Дом Забвения уже готов к лету! Не забудь плавки!

— Я понимаю, — отметил Марк по возможности сдержанно. Он действительно понимал — игрушка показалась занятной, кому ж захочется отпускать. И вот это как-то нагнетало обстановку.

Появление нового человека не слишком отвлекло внимание Марка, и он даже не сразу понял, кто это сидит в инвалидном кресле, а когда понял, то буквально остолбенел. Он ещё цеплялся за самообладание, или за его остатки, протянул руку за бокалом с водой, но смотрел только на Карлайла. В результате свалил бокал с красным вином, со всей дури сжал бокал с водой и раздавил его.

— Отмените ужин.

Голос сел до сдавленного хрипа, а Марк отодвинул стул и напряжённо пригнулся, медленно вытирая окровавленную ладонь об скатерть.

Карлайл! Господи…

— Три месяца. За три месяца меня будут каждый божий день покупать другие мужики. И может не по одному разу. И вы ничего не сможете сделать. Если хотите, то к нему я больше не подойду ближе, чем на три метра, но… отмените… ужин…

Он обрил волосы Карлайла. Марк медленно поднялся, идеально выложенные столовые приборы с жалким лязганьем смешивались в кучу бесполезного металла. Господи, как Марк любил волосы Карлайла, невинной любовью фетишиста, к которым никогда себя не причислял.

— Пусть его отсюда заберут… живого… и отвезут в медпункт. И я сам приготовлю вам ужин из любого куска с моего тела на выбор. Развлекая приятной беседой.

Иначе… иначе…

У Марка перед глазами мелко задрожала алая сетка с чёрными вкраплениями, лицо исказилось. Он не любил Карлайла, но он им дорожил, как дорожат тем немногим, что осталось от нормальной жизни. Вонг был умным, красивым, уверенно шёл на повышение категории, мастера не могли на него нарадоваться. Как его вообще могли продать на убой, сколько этот мудила заплатил?!

— Патрик! — рявкнул Марк так, будто сейчас кусок горла выплюнет, и голос тут же сел до шёпота. — Чего ты хочешь? Чего ты хочешь взамен?

Да, он выглядел так, словно обезумел, взгляд метался по подвалу, но пальцы уже сжали то, что нашарили — нож, вилка, в умелых руках это тоже оружие.

— Если… — он указал ножом на Карлайла и не смог закончить фразу, горло перехватило словно удавкой. — Через три месяца тебе придётся искать другую игрушку, потому что уж я придумаю, как испортить малину… Я делал всё, что ты хотел. Всё! Оставь его.

Нет. Мимо. По смеху парня Ривз понял, что промахнулся со своей фразой. Дьявол, обычно это работает! Сукин сын, все-таки он действительно какой-то отмороженный придурок. Не из тех, к сожалению, придурков, что пускают слюну с дебильным выражением на лице. Из тех придурков, что так похожи на нормальных, раскрываясь только в таких вот обстоятельствах. У Берни тоже были свои тайны, но никогда не задумывался о нормальности или ненормальности этого. Это был его бизнес. Запрещенный, но тем не менее бизнес, и ничего более. Этот же урод явно наслаждался тем, что творит.
- А Вы большой шалун, синьор Ривз! А знаете что? Я бы с удовольствием на это посмотрел!
- Гори в аду! - коротко выдохнул Ривз, осознавая, насколько сильно он лоханулся. В любом случае, все это гребаное шоу двух актеров не собиралось останавливаться, но лично ему было бы приятнее, если бы этот урод вопил от злости. Ладно, это не самое главное в текущий момент. Уродец принялся осуществлять свою пытку, а Ривз старался крутиться так, чтобы тому было как можно неудобнее. Вот только получалось у него хреново: когда висишь под потолком, да еще и притянутый к земле за ноги, дергаться проблематично. А если ты еще и провисел длительное время и у тебя все затекло... Одним словом, движения у Ривза получались не очень активными. Вся  происходящая сейчас хрень мешала ему думать, а думать стоило. Хотя бы, чтобы отвлечься от этих гребаных ощущений.
Итак, где бы он ни был, это место будет вряд-ли рядом с тем, где он прогуливался... Мерзкие насекомые бегали по его коже... а ну вас нахуй, я ваших братьев на спор жрал, правда поджаренными на костре! Нет, никто не будет гадить рядом со своим местом, если только не абсолютный псих. Этот парень, конечно, тянет на психа, а вот тот самый Скотт, который вроде бы Ривза и заарканил, нет. Ривз пытался припомнить все мелочи, которые слышал или видел в последнее время. К сожалению, от этого его отвлекали копошащиеся твари, ползающие по его ране. На лице мужчина появилась очередная гримаса. К черту! К черту!... Сэб ждал его на площади, сто процентов, там же были Бруно и Карло. Через положенные десять минут он не показался, не показался и позже. Они пойдут проверить... Чертовы твари добрались до его раны, сообразив, что там можно затеряться и спастись от губящего жара! Ах, мать вашу! Сколько времени прошло, сколько воды утекло... Когда ты успел так размякнуть, Берни? Похоже, за этот десяток лет
- Блять, твою же мать! - вырвалось из уст мужчины, который извивался теперь как угорь на сковородке. Гребаные насекомые, проползающие в его гребаную плоть! Это было не только больно, но и мерзко. Хотелось завыть... Нет! Завывания оставь побитым собакам. Тебе ведь доставалось и больше! Вспомни свои переломанные ребра, отбитую голову, руки в синяках. Вспомни нож, едва не проткнувший тебе печень. Пулю в плече, пройди она чуть ниже и левее - и тебя бы уже не было. Нет, это не помогало. Воспоминания о физической боли всегда намного слабее оригинала. Но что может быть сильнее физической боли? Очевидно же...
- Нет... не хочу... - тихо произнес Ривз, но курок уже был спущен, и в голову полезли воспоминания. Их бедная конура, которую они звали домом. Вечно болеющая мать, которую болезнь так и загнала в могилу. Отец, который в один прекрасный день не дошел до дому. Нищета и бедность, попытки избежать всего этого. Нет... лучше пусть будет просто боль! Просто эти гребаные насекомые! Первая их драка, первый их друг, угодивший под нож, первый напарник, подстреленный легавыми. Всплыли лица тех, кто был его бандой. Бандой, из которой остались в живых лишь двое...
- Да пошел ты! - заорал Ривз, перестав дергаться. Сейчас он лишь упрямо смотрел на парня, да щека подергивалась, покуда мерзкие твари внизу живота, норовили расковырять ему там все, - Говоришь... говоришь, с удовольствием бы посмотрел? Хорошая у вас семейка! Чую, непростая, а? Папка-то тебя поебывал, а? Поебывал? - вариант с мамой не прокатил, нужно было переключиться, - Вижу, что поебывал... кх... видал я таких! У тебя на роже написано, что ты богатенький сынок! Я таких как ты насмотрелся... от вас несет, сука, несет по-своему! И вот ты, оттого что делать тебе нечего, и заняться нечем, занимаешься вот такой херней! Развлекаешься? Доказываешь что-то? Хочешь что-то доказать - развяжи меня, и встреть один на один! А? Давай, покажи, что ты мужчина! - Берни таки умудрился набрать в рот слюны и харкнуть в сторону парня, - Кому ты что доказываешь? Давай, расскажи мне! Мне о-о-очень интересно, блять! Сегодня я - твой доктор!... Давай, пизди, как ты реализуешь себя через все это дерьмо, чтобы любимый папаша вновь тебя зауважал. Ты ж небось для него никто! Угадал? Вот и тешишь свое я, чтобы он снова тебя признал! Признал и выебал! Гандон! - Берни дернулся изо всех сил, выражая своим телом всю силу своих эмоций. От нахлынувших воспоминаний и эмоций в душе чертовски жгло, и хоть как-то сейчас избавиться от этого огня он мог только изливая свой яд на других.

Первое знакомство с местными нравами, погружение в суровую реальность, попытки побега от обстоятельств.

Потакать капризам судьбы Алвар не собирался, ни в каком виде. Он желал бороться с чем угодно – неважно с самим собой, или стальными обстоятельствами, вот уже как двое суток подряд все сильнее сжимающими тиски, грозя раздавить, как тонкую щепку, случайно попавшую в без устали работающие жернова. В принципе, так быть не могло. Особенно сейчас, в просветленный век, когда лишение человеческой свободы карается серьезным тюремным сроком. Он пытался об этом напомнить несколько раз, но четких ответов получить не удалось. Все здесь напоминало игру теней. Молчаливые люди, молчаливый персонал, молчаливые надсмотрщики, четко выполняющие свою работу. Алвар не сильно желал оставаться благоразумным, и попав в новую обстановку, очень быстро распрощался со спокойствием. Даже пытался начать скандалить вчера, когда какой-то добрый синьор решил расставить все точки, и объяснить где именно он находится, и какое именно положение занимает. Дальше истеричных криков дело не зашло. Его просто не пожелали слушать, и ушли, оставив ни с чем. Вообще ни с чем, наедине с самим собой, в досадливом полумраке небольшой, простенько обставленной комнаты. Она имела личный санузел, узкое окно с ажурной решеткой, и прекрасным видом, выходящим в сад. Маленькая уютная комната… Что он здесь делал?! Неужто, правда надо было поверить на слово, и согласиться, что герцог его продал, и теперь вот внезапно рабом стал. Дальнейшие объяснения вызвали приступ праведного гнева, и еще большую волну полного неприятия происходящего. Синьор говорил, что теперь его будут покупать как шлюху. И если что-то клиенту не понравится, то последствия могут оказаться фатальными. Вплоть до нанесения тяжелых физических увечий, или даже внезапной смерти. Алвар не верил. Точнее верить не желал нисколько.

Читать дальше

Вечер на исходе второго дня ознаменовался новым событием. Все это выглядело слишком скверно, сквернее не придумать. С ним обращались как с упрямой скотиной, едва ли не волоком протащив по этажам, по лестнице, мимо других обитателей гостеприимного Дома. Не дав даже опомниться, возразить, и полностью высказать недовольство происходящим. И еще постоянно порывался стянуть с лица душную, неудобную маску. За что получал по рукам, раз от раза все сильнее. К концу короткой дороги покрасневшие пальцы нещадно болели, на душе царил беспроглядный сумрак, отголоски отвратительного чувства пульсировали в мозгу, только добавляя раздражения.
- Если будешь так сильно рыпаться, из тебя кишки живьем выдерут. Запомни это, - получив добродушное напутствие, Алвар влетел в распахнутую дверь чужих апартаментов. За ним сразу же и закрыли, о встречи было оговорено заранее. Наверное, его даже ждали. Впрочем, рассерженному юноше с избитыми пальцами на то оказалось совершенно все равно. Помявшись на пороге пару мгновений, он смело шагнул вперед, на ходу сдирая маску, и бросая ее подальше, обратно к двери. Быстро вертя головой, в ожидании увидеть кого угодно. Хоть самого сатану, решившего приятно провести время с вынужденным пленником. Нет, это определенно было незаконно!
Собравшись с мыслями, Алвар схватился за спинку попавшегося на глаза стула. Так было спокойней, держать что-то в руке. Пусть и пальцы заболели еще сильнее, неважно. Они еще пожалеют, что так скверно поступили. Герцог заплатит за все. Подобный инцидент дурно повлияет на его репутацию. О себе Блэр почему-то практически и не думал. Его страшно раздражал только сам факт огромной, совершенно несуразной несправедливости. Правая бровь дергалась, на бледном лице застыло непроницаемое выражение, а пальцы все сильней сжимали резную деревянную поверхность, словно могли оставить на ней глубокие вмятины.

Именно в этот момент к юноше из душа вышел мужчина, чьи бедра были обернуты белым полотенцем, оглядел приведенный товар и остановился на мгновение на руках, что сжимали предмет мебели.
- Сам разденешься или помочь? - спросил вместо приветствия, оттирая мокрую голову и посматривая на Альвара, как на весьма годное блюдо. После возвращения из Америки детектив был не прочь отдохнуть и потрахаться, а рыжий его вполне удовлетворял по всем параметрам - с красивым лицом, пышными волосами и явно с характером. - Ладно, не жмись, а то булки болеть начнут, - объявил примирительно, плеская в стакан виски и бросая несколько кубиков льда из ведерка, чтобы затем протянуть новенькому и кивнуть - мол, пей, нечего тут ждать милостей от природы.
- Слышал, ты совсем не умеешь с алкоголем обращаться. Все лучше пойдет. Увидишь, как по маслу, тебя отделаю, еще благодарить будешь, что не попал в руки к садистам, у которых руки растут из жопы.
Райли убрал несколько прядей с лица Альвара, чтобы лучше того рассмотреть, а то ведь диковинная птица жаждала явно улететь.
- Не станешь сопротивляться, не буду бить, - предупредил спокойным тоном, затем отправляясь к столику и доставая веревку, которой намеревался связать выкупленное добро.  Пожалуй, тому вполне пойдет небольшой урок с лишением подвижности, когда впервые ощущаешь свое тело весьма остро. - Ты меня понял? - Райли провел по щеке раба так, словно перед ним стоял непонятливый и упрямый ребенок, привыкший вечно спорить. Забрался пальцами в длинные пряди, а потом сжал их, толкая мальчишку на колени и вынуждая при этом уткнуться себе в пах, прикрытый махровой тканью. Это было жестом подчинения. Требованием сдаться прямо теперь.

Читать дальше

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

и жизнь похожа на сценарий очень страшной сказки
©из песни

Пять... лет?!
Не может этого быть. Люди столько не живут. Не во включенной мясорубке.
Марк уронил лицо в подушку и медленно сжал зубы, закусывая ткань. Заторможено покачал головой. Он не ставил условия. Он вообще сейчас ничего не ставил, только ронял. Ужасное прикосновение пальцев, обтянутых латексом. Как будто к коже прикасается манекен. Попустительством божьим оживший манекен.

Он лихорадочно листал мысленные запасы конспектов. По всему выходило, что ему нужно сейчас расслабиться усилием воли. Марк умел расслабляться, он умел это делать очень хорошо, не раз доводил до истерики с брызгами слюны тех, кто ждал от него другой реакции — лежал кисель киселём. Но не сейчас. Его изводила банальная низменная жажда дозы. Напряжённое тело как доска, только вздрагивающая доска, звенящая от малейшего прикосновения. Он только ожесточённо жевал край подушки, когда рука Дана (2? Точно 2?) добралась до члена и погладила.

— Буду, — обречённо ответил Марк.

Да, он будет продолжать утверждать, что он не мазохист. Он не верит во все эти сопливые причитания «ой, моё тело меня предало». Его тело никогда его не предавало, оно было логичным и простым, как хороший качественный инструмент. Как и любой инструмент, оно иногда артачилось, иногда его приходилось чинить, иногда оно доставляло радость, иногда — проблемы. И как у любого инструмента у него имелись особенности и недостатки. Сейчас это была старая память, старые почти стёртые из памяти, но не забытые привычки и опустошающая тяга к наркотику.

— Нннн... нет, — сдавлено выдохнул Марк, — нет, я не... не бедный... не несчастный... я не одинокий, я не... не покинутый!

Его не бросили. Его просто пока не нашли. Его ищут. Его найдут, а значит, нужно держаться. Просто нужно продержаться. Ещё. Немного. Чтобы не зря искали. Когда парни его найдут, всё будет хорошо. Всё можно вылечить. Всё можно исправить. Его ищут. Его освободят. Спасти рядового Серсена. Из груди вырвалось глухое рыдание и тут же оказалось схвачено, скручено, насильно впихнуто обратно в горло. Марк судорожно вцепился в цепи, удерживающие руки.

Он получит дозу. Получит... Если сможет кончить? Он снова попытался взять себя в руки. В голове кто-то скучным голосом, как будто читал по бумажке, докладывал о положении вещей. Мол, так и так, положение серьёзное, но не безнадёжное, вообще-то могло быть и хуже. А стыд не дым, глаза не выест. Выше нос, Французский Легион! Только тебе и биться с легионами ада. Легион идёт войной на Легион. Это война, детка, это всегда сделка с совестью! Могло быть и хуже, он мог поставить условием «если сможешь НЕ кончить» — и ты бы кровавыми слезами умылся. А так — выше нос, рядовой!

Марк не дёрнулся, когда почувствовал первый порез. Он его, скорее, угадал по холодному острому касанию. Скальпель не должен резать больно. Это скальпель, он создан для того, чтобы при разрезе наносить как можно меньше физических повреждений. Рисунок небольшой, немного тонких линий, всего лишь немного тонких линий. Марк отчаянно стиснул зубы, чувствуя, как неприятно намокает во рту ткань.

Боль, всего лишь томно разлитая во всём теле, встрепенулась и начала разворачивать щупальца где-то там, на спине, справа. Если повернуть голову и скосить глаза, наверняка можно будет краем глаза увидеть, как за плечом клубится мрак, из которого остро жалит металлом кожу. Марк очень старался не поворачивать туда голову, не смотреть, и чем больше старался, тем сильнее его тянуло. Повернул и окостенел. Взгляд глаза в глаза... Он никогда не видел, чтобы Карлайл плакал. Только один раз, тогда, перед смертью, одна единственная слеза. Вот примерно как сейчас. И лицо такое же, мёртвое. Высокий лоб пересекает красная линия.

Марк тяжело потянул воздух в лёгкие, с хрипом. Кожа натянулась, в неё тут же весело вцепилась боль, всеми острыми жвалами. Воздух оказался вязким и горячим, с солёным медным привкусом.

— Пожалуйста, скажи, чтобы он ушёл, — попросил он, зажмурившись. Когда открыл глаза, Карлайла не было. — Спасибо...

Стало немного легче дышать. Боль никуда не делась. Марк снова попытался расслабиться и сипло застонал сквозь зубы.

- Глядите-ка! - чуть ли не с детской радостью заявил Фогран, широко разводя руками. - Глас разума прорезался! Еб твою мать! Ну, надо же!

Он уронил руки, хлопнув себя по обнаженным бедрам, и шагнул к Бонетти, скорчившемуся на полу, присел.

- Вот скажи мне, почему, чтобы достучаться до вас, - он постучал пальцем по лбу раба, - нужно обязательно люто вас пиздить и возить мордой по полу, а? Почему надо превращаться в зверя, чтобы вы услышали? Почему с первого раза не доходит?

Взяв его пальцами за подбородок, развернул его лицо к себе.

- Гордость тебе сохранить? На кой черт тебе здесь гордость? Ты думаешь, кого-то здесь будет хоть каплю волновать твоя гордость? Она здесь неинтересна никому, кроме тебя. Здесь всех будет волновать только то, как хорошо ты ебешься. Так что оставь ее себе, нянчи и пестуй, но не забывай, что мертвецам гордость уже на хуй не нужна. Я давал тебе шанс. Когда сидел вот там, - Красс ткнул пальцем в сторону кресла, - и разливался на все голоса, как ебаная птица Сирин. Но ты этот шанс предпочел просрать. "Решил сделать что-то сам"! - передразнил он. - У меня для тебя плохие новости: то, что ты сделал - хуйня!

Почти прокричав эти слова в лицо рабу, Фогран поднялся. Развернулся, чтобы отойти к столику и едва успел вовремя заметить хрустальный осколок на полу.

- Твою ж мать! - буркнул раздраженный парень, обходя столик с другой стороны. Подошел к дверям, стукнул по ним. Тут же заглянул охранник.

- Здесь стекло на полу, уберите немедленно, - велел Банши, ничуть не смущаясь собственной наготы.  - И Замените бокал. Нож дай.

- Си, синьор, - присвистнул охранник, сунул в протянутую ладонь Фограна нож, ухватил столик за ручку и выкатил его из комнаты.

Красс снова осторожно обошел ковер, на котором поблескивали осколки и упал в кресло, закинув ноги на подлокотник, поигрывая ножом, лезвие которого зловеще поблескивало в руках. Уже через минуту в комнату ввалился горничный с небольшим пылесосом, погудел им, почистив ковер, а заодно и пол вокруг. Сидящего на полу Медико он словно бы и не заметил, так же как и голого клиента. Горничный усвистел так же шустро, как появился, а следом снова вкатили столик, уже с новыми бокалами и даже, кажется, со свежей закуской. Бутылка коньяка точно была другой, непочатой, на что Фогран даже внимания не обратил, хотя дураку было понятно, что предыдущую попросту спиздили, а коньяк был более, чем не дешевый.

Дождавшись, когда обслуга закончит свои дела, Красс встал, подошел к Стефано, наклонился, ножом перерезав путы.

- Итак, шанс, - он назидательно поднял палец, - номер ДВА! Не просри хотя бы его. Третьего не будет. Я и так невзъебенно щедр. Исключительно, видимо, из-за твоих прекрасных глаз.

Банши не поленился подойти к выходу и отдать охране нож, после чего снова вернулся в кресло.

- Начнем сначала. Поднимай с пола свой хорошенький зад, налей нам коньяка и сядь,- он указал на пуфик. - Раздеваться тебе уже не нужно, этот этап мы преодолели, хвала богам. Сядь и коленки широко раздвинь, чтобы я хорошо тебя видел.

На то, чтобы осознать возможные непоправимые последствия своей импульсивной выходки, Бонетти хватило каких-то полсекунды. По мере того, как кровавое пятно расползалось по кружевам, а темная струйка на манер браслета облизнула запястье, в ошарашенном эмоциями мозгу забилась мысль, что это - не самый лучший выход. Используя эту дверь, он лишается возможностей найти другие. Пусть не сейчас, не завтра, но...
Сбивший с ног кулак Форгана и последовавший за ним удар об пол окончательно поставили мозги на место. Голова загудела и перед глазами заплясали мутные темные пятна, а когда рассеялись, над ним с пугающей четкостью нависало перекошенное, изуродованное злобой лицо. Добрая половина слов, что Форган с яростью выплевывал ему в лицо, не достигла замутненного сознания и осела лишь слабым смыслом: гость в бешенстве. Что именно вывело из себя еще минуту назад спокойного человека: то, что новоиспеченный Медико не проникся его речами и поступил не так, как ожидалось, или же просто возникшая опасность того, что раб все-таки истечет кровью прямо за столом и необходимость предотвращать последствия? Кажется, на эти вопросы ответ знал только Фогран, но делиться с Бонетти своими соображениями не торопился.
Смятое, сыроватое от пятен кружево уткнулось под нос и несостоявшийся самоубийца судорожно вдохнул душноватый запах крови. И следом - жадно, отчаянно, хватая воздух ртом и выгнувшись, когда пальцы внезапно сомкнулись на горле, обрывая дыхание. Окровавленные пальцы впивались в ладони, каблуки со стуком, врезаясь, скользили по паркету, а кровь в висках стучала сильнее с каждой лишней секундой, пока Фогран играл в бога, на живом примере демонстрируя боль и ужас смерти. Стефано расжимал наливающиеся синевой губы, силясь вытолкнуть одно короткое "Нет", но даже оно не могло протолкнуться сквозь плотно сжатые пальцы. В висках и глазницах пульсировало давящей, тупой болью, легкие разрывались от нехватки воздуха, гортань, казалось, вот-вот треснет от давления. Паника накрыла с головой, Бонетти с отчаянной силой молотил костяшками по полу, силясь вырваться из-под навалившегося тела Фограна, но перед глазами начали распускаться непроницаемо-черные цветы и темные глаза итальянца закатились, а тело обессиленно обмякло.
Он не позволил толком провалиться в забытье. Лицо вспыхнуло от жестких оплеух, рот наполнился слюной с металлическим привкусом. Задыхаясь, борясь с разрывающей горло болью, Стефано едва осознавал, куда его оттаскивают и что вообще происходит. Окончательно пришел в себя только когда спину и ноги лизнула прохлада пола. В неудобно заведенные наверх руки впивались швы измятой, в бурых пятнах тряпки, некогда бывшей белоснежной сорочкой. Вцепившись пальцами в ножку кровати, он обретающим осмысленность взглядом впился в раздевающегося Фограна, продолжавшего сыпать оскорбления и угрозы в адрес и так уже поверженного и униженного осознанием собственной глупости итальянца. Выглядел он... безумным. Стефано переварил сказанное и выдохнул, рванувшись в самодельных путах. По смуглому поджарому телу пробежала дрожь, но не озноба, а неприкрытого отчаяния и боли от раненого самолюбия.
- Я! Не хочу! Сдохнуть! Не здесь! И я никогда не говорил... Не говорил, что особенный и не выражал презрение. Не приписывай мне того, чего нет и не было, - голос сорвался в крик, ярость и волнение захлестывали с головой, перехватывая и без того сбитое, болезненное дыхание, но Бонетти все равно казалось необходимым высказаться. Отмыться от несправедливого обвинения. - Я не знаю, каково это. Мне страшно, черт возьми! Ты описал путь по всем кругам ада!- жгуты болезненно впились в запястья, Медико бился на полу, силясь принять хоть сколько-нибудь достойное положение, чтобы не валяться распростертым в ногах гостя разбитой куклой.
- Я не хочу умирать, - повторил внезапно севшим, притихшим голосом, не спуская с Фограна глаз. - Это было глупо. Я просто... попытался сделать что-то сам. Принять решение. Поспешное, глупое, но свое, - он перевел взгляд на сжатые в кулак заляпанные размазавшейся подсыхающей кровью пальцы и с отчаянием помотал головой. - Но я не могу... так. Дай мне шанс. Я хочу выжить. Ты сказал, что... есть выход и ты можешь... быть союзником...
Бонетти наконец удалось подтянуться и принять более-менее полусидячее положение. Согнув ногу в колене, инстинктивно прикрывая пах, повел плечами и взмахом головы отбросил упавшие на лицо тяжелые пряди, глядя исподлобья:
- Один шанс. Позволь мне... сохранить остатки... гордости и... не быть изнасилованным тростью на полу, - Стефано перевел дыхание. Каждое слово давалось ему с заметным трудом и дело было не только в передавленном горле. Закрыл глаза и выдохнул чуть слышно. - Прошу тебя.

Мать как-то напророчила ему после очередного визита к директору: он, Крис, обязательно закончит плохо, если будет продолжать в том же духе. Он закончит плохо, как пить дать, он станет наркоманом, проведёт остаток жизни в тюрьме или умрёт в какой-нибудь сточной канаве, получив ножом под рёбра в очередном притоне. А ведь мог бы, говорила она с надрывом, добиться больших высот. Мог бы выучиться и получить хорошую, надёжную работу. Мог бы стать, как отец - уважаемым, видным человеком, хозяином жизни.
Ах, мама. Она всегда думала о нём лучше, чем он был на самом деле. Знала бы она, где её дорогой сын в итоге окажется.
Крис скрипнул зубами, цепко оглядывая бар. Мысль была бы смешной, если бы не действовала на нервы так сильно: пророчество сбылось лишь частично. Закончил он, безусловно, плохо, только не в тюрьме и не в притоне.
А в борделе.
В чёртовом. Мать его. Борделе.
И если бы ещё по собственному желанию.

В голове билось почти непрерывно: сука, ну какая же сука, ну. Не мать, конечно - дражайший босс. Крис смотрел на эти вычурные интерьеры - и злился. Смотрел на все эти хреновы рюшечки и кружева в одежде - и злился снова. Смотрел на охранников и на камеры наблюдения - и злился так, что кулаки чесались немедленно, сию же минуту с кем-нибудь подраться до кровавых соплей. Сука, думал он, с бесконечным удивлением понимая, что его, такого хитрого, такого полезного, такого незаменимого - просто выбросили за ненадобностью, наплевав на все прошлые заслуги. Ну какая же, твою за ногу, сука.
Он, наверное, понял бы даже, если бы его пристрелили. Они могли бы победить в этой войне, вместе, разобрали бы этот идиотский город на кусочки, залили бы улицы кровью. Они могли бы победить, Крис знал. Что с того, что он поразвлёкся немного с той маленькой шлюшкой? Кто же знал, что она не будет помалкивать в тряпочку, как приличным девочкам полагается, а расскажет всё любимому папочке, наверняка навешав попутно тому на уши развесистой лапши? А папочка потом, конечно, обиды не стерпел. Бывает. Случается всякое, в их-то бизнесе, верно?
Но он бы понял, если бы ублюдок просто его прикончил. Правда. Ошибки такого рода Давиде Маркони подчинённым, как правило, не прощал. Крис просто надеялся, что будет исключением.
А вот то, что Маркони сделал вместо того, чтобы пустить ему пулю в лоб - это было... ладно, это было довольно изощрённо. Поместить его в закрытый бордель в качестве живого товара, лишив его связи с внешним миром и доступа к оружию, телефону и счетам в банке - ход подлый и эффективный. Крис бы поаплодировал, если бы босс проделал это с кем-нибудь другим. Это всегда случалось с другими, с проигравшими, с теми, кто не умел как следует дать отпор - так почему теперь проигравшим оказался он?..

Чем-то это походило на армию: здесь были свои законы и правила, за нарушение которых немедленно настигали последствия. Ему сказали, что он теперь раб (Крис едва не расхохотался от того, насколько порнушно это звучало), и что делать он должен то, что ему приказано. Он молча выслушивал все поступающие ему инструкции, запоминая на будущее, чтобы позже научиться все эти правила обходить - и мысленно представлял себе лицо Давиде. Представлял, как сдирает с этого лица кожу - ногтями, зубами, ножом, - и ему становилось легче. Он перебирал в голове способы, которыми можно убить человека (весьма конкретного), в красках воображая каждую кровавую деталь. Это было сродни медитации. Делало его новое положение терпимым. Примиряло с ограничениями. Почти.
Он, правда, всё равно подрался с охраной: хотел выпустить пар и проверить на практике, как далеко ему позволят зайти.
Вывод: не слишком далеко. Рёбра до сих пор болели. Но Крис проверкой остался удовлетворён.
Чертовски хотелось выпить и закурить, и он, забываясь, шарил порой по штанам в поисках кармана с заветной пачкой. Не было ни карманов, ни сигарет, и выпить в баре не наливали, говоря, что "Медико" не положено. Даже в бар-то заходить не положено было, кажется, но останавливать его никто не стал. Только один охранник прицепился было - пришлось сказать, что он идёт к клиенту.
По скулам у Криса ходили желваки. Когда бармен отказался налить ему виски, он раздумывал с пару секунд, не ввязаться ли в новую драку.
Потом решил, что с этим можно повременить. Желаемую выпивку можно было получить и по-другому.

Потенциальный "клиент" (Крис всё ещё не привык думать об этом всерьёз) сидел за стойкой. Крис внимательно за ним понаблюдал пару минут. Затем решительно подошёл со спины, наклонился к уху и сказал требовательно:
- Закажи мне выпить. Ты не представляешь, каково быть трезвым в этой дыре.
Сработает или нет?