могла так просто отказаться от всего, что связывало их!
— За что, сестра! — воет Беллатрикс, содрогаясь всем телом. В глазах темные всполохи — ничего не видно. — За что!..
Беллатрикс сильнее сжимается, горбится – хочет исчезнуть. Лишь бы не испытывать ту боль, что накрыла ее с головой, удушает, терзает, сводит с ума.

Когда накал истерики спадает, Беллатрикс перебирается на ступени лестницы – садится. Дрожит всем телом, прячет лицо в коленях.
Сколько прошло времени, она не знает. Быть может часы, а может — мгновения.
Девушка настолько в бессилии, настолько опустошена, что пропускает появление неизвестного. Только было проносится мысль, что вот-вот ее увидят... вот такой вот, слабой и... жалкой, что хочется в тот же мгновение проклясть случайного свидетеля. Но затем раздается голос, и Беллатрикс узнает в неизвестном никого иного как наследника Малфоев. От чего-то в него не хочется тот час же запустить обливиэйтом...
Он укрывает ее камзолом, и девушка дерганым движением плотнее натягивает его на себя в бессознательном желании закрыться от всего окружающего мира. Люциус вообще кажется странным — прикасается, как никогда прежде, нарушает личные границы. В любой другой ситуации Беллатрикс непременно бы вскинулась, пресекла подобное поведение. Но сейчас... сейчас она молча склонила голову, положив ее на его плечо. Беллатрикс не стремится встречаться взглядами — лицо направлено вниз, а растрепанные волосы блестящей темной волной прикрывают ее, ограждают.
— ...где вы его только достали? — слова, еле уловимые, словно проносятся сквозь толщу воды. Беллатрикс усмехается, но ничего не отвечает в ответ. Подземелья наполняет тишина — лишь где-то в глубине скребутся мыши.

Шея затекает, наливается тяжестью, и Беллатрикс отстраняется от Люциуса, только сейчас замечая его необычную стрижку.
— Это каким таким модным тенденциям ты решил последовать? А, Люциус? — спрашивает девушка, усмехаясь. Легким быстрым движением она проводит по коротким платиновым волосам, еле сдерживая себя от того, чтобы дать рядом сидящему парню подзатыльник. Снова усмехается.

Беллатрикс глядела на Сириуса и размышляла. Он родился гнилым или же все таки что-то упустила Вальбурга в его воспитании, предприняв неверные шаги? Действуй тетушка иначе, привлекай к процессу формирования личности мальчика, дедов и и других родственников, выросло бы из него что-то иное? Быть может, все дело было в том, что Орион Блэк был недостаточным для Сириуса авторитетом? А мальчикам он необходим, и непременно в мужском лице...
Беллатрикс вглядывалась в Сириуса, и пыталась понять. Это был бунт? Или же его природа диктовала кузену топтать собственные корни, с безразличием отмахиваться от собственного прошлого, от сути, которой он был, что текла в его венах? Беллатрикс смотрела на Сириуса, и все что ей хотелось, это... В такие мгновения девушка отчетливо осознавала, что в случае, если ее собственный сын, вырастит подобием вот этого вот...

Сириус играется с ней, дерзит, хамит демонстративно. Вся его фигура источает неповиновение, шаловливость... Как поступил бы Регулус, увидев подобного своего потомка?.. На лице Беллатрикс расцветает злая улыбка - она знает. Она ощущает запах крови, что непременно сочилась бы из ран на спине мальчика. Ран, нанесенной родственной рукой. Ран от боевого бича, цель которой приручить к дисциплине. Вот оно что... Дисциплина. Осознание и понимание разливается в Беллатрикс холодным довольством. Девушка глядит на кузена своего сверху вниз как на малое дите, что в глупости своей слепо и глухо.
Мало кто знает, но и она сама подвергалась серьезным дисциплинарным мерам. Частенько Беллатрикс неделями жила в поместье в Италии, выбранное Регулусом своей личной резиденцией. Мужчина вел оледененный образ жизни, что было весьма логично для его основного вида деятельности... И там, воспитываясь тяжелым на расправу, гневливым, обладающим дурным характером, дедом Регулусом, Беллатрикс на собственной шкуре осознала как почтителен должен быть ребенок перед взрослым. С ней не обращались грубо - справедливо. И самое главное - Беллатрикс осознавала за что подвергалась наказаниям. Она знала рамки. Она их физически чувствовала - Регулусу было плевать, что девочек воспитывают иначе. Ибо Регулус видел в ней потенциал боевого мага. Боевого мага из рода Блэк. И это меняло кардинально все.

Вальбурга воспитывала своих сыновей иначе. Беллатрикс  не принималась судить дорогую сердцу тетушку, но эта мысль - что будь живы прадеды, и все было бы иначе - эта мысль звенела в женском сознании. Эта мысль тяготила разум, била набатом, и Беллатрикс сжимала зубы в раздражении. Слова повторяемые дедом Арктурусом, что гнилыми рождаются, и, значит, Сириус мог вполне быть ясным примером подобного явления... От этого Беллатрикс хотелось крушить. Только не кузен. Только не Вальбурги первенец. Только не будущее дома, в котором она родилась.
Назовите ее наивной дурой, а надежда - тонкая, истончающаяся с каждым годом - все еще теплилась в душе Беллатрикс.

Сириус смеется ей в лицо. И говорит слова, от которых в сердце Беллатрикс все обливается кровью, покрывается язвами. Она бы сводила с ума ублюдка до абсолютной потери осмысленного человеческого выражения во взгляде. Она бы собственноручно дробила каждую кость в его теле, методично и концентрированно пытая его долгими часами, сутками. Она бы сделала это. Не будь он ее братом. Беллатрикс прикрывает глаза и тяжело втягивает воздух. Кончики пальцев девушки чуть подрагивают.
С полуприкрытыми глазами она молча подходит к кузену. Вытягивает руку в перед - и он уже стоит перед ней, совсем близко. Беллатрикс делает еще шаг вперед. Ладонями обхватывает голову подростка, поднимает ее так, чтобы смотреть в бесстыжие глаза абсолютного идиота, которым он был.
- Грязь, Сириус? - мягким певучим тоном спрашивает Беллатрикс подростка, вглядываясь в его глаза. Хватка рук, их давление, становится все сильнее. Беллатрикс приближает лицо кузена еще ближе и целует его в лоб, жмурясь. Он не может вырваться - магией практически пригвожден на месте.
Оторвавшись от подростка, Беллатрикс отходит на несколько шагов от него. Достает палочку. Ухмыляется. Несомненно, думает себе невесть что. А затем трансфигурирует из воздуха полную версию родового дерева Блэка. По сравнению с ним творение Вальбурги кажется ветвью на фоне массивного дуба.
- Грязь, Сириус? - Беллатрикс повторяет свой вопрос, глядя на кузена. Из всех произнесенных мальчишкой слов именно это задело ее более всех. - Многочисленные кавалеры орденов, британских и международных. Великие боевые маги, драконоборцы, ритуалисты, зельевары, артефактологи... Все они... все мы... ты, Сириус, - девушка подчеркивает имя кузена, обращение к нему, - грязь?