Мне кажется, что ничего хуже со мной никогда не случалось. Во рту едкий привкус рвоты, а ощущение такое, будто меня долго и целенаправленно избивали. Пару ударов по легкому, затем еще несколько ударов по другому, спуститься чуть ниже, там, где желудок, выбить дух, заменить привкус рвоты во рту на кровь и продолжить удары по почкам, по печени, остановиться на каждом органе, благо их очень много. И, конечно же, голова. Голове досталось больше всего.
   Дождь. Моросит. Холодные брызги на лице заставляют меня поморщиться, затем застонать и натянуть пиджак на голову. Ах да... На мне же нет пиджака. Его сняли пару минут назад какие-то более трезвые бродяги. Честно слово, я не сопротивлялся. Я даже заметил с трудом, потому что примерно в тот момент меня в очередной раз выворачивало наизнанку. Кто-то мог бы сказать, что пить нужно меньше. Этот кто-то незамедлительно был бы послан мною нахуй. Никого не было. Если бы я был в состоянии соображать, я бы рассказал, что мой телефон выключен уже ровно сутки и одиннадцать часов. Если бы я был в состоянии говорить, я бы рассказал, что меня не было дома где-то двое суток и пятнадцать часов, плюс-минус один час. Я бы мог сказать, что уже почти двое суток, как в желудке не было ничего, кроме водки, мою жизнь перевернули с ног на голову, встряхнули меня, разорвали всё, что мне было дорого, всё, во что я верил. Я - развалина, жалкие ошметки человека, который трое суток назад был счастливым, ел, пил, перебирал ногами и собирался жениться.

   Кажется, будто всё это случилось не со мной. Двое суток заменили мне всю мою жизнь. Им не было конца и не было края, кругом, куда не ступи, лишь боль и разочарование, разбитые мечты и надежды. Не просто пережить расставание и гибель еще неродившегося ребенка, а пережить или до сих пор переживать смерть человека, который стал всем в этой жизни. Мне кажется, я не переживу. Во всяком случае, мне этого не хочется. Вообще-то, совсем ничего не хочется. Не хочется жить, не хочется дышать. Мир сузился до узкой подворотни, в которой я валяюсь, как какой-нибудь бомж, рядом с помойкой, и лужей, в которой вода успела перемешаться с алкоголем, который я вливал в себя последние несколько часов. На мне грязная рубашка, которая когда-то была белой, строгие черные брюки, лаковые ботинки, которые даже не блестят. Забавно, но я валюсь тут, на земле, в одежде, в которой еще совсем недавно стоял у алтаря. Одно только упоминание этого слово заставляет меня скрючиться, виски обжигает болью, и меня в очередной раз выворачивает наизнанку... пустотой. Всё, что можно было из меня выжать, было уже выжато. Меня рвет уже не потому, что я пил, а потому, что всё моё существо - сосредоточие боли.
Ему хотелось кричать. Кричать, выть, плакать и скулить, как раненый зверь. Хотелось разбивать кулаки в кровь о стены, о мусорный бак, о чужие лица.
Полчаса назад его за драку выкинули из клуба, за шкирку, побитого, с кровью на лице, бросили прямо на землю, потому что он был не в состоянии стоять. Как оказалось позже, он был так же не в состоянии подняться. И шевелиться. И жить. И дышать. Всё тело горит, кажется, у него температура. Тайлеру кажется, что Софи сделала из него хорошего человека. Прекраснейшее, влюбленное создание, а затем разбила вдребезги. А потом разбилась вдребезги сама.
   Даже находясь вусмерть пьяным, он думал о ней каждый семь-восемь минут, ничего не мог с собой поделать. Где-то в груди невыносимо больно. Не холодно, не одиноко, но больно так, словно его кто-то снова и снова бьет ножом в грудь, вот уже несколько дней. Он был хотел расцарапать себе грудь и вынуть этот болезненный орган, выкинуть куда-нибудь в помойку и на этом закончить. В то же время, он упивался этой болью. Так ему и надо. Он это заслужил. Не нужно было врать. Не нужно было строить воздушные замки, не нужно было приводить её к себе. Не нужно было быть таким счастливым. Не нужно было говорить, что она - худшее, что с ним случалось. Конечно, это была не правда. Ему было больно, он хотел сделать больно ей в ответ. Только она уже никогда не узнает, что это была неправда.

Музыка к посту

Нет, не быть магии сильнее, чем человеческое сердце. Не эмоции, нет, эмоции - больные птицы разума, застилающие взгляд мутной водой, они ил, который затуманивает кристальную поверхность водной глади жизни. Но не сердце. Сердце вечное мерило добра и зла, любви и ненависти, сострадания и великодушия. Только сердце может отличить правду от лжи, не ум, нет. На всякий изощренный ум найдется еще более хитрая задумка, но не против беззащитной силы сердца. Оно всегда знает, как должно быть.
Эльза должна быть сильной - ее к этому готовили, готовили в тюрьме ее эмоций, которые душили ее сильнее, чем плетеные веревки на шее повешенных, ее готовили к этому, но просто не сумели ничего объяснить. Ей не объяснили, что не всегда надо быть холодной и спокойной, что для народа она не должна быть бесчувственной мраморной статуэткой с лазурными глазами. Нет, она живая, она дышит, она чувствует, она умеет жить. Она может отказаться от своего счастья ради других, она привыкла - это хорошо вбили в ее белокурую головку. Долгие годы обледенелых стен ее научили только жертвовать, но не научили принимать чужое тепло, и за это они все поплатились. Она почти стабильна сейчас, но она почти королева, почти - потому что ее земля далеко, не доплыть туда, не долететь, она может заботиться о чужих подданных, как заботилась бы о своих, потому как правители этой земли не могут бороться сами. Не сейчас, не со всем. Но она слабая... Очень слабая.
- Белль! - Она бросилась вперед, когда ей показалось, что девушка решила свести счеты с жизнью. Но нет, не так, совсем не так - она выбирала как раз таки жизнь, она выбирала свободу, она рвалась из этой липкой паутины стеклянных чар. Она была героем, который не хотел смириться и принять то, что ему навязывали. Летит во тьму, которая теперь кажется тенью, омерзительно змеящийся кинжал Темного. Вот уж оружие, сочетающее в себе красоту и мерзость одновременно, оружие злое - просто это чувствуется. - Ты свободная, ты смелая! - Молитвой, с новой надеждой, потому что это еще не конец, это только начало сражения, которое закончится лишь полной победой Тьмы или Света. - Ты сильная...
Эльза чувствует, как трясет все тело библиотекаря, как страшно и тяжо. И боль рвется наружу - это она во всем виновата, это из-за нее Ингрид затеяла всю эту магию. И слезы огнем, прожигающим до костей, ползут медленно и лениво.
- Прости, Белль, если бы я только могла... - Многоточие - тень на цыпочках ушедших слов, ушедших, но оставивших следы куда более громкие, чем просто звуки. Человеческое тепло, уставшее тепло, а руку обжигает ледяной кулон в кармане - снежинка, просто снежинка, которую она нашла среди вещей матери, которую дарила сестре. Где они обе, ее рыжие родственницы, ее рыжие отражения без страха и отчаяния, без надрыва и боли? - Я верю, что заклятие мы скоро снимем. Я верю, я очень этого хочу. Я буду бороться за вас, чего бы мне это не стоило. Потому что...
Слова потонули в столбе голубого света, возникшего откуда-то из небытия. Из сердца снега, из сердца льда. И он окутывал королеву Эренделла, сначала просто чуть отстраняя от Белль, а потом врываясь внутрь нее, меняя цвет, меняя вид - вот уже со всего города тянутся сюда ледяные осколки, вот и из глаз миссис Голд они нехотя рвутся, освобождая от боли, отдавая ее Эльзе. А ей почти не страшно, ей слишком упоительно больно, она тает и замерзает, она впитывает в себя магию, которая повлекла этот ад. Она не знала, чего будет стоить это желание, но пути назад нет. А надо ли?
- Вот и все?.. - Цветы, она думает об инее на розах. Она смеется, потому что боль - это привычно.

Flickers – Son Lux

     Я, определённо, умер.
Распятый на патефоне, крутился пыльной грампластинкой. А острая иголка шрамировала кожу; летящий в меня свет, преломлённый извилистой дорожкой, плавил рёбра. Яркие вспышки смазывались, сжимаясь вокруг горячим кольцом. Жар вплетался в винил. Я чувствовал ослабевшую вибрацию иглы, но больше не мог слышать.
     Вспомнилось, как я брёл домой после концерта. Жгучая тишина, что бывает только перед самым рассветом. Ты не слышишь, как шаркает подошва слипон, или как щёлкает твоя зажигалка. Всё тело вбирает в себя звуки, позволяя отчётливо их коснуться. Ритм сердцебиения, что круги по воде. Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум. Ты питаешь всю улицу. Ты и есть звук.
     Внезапный электрический разряд подбросил моё тело. Вздрогнув, я раскрыл глаза. Слепящий свет окна, заставил прикрыть лицо рукой. Всё тело тут же отозвалось на движение, наливаясь свинцовой тяжестью. Втянув в себя тяжёлый воздух, я со стоном откинул руку, понимая, что лежу в позе морской звезды. Голова неудобно свешивалась вниз, но очередное движение точно бы меня добило. Приоткрыв глаза, я уставился на штукатурку потолка. Взгляд медленно поплыл вниз. Обшарпанные тощие стены, с выцветшими постерами. Пыльные полки, заваленные книгами. Засохший цветок в склеенном горшке. Стопка журналов. Пять планшетов, залитых чёрной краской. Раздавленные тюбики с темперой. Жирный словарь заменяет половину ножки стола. Старый, деревянный шкаф. Гипсовая голова Сократа, с надетыми наушниками, кислотного оттенка. Вся декадентская атмосфера кричала о помощи.
Моя комната вряд ли сильно отличалась от этой, в общежитии. Больше чужих вещей, да безумный сосед, со схожими взглядами на порядок. Уже укативший домой на каникулы.
     К голове начала приливать кровь, неприятно покалывая скулы. Аккуратно повернув голову, я заметил раскрытый ноутбук. "Пять стадий переживания горя" - пестрела яркими буквами вкладка. Google знает всё. Но ни чем не может помочь. Потянувшись, со стоном, хлопнул крышкой. Рука шарила по скомканному одеялу, скидывая на пол пустые упаковки шоколадок и прочей дряни. Пальцы подцепили кед, закутанный в простынь. Отправляя его в даль комнаты, я продолжил поиски сигарет. Голова запрокинулась, ища глазами пачку на полу. Взгляд рванулся к окну, где стояло старое раздолбанное кресло, и споткнулся о ноги. Тупо моргнув, я смотрел на чьи-то широко расставленные конечности. Яркие кеды, чёрные джинсы. Расслабленная поза. Мои глаза метнулись к лицу. В эту же секунду, рука сжала спасительную пачку сигарет.
     Я знал, что он придёт. Несмотря на мой бешеный лай в трубку или абсолютный игнор. Иногда, Сэлинджер был упрямой пиздой. Молча отведя глаза на мятую пачку Parliament, там же нашёл зажигалку. Газ обиженно зашипел, плюнув огнём. Тряхнув рукой, я наконец, закурил, делая сильную затяжку.
     Мы молчали. Отправляя дым к потолку, я знал, что должен был говорить. Начать с того, что он компрометирует мою честь, слишком часто появляясь в моей комнате. Начать хоть с чего-нибудь. Но челюсть не слушалась. Хватало только на очередную затяжку. Казалось с ней, я выплёвываю последние силы. Туда, в луч солнца, состоящий из мечущихся пылинок.
     Таким он меня ещё не видел. Нет, конечно, в часы полного творческого упадка, я сыпал грязными словечками и бросался планшетами из окна. Мог кинуть ему фото огромной шеренги пустых Red Bull в пять утра, во время сессии. Ныть ему о придирках мистера Вэйнса, алкоголика-декоратора, считающего, что в моих работах нет меня самого. А иногда, просто шёл дождь. А значит, я шёл к Тому, смотреть, как он дерёт пальцы о струны гитары, деля со мной никотиновый яд.
     Он видел меня голым, потерянным, напуганным, плачущим, яростным и раздавленным. Но он никогда не видел меня пустым, как сейчас.
Дьявольская скорбь, словно поцелуй Дементора, высосала из меня не только всю радость, но и внутренние органы. Новость о смерти деда, полностью лишила меня способности видеть, слышать и говорить. И я ползал полым слизняком, в поисках укрытия. Образ неуязвимого супергероя, Эрнеста Хэмметта, грозы Карибского моря, совсем не вязался с высушенным телом под больничным одеялом. Он никогда не говорил, что чем-то болен. Да я даже не могу вспомнить, когда он в последний раз при мне кашлял.
     Я ничего не понимал. И сейчас не хочу.
Убираю с липкого лба волосы, продолжая рассматривать потолок. Блокируя все воспоминания, начинаю считать корешки книг. И ощущаю подступающую злобу на Сэлинджера, застывшего в кресле, словно статуя. Где-то там, над моей головой. Безмолвно заставляет считаться с его присутствием. Глотаю дым вместе с едкими фразами, мысленно брошенными в сторону друга. Зачем он припёрся? Вопрос оседает на грудь вместе с пеплом, который я стряхиваю с футболки. Глаза снова концентрируются на луче света. Вторую неделю в городе ужасная жара. Погода не намерена подстраиваться под моё настроение.
     Кажется, сегодня день похорон. Я не уверен. Перестал прослушивать сообщения на семнадцатом от ма. Гневном. Она не ожидала такого поведения от её ответственного сына. Представляю речь, которую готовит мне Таби. Не могу даже заехать к ним за письмом от нотариуса, присланный на моё имя. Дед ещё не успел остыть, а эти падальщики уже выставили счёт всей его жизни. Вот и всё, что ты можешь после себя оставить. Горстку вещей, которые не нужны никому, кроме близких.
     Злость начала разрастаться, позвякивая одноцентовыми монетами в висках. Сигарета быстро тлела, уже пощипывая кожу пальцев. Я затянулся в последний раз, и снова посмотрел на Тома. Да, со мной сейчас особенно весело. Я вроде героини Кирстен Данст из "Меланхолии". Только в тысячу раз безнадёжнее. Вспомнив о фильме, я прищурился сквозь дым, рассматривая лицо Сэлинджера.
     - Пришёл помыть меня? - хриплый голос спугнул завалившиеся по углам тени. Как долго мы находимся здесь? Почему этот парень такой серьёзный?
     Потушив несчастный окурок о изголовье кровати, я вновь был осаждён тишиной. Почему так сильно давит воздух? Накрывает меня бетонной плитой. И что ещё такое скребётся в горле?
     - Открой окно, - прошу потолок, чувствуя, как подо мной горит одеяло. Медленно поворачиваюсь на бок, подставляя солнцу спину. Том всё ещё тут. Задвигался, сгоняя едва успокоившуюся пыль. Делает всё так громко. Слышу, как его сердце толкает кровь. Как натягиваются вены и работают мышцы. Жутко громко.
     Поджимаю под себя затёкшие ноги, прикрывая ими озоновую дыру под рёбрами. Встречаю боль с открытыми глазами и понимаю, что тело, прислушавшись к телу Сэлинджера, вновь заработало.
     Ту-дум.
     Я, определённо, был жив.

Заметки из дневника, некогда одной из Отрекшихся, жительницы Фаэдера – Мист Фьюморы Иллуднебулы, Сапфировой Ведьмы, иначе известной как Пуат Буэкуииндлин, дочери Эйхсан Двин’асем.
После того Нового года никто больше не разносит послушным детишкам подарки под ёлки. Страх и отчаянье сковали сердца людей, заставляя прятаться по домам. Они походят на крыс в своей конуре, поглощающих остатки той скудной пищи, что и без того достаётся с трудом. Они дрожат до сих пор, ведь надежда покинула их. Готовы перебить друг друга, как на бойне, лишь бы выжить самим.. Но зачем? Ради какой такой великой цели? Ведь этот вечный снег, что накрыл Тум феннас Доре, окрашенный кровью падших, не сойдёт никогда. Он не растает даже когда выглянет солнце. Это напоминание, проклятье.. Кара за все людские грехи.

27 день Нефрита, год Базарно-огненного Феникса.
Вы когда-нибудь задумывались, почему люди так помешаны на праздниках? Вроде нового года или дня кролика? Ха!
Им явно некуда девать свои сбережения, они тратят их на подарки так называемым близким, которые продадут душу дьяволу, как только появится в этом нужда. При этом не свою, – а вашу.  Они не вспомнят о том тепле, что когда-то им было подарено, ведь в этом вся сущность человеческой расы.
Сегодня, пробив всю защиту водной Богини и её жрецов, мороз прошёлся по Фаэдеру, заставляя водопады застыть на месте, превратив их в изящные ледяные фигуры. Заставляя реки покрыться корочкой льда, по которой маленькие, не испорченные этим иллюзорным местом детишки, катались, падали, радовались жизни, потом бежали по домам, к своим мамочкам, которые пашут день и ночь ради того, чтобы их ненаглядное чадо ни в чём не нуждалось. В снежную пору, под конец Нефритового месяца, оплот Великих Магов превращался в ещё более сказочное место, сверкая белоснежными крышами и кристально голубыми мостами. Только вот всю идиллию портят снующие туда-сюда гуманоиды, которые словно по щелчку, вспомнили про то, что буквально через 5 дней наступит месяц Граната, а вместе с тем и новый год. Год базарно-огненного феникса, который обещал быть ярким и жарким, и сдержавший своё слово, заменялся годом аполлоновой Фортуны. Самое сладкое время для всего населения Врат и Границы, ведь сейчас для живых наступает пора истинного везения и богатств. Кто-то верил в эти бредни про то, что название года влечёт в себе пророчество, рассказывает людям о том, что стоит от него ожидать. И чем больше ты потратишь золота, тем больше потом к тебе вернётся. Ну не ерунда ли?
Единственный пророк, которому я всегда верила и верю до сих пор – Кхира Рльех, что достойно сидит на месте Великого, среди всех Прорицателей Фаэдера. И которая исчезла, словно растворилась на своём месте, после очередного пророчества, которое пришло в её светлую голову этой ночью. Она оставила всего несколько строк, несколько писем близким для неё людям, в число которых, по стечению каких-то обстоятельств, вошла и я.
<Ниже был прикреплен небольшой клочок рисовой бумаги, на котором багрового цвета чернилами, заострённым и размашистым почерком были выведены слова:>
«Дорогая Фью. Я знаю, что ты не из тех людей, которые поддаются общим праздничным порывам и приметам, но из тех, кто безукоризненно верят моим словам. Сегодня ночью мне пришло видение, на удивление расплывчатое, неясное, но окрашенное в яркие красные цвета. Это был цвет крови. Я чувствовала её запах, ощущала, тонула в алом мраке.
Приближается что-то ужасное, но пока я не могу определить что именно. Словно кто-то затуманивает мой дар и меня это беспокоит. Я ухожу на время, но обещаю вернуться до начала Фортуны. Хотя кто знает, сколько боли на самом деле принесёт нам этот год?»
Её беспокойство немного передалось и мне, хотя я и старалась не подавать виду. Но, по всей видимости, многие из Отрекшихся заметили изменения во мне. Ну разумеется! Как же, они так привыкли к унижениям Алекто, сынка Верховного, которого приставили ко мне, а сегодня день прошёл без очередного шоу. Мне сейчас явно не до этого.
Стараясь не обращать внимания на волны радости в воздухе, на предпраздничное настроение, которое заполонило весь Фаэдер, даже самые его укромные уголки, началось моё маленькое расследование. Мне хотелось знать, куда ушла Пророк и что воистину ожидает нас впереди?

28 день Нефрита, год Базарно-огненного Феникса.
Что-то не так, я это чувствую. Кажется, что ничего не происходит: люди всё также бегают за подарками, резвятся в снежных просторах, даже не подозревая об идущей к ним украдкой опасности. Но даже в этой приевшейся за годы жизни картине что-то изменилось. Отрекшиеся маги взбудоражены, Прорицатели в панике, но никто не отвечает на вопросы толково. В глазах взрослых появилась искорка подозрения – они чувствуют изменения в поведении Власти, но их умы слишком заняты подготовкой, чтобы вникать во все подробности этого маленького Хаоса.
А что касается меня.. я видела её. Я видела кровь на снежных просторах. Это был всего лишь сон, один из кошмаров что порою бывает снятся, которые я никогда не воспринимала всерьёз, ведь далека от прорицания и Оракулов точно также как до Света, но всё было настолько реалистично.. это пугает. Этот страх схож с тем, что я испытываю находясь на краю у пропасти. Словно я падаю в необъятную бездну, а вокруг лишь реки крови, крики людей.. Неужели именно это тогда и увидела Кхира? Или в её истинных пророчествах всё было.. куда ужаснее?
Почему-то мне кажется, что это знамение. Я стала думать так после письма Пророка, связала свои чувства с её. Никогда не была из пугливых, но такой расклад меня не радует.. Непонятный страх засел внутри меня, это так раздражает! Даже больше чем тот неотёсанный оболтус, который «случайно» врезался в меня, спеша к своей возлюбленной с букетом цветов и коробкой конфет под мышкой.  Кстати, конфеты были на удивление вкусными! А с цветами пришлось распрощаться – у юноши ужасный вкус, такой пёстрый и дурно пахнущий букет даже на могилку стыдно положить.

29 день Нефрита, год Базарно-огненного Феникса.
С возвращением Пророка волнение как-то улеглось, и Фаэдер вновь наполнился звучащей из разных углов музыкой, предвещающей приход очередного нового года. Как бы вы знали, как же достают эти счастливые лица! На их лбах так и написаны слова: «Я надеюсь, что моё будущее станет ярким и светлым», что «Я стану счастливым с приходом Нового года» или что «С этого года я начну свою жизнь с нового листа!» Они не меняются, они никогда не поумнеют! Все их ценности жизни – ничто!
Фортуна никогда не будет на их стороне. Мы сами пишем свою судьбу, сами решаем, какой она должна быть. И никакой новый год, никакая Апполоновая Удача никогда не сможет что-то изменить! Мир разветвлен на множество мелких, как капилляры, линий, из которых состоит вся людская жизнь. Это череда выборов и решений. Один человек решил выбрать одно из двух, пошёл дальше по своей ветке, вместе с тем задевая нити других, рядом стоящих с ним. Именно так и строится «Судьба», о которой так любят болтать непросвещенные. Пророки видят лишь то, что человек предпримет в той или иной ситуации, именно поэтому они и могут повлиять на изменение его судьбы: «Не принимай такого решения, и всё будет хорошо».
Новый Год не может сделать их счастливым. Он просто поставит людей в очередную цепь выбора, а там уже сами выбирайте, в каком направлении двигаться. Хотя что уж там, никто не может сбежать от самих себя: все возвращаются обратно в точку старта.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
О Всевышние! Детишки словно с цепи сорвались, кто-нибудь, утихомирьте этих демонов! Осталось буквально два с половиной дня, а эти чертенята уже разрывают на себе одежды, без конца капризничая и ноя. Вон тот хочет себе статуэтку Мастера-Фокусника, потому что мечтает стать таким же, как и он. Та не естественно рыжая девчонка мечтает о новом наряде, в её коллекцию, которая и так уже лезет из окон маленького и скромного дома. Неужели вся их жизнь строится на «Хочу и дай»? Что за ужасное воспитание, где манеры!
Пыталась отвлечься, чтобы не заколдовать всё население Фаэдера в возрасте от трёх до двенадцати (благо дети, младше этого возраста не такие болтливые, а старше – начинают немного понимать строение мира и общества), но до Кхиры не добраться. Она заперлась у себя в обители, не показываясь на люди, словно в поисках чего-то. Но где? Неужели в её голову пришло новое видение, и она всячески старается его расшифровать? Но по умиротворённому лицу её помощника и ученицы, сложно было даже себе и представить, что буквально на днях она куда-то сбегала, оставляя такое замысловатое послание. Неужели пророчество было ложным? Или за эти часы всё разрешилось?

30 день Нефрита, год Базарно-огненного Феникса.
Я снова видела тот сон. Гора трупов, долина окрашена в разные оттенки красного, но до безумия яркие, кислотные. С самого утра не по себе. Пришло письмо от организации – надо срочно отправляться в Эстелл, на очередное задание. Хоть где-то в этом безумном мире были здравомыслящие люди, которых совершенно не волновала смена месяцев.
Начала собираться, но почему-то душа всё ещё не на месте. Руки дрожат, всё валится. Что происходит? Интуиция, почему ты кричишь?
Надо бы перед отъездом пройтись проветриться. Ещё неизвестно когда я вновь побываю в родных краях.

<31 день Нефрита и 1 день Граната пропущены.>

2 день Граната, год Аполлоновой Фортуны.
<Почерк на удивление кривой – руки писавшей дрожали, в некоторых местах слова непонятны. Все листы испачканы кровью.>
Ха.. ха-ха-ха-ха-ха!..
Они все.. мертвы!..
Всё началось в тот день, когда я, собираясь в путь, решила пройтись. На улицах было на удивление пустынно, хотя и до праздника оставалось дня полтора. Магазины, которые обычно сверкали своими надоевшими надписями «Порадуй родных и близких», казались мрачными из-за своего запустения и скорее вызывали дрожь, чем привычное раздражение. Вспоминая свой неприятный сон, я помчалась к обители Прорицателей, но и там все двери оказались открыты нараспашку. Вещи внутри разбросаны, словно кто-то очень долго и бездумно искал что-то. Людей практически не было: только с один десяток зевак, которые были удивлены такому погрому не меньше, чем я. Кхиры, разумеется, на месте не оказалось, но в её кабинете на столе я нашла лист бумаги, на котором явно её почерком были выведены буквы:
«Я ошиблась. Это конец.»
Ноги подкосились, и я, вглядываясь в эти четыре слова, не могла им поверить. Пробыв в таком оцепенении буквально несколько минут, я вскочила, помчалась прочь от здания Пророков. На моём пути встречалось очень мало людей, который недоумевали, вглядывались в пустующие улицы с неимоверно тупыми выражениями лиц. А я знала, уже знала почти всё.
И доказательства пришли молниеносно: стоило только мне споткнуться обо что-то. Разозлённая, обернулась, желая вылить на объект, который прервал моё шествие всё негодование, которое поселилось у меня в душе. Но разве я могла сказать что-то.. чьей-то окровавленной руке? Это была та девочка, рыженькая, которая просила у мамы кристальное платье, словно Фаэдеровский мост. Она лежала хладным трупом в одном из переулков, такая маленькая, что я даже не заметила, слишком увлечённая своими мыслями. Кровь ещё хлыстала у неё из груди, а это значило лишь то, что её смерть пришла за ней не так давно. Я не поверила. Серьёзно, не глупо ли, не верить тому, что видишь собственными глазами? Я не хотела верить.
Но правда оказалась таковой. Стоило мне выйти за пределы города, как я увидела толпу. Люди были разбросаны кучками по всему полю, кто-то даже ещё живой, они сражались с чем-то непостижимым взгляду. Непонятные существа, скорее напоминавшие искорки где-то с человеческую голову, носились по всем окрестностям Фаэдера, пронзая людей одного за другим. Многие успешно оказывали сопротивление, но через некоторое время всё равно смерть забирала их.
И было во всём этом ещё кое-что необъяснимо странное – тишина. Я пыталась кричать, но не слышала своего голоса. Я не слышала вообще никаких звуков – ни звуков битвы, клинка о клинок, ни шёпота заклинаний, ни завываний морозного ветра. Именно поэтому я не обнаружила ничего странного, когда собирала свои вещи. Люди заметили приближающуюся опасность, но не смогли о ней предупредить. Все, кто видел их, помчались в битву, на свой страх и риск. Никто не мог попросить помощи у ближнего, но каким-то образом никому до сего момента не ведомые существа не смогли пройти дальше в город. Быть может, всему этому была заслуга Иллюзионистов и остальных великих магов, которые проживали в оплоте Знаний, но теперь я об этом вряд ли когда-либо узнаю.
И я.. сбежала. Так тряслась за свою жизнь, что умчалась подальше от этой разъярённой войны, спряталась дома, в самой глубине Фаэдера. На протяжении всего дня, быть может больше, я не вылезала из своей конуры, не слыша никаких либо звуков. Ощущение, словно ты погряз во тьме, лишённый чувств. Ты ничего не можешь, кроме как мыслить, но и то со временем твои мысли затуманиваются, становятся безумны, хаотичны. Ты медленно сходишь с ума, теряешься в пространстве. Перед глазами плывёт, вспоминаются окровавленные тела, которые больше никогда не встанут на ноги, больше никогда не станут раздражать. Вспоминается снег, который медленно окрашивается алым, словно на него разлили тонны краски, картинки из сна и реальности соединяются, образуя полноценную единую картину. А потом словно под наркотиком, люди встают, начинают смеяться. Они обвиняют меня в трусости, слабости. Называют ничтожеством, бесчувственной сволочью. Они не трогают, но давят большинством, множество голосов кричат на меня, а их изуродованные и окровавленные лица искажаются то в гневе, то в усмешках.
Я привыкла к подобным иллюзиям, но сейчас ощущения были иными. Они были реальными, ведь Смерть дышала мне в затылок, я чувствовала её костлявые пальцы у себя на плечах. Я не хотела умирать.

Но вечно прятаться не могла. Когда холодное солнце за окном показалось и спряталось несколько раз, я выглянула за пределы квартиры. Сподвигло меня на этот шаг лишь одно: звук. Я услышала, как маленькая птичка долбится своим клювом в окно. От неожиданного звука я испугалась, но относительно быстро пришла в себя.
По улице бродили люди, смотря куда-то в пол, с потерянными лицами. Глаза их были красными, словно они рыдали несколько ночей напролёт, но посмотрев на свое отражение в замёрзшей реке, я поняла, что выгляжу ничуть не лучше.
Все дорожки были истоптаны кровавыми следами и я, как и многие, медленно словно зомби, со страхом шла к выходу из города, на поле Мертвецов.

Многие полегли в тот день. В том числе был и мой отец, и Пророк Кхира вместе со своей ученицей, которые отдали свою жизнь, защищая город магов, хотя сами были вовсе не из этих мест. Я нашла их случайно, зачем-то вглядываясь в лица мёртвых людей.
Но как оказалось, такая участь настигла не только территорию Фаэдера, но и всю Долину Врат. Больше всего досталось Эстеллу, в котором находилось неисчислимое количество путников из других городов. Люди были перепуганы, потеряны, опустошены, но у некоторых, подобных мне, в голове появился вопрос: «Что это были за существа?»
Скверна Врат. Смешно, должно быть. Но именно так мы расплатились за то, что имели связь с Доссул Нан, за то, что хотели от мира большего, чем он мог нам предоставить.
И после этого нового года, никто больше не будет разносить послушным детишкам подарки под ёлки… Никогда.