Когда неприживаемость является странной, но неотъемлемой частью тебя самого, неизбежны трудности. Сколько бы ни прошло времени, как бы ни менялась обстановка, найти для себя что-то постоянное, недвижимое, вроде жилья, было не в его, Александра Лихтена, власти. Он жил где угодно каждый день. В каком кабинете Лабораторий работал, в том и переживал ночь, ел где и как придется, а если выходил во внешний мир, то искал пристанища у знакомых или сердобольных. Не чувствуя стеснения, наплевав на приличия. Наверное потому, что чувствовал, что любой из тех, кто даст ему запереться в комнате со скрипучим полом и без освещения на те несколько часов, в которые никто не может заснуть, любой из них может прийти к нему и получить любую помощь просто потому, что это его работа. И он любит её, эту работу.
К сожалению, в городе за стенами Лабораторий везет не всегда. Не повезло, например, сейчас.
Поправляя сумку на плече, отмеряя мощными шагами улицу, он банально не дошел, боялся побежать и упасть. Этот страх упасть город привил вместе со страхом грязи. Этот страх значил, что таблетки больше не действуют.
А дальше то, к чему сложно привыкнуть, даже если это происходит еженощно. Лек чувствует себя механизмом, вполне адекватным и хорошо смазаным. У этого механизма есть сознание и в сознании работает простая Логика. Скорее всего, именно Логика уводит его от прочих оставшихся на улице. До того, как появилась Логика, было Желание, а оно чаще всего заводило куда-то совсем не туда.
Лек потянулся, разминая суставы, откинул назад собраные в хвост волосы. Сегодня Логика не давала ему покоя.
В голове вместе с числами и знаниями, а так же их комбинациями, появлялись вполне здравые мысли. Например, идти там, где более или менее светло, а при чём-то появлении прятаться в тень. Главное, чтобы в тени никого еще не было. Логика так же настаивала, чтобы Лек смотрел на проходящих мимо, смотрел будто бы сквозь них и привыкал к этому. Логика объясняла : "Надо".
Доктор пошел дальше. Спокойной походкой задумавшегося человека, состояние которого выдавали, разве что, глаза за стеклами очков - быстрые, мечущиеся из стороны в сторону. Одна из здравых мыслей о нахождении более или менее спокойного места вела его вперед. Он оглянулся на идущего сзади и остановился, затем одним шагом отступил в тень. Идущий прошел мимо и шел прямо, той же походкой, с тем же лицом. Только что-то заставило идущего остановиться, нервно дернуться, замирая. Что-то заставило его сглотнуть (Лек видел дрогнувший кадык) и свернуть в подворотню, ускорив шаг. Лек склонил голову набок, осмысливая. А потом прошел по маршруту идущего. Вперед, по дороге, мимо церкви. Он остановился, раз ве что, не так резко, как его предшественник, и медленно обернулся.
"Ну конечно. Церковь. Логика говорит, что там чисто. Главное, не споткнуться на ступенях. Желание молчит, а значит, нужно идти. Там чисто."
Молодой человек преодолел ступени и коснулся дверного кольца пальцами. Обвел по контуру, взвесил на ладони, а потом посмотрел на эту ладонь, поджав губы, нахмурившись.
"За нее бралось много людей. Моя рука хранит память об их руках. Как грязно."
И он с силой потянул кольцо на себя, змеей проскальзывая в темноту и холод зала. Как только дверь закрылась, Лек почувствовал, будто временно ослеп. Все прочие чувства обострились, заставляя прижаться спиной к двери. Здесь не было чисто, здесь для него пахло грязным. Но в отличие от улицы, эта грязь будила Желание. Он тряхнул головой, сморгнув темноту и поймав отблески свечей глазами, а затем оттолкнулся от двери и пошел вперед, к источнику света. И чем ближе он подходил, тем явственнее видел фигуру, закрывавшую его. Нет, две фигуры. Запах местной грязи давил где-то внизу живота.
- Вечер добрый, кто бы вы ни были. -свой голос Лек принял и узнал. - Жаль, я не могу разглядеть, по чем здесь опиум для народа. Я чувствую, что берете дорого. Ведь Он - ревнивый Бог, так? - он склонил голову набок, снова, вглядываясь в полумрак и пытаясь отвлечься от язвительных реплик, которые еще мог сказать. Сделав еще два шага вперед, он продолжил: - Так кто же из вас берет плату для него? Я не вижу. Знаю, что смотрю сквозь одного, но не могу сквозь другого. Не сидели бы вы на полу, здесь грязно. Настолько, что я, хоть убейте, не могу вас рассмотреть.
Лихтен потер переносицу рукой, которой не трогал дверное кольцо. От обилия мыслей начала болеть голова.
