Гротескно искривлённый силуэт, будто сошедший с картин Сальвадора Дали, смазанной тенью метался по переулкам, и буквально по пятам за ним нёсся багрово-алый пламенный росчерк, вообще не имеющий человеческих очертаний. Тварь явно искала, где ей спрятаться, но никак не могла в достаточной степени оторваться от своего преследователя для этого. В аниме всё это наверняка сопровождалось бы безумным смехом и пафосными речами о том, что зло-де должно быть наказано, а заблудшая душа - очищена. Но Гнева мало беспокоили такие прозаические мелочи, как борьба за добро и справедливость или защита чьих-то жизней. Нет, безусловно, он не оправдывал массовую резню за просто так, потому что жизнь у кого-то чересчур не удалась, но и какого-то особенного трепета или отвращения перед ней не испытывал. Уж явно не после стольких-то войн, в которых принимал деятельнейшее участие. Охота возбуждала его, скорость погони пьянила без вина. И плевать, что противник - жалкий одиночный опустошённый, недостойный его! Впрочем... Этот был весьма запущенным случаем, успел раскормить себя и вырасти до настоящего великана, головой достающего до пятого этажа окружающих домов. То, что он пригибался и вообще отличался выдающейся эластичностью, растягиваясь и меняя форму, будто резиновый, помогало монстру проникать в труднодоступные на первый взгляд для его габаритов места. Чёрт побери, и как эту отборную особь только прозевали?! Явно ведь не первый месяц промышляет, и даже не второй, оттого и вымахала так нагло и неприлично!
Бац! Опустошённый не успел затормозить и со всего разбегу врезался в кирпичную стену глухого тупика! В течение пары мгновений неудачник даже напоминал размазанный тонким слоем по хлебу паштет!
Расхохотавшись, Гнев принял свой обычный облик и, покачивая в обеих руках по стальному чакраму, частично выкрашенному в красный цвет, подчёркнуто утомленным тоном проговорил:
- Слушай, прекращай это, а? Мне надоело играть с тобой в догонялки! Я понимаю, что самоуважения у тебя ни на грош, но хоть попытайся, что ли!
Вместо этого чудище сигануло вверх по отвесной поверхности, вонзая в неё свои острые крючья-когти. Гнев тяжело вздохнул и, отрицая закон земного притяжения, побежал следом. Это было лучшим доказательством иллюзорности его облика, ведь в состоянии чистого пламени ему не составляло никаких проблем летать. Стремительным прыжком на несколько метров в высоту Гнев даже обогнал трусливого противника и преградил ему путь. Если бы опустошённый ещё обладал хоть крупицей прежнего интеллекта, он бы в панике завизжал от подобного зрелища. Но нет, безмозглая образина лишь скалилась и утробно рычала, таращась на палача. Голод тянул её к нему, к сосуду, заключавшему внутри колоссальный запас энергии, а здравый смысл давно отказал. Но становиться самоубийцей, вступая в открытую схватку, бестия почему-то всё равно не торопилась. Наверно, некая чудом сохранившаяся кроха ума ещё теплилась на дне черепной коробки. Впрочем, это ничего не меняло. У них настолько разные "весовые категории", что Гнев ощущал себя как при избиении грудного младенца. Хоть бы монстр лапками на него помахал, что ли, а не один паркур по пересечённой местности устраивал!
- Ну, вот и всё, теперь деваться некуда! - радостно улыбаясь, констатировал Гнев. Слишком поздно для опустошённого спасаться, как бы тот ни тщился ускользнуть от уже вынесенного ему приговора.
Вращая оружием, Гнев кинулся на опустошённого и наотмашь полоснул по горлу. Жидкость, выглядящая как густые чернила, хлынула из раны, и монстр, потеряв равновесие, полетел вниз, шлёпнулся на спину, но быстро перевернулся и, продолжая истекать весьма альтернативным аналогом крови, ускакал за ближайший поворот. Гнев азартно пустился туда же. Ах, уж сколько раз ему твердили, что он поступает глупо, развлекаясь с этими жалкими выродками вместо того, чтобы чисто и быстро приканчивать! Но нет, даже им, таким убогим и недоделанным, Гнев предпочитал дать пусть и ускользающе малый, но шанс. Да и, кроме того, ему всё равно абсолютно некуда спешить, не торчать же в Чертоге, зевая на полыхающие небеса и медитируя на вяло протекающую мимо лаву!

Сидеть на большом обломке застывшей лавы, заменяющем кресло, и швыряться лезвиями в и без того покосившуюся скалу - невыносимо скучно. Особенно для того, кому нужен простор, размах, порыв и дерзновение. Кусок был жёстким, кривым, неудобным, и отнюдь не улучшал тем самым настроение. Где-то на фоне источал лёгкий дымок успокоившийся ненадолго вулкан, реки серной кислоты текли себе, как и сто, и тысячу лет тому назад, куда-то вдаль... Гнев и сам не знал, где край у этого уровня Чертогов, и приходил сюда, только чтобы сорвать злость. Это ему вполне удалось, и вот результат - весь уровень похож на Помпеи после извержения Везувия. К гибели Помпеи Гнев лапу не прикладывал, что бы кто ни болтал... Нет, серьёзно, чем бы заняться? Куда себя применить?! Эх, хоть головой об стену бейся, но без толку - когда он в прошлый раз попробовал, стена не выдержала. Хорошо ещё, что она не являлась настоящей, как и всё в Чертогах, и зависела от его воли, а, значит, починка не доставила хлопот.
- Следующего, кто мне скажет, что жизнь - прекрасная штука, я убью... - проворчал себе под нос Гнев и поднялся на ноги. Обойти, так сказать, с дозором владенья свои.
Но нет. Этого делать ему не пришлось. Он ощутил что-то на тончайшем уровне восприятия. Едва различимое, хрупкое, как полая хрустальная слеза, звенящее, будто натянутая до предела и грозящая порваться струна. Гнев вскинул голову к пурпурным небесам, расчерченным, будто порезами от бритвы, полосами фиолетового. Небеса молчали, воздерживаясь как от поощрения к действию, так и от предостережений. Что же, он и не рассчитывал на их советы. Но неужели что-то стряслось? И отчего он всё ещё беспокоится о том, куда там она встряла? До сих пор, получается, неровно дышит?.. Хоть загоняй чертовку в угол и с клинком у горла требуй снять приворот. Так ведь было у него крепкое предположение, что она тут ни при чём. Гнев просто восхищался тем, кто уберегает весь мир от самоуничтожения, ведь куда, как не к этому, скатился бы мир, оставшийся без любви. Это внушало ему тем больше уважения, чем больше разницы между ними двумя он подмечал... Ему казалось совершенно естественным то, как много народа испытывает к ней сердечное тепло и привязанность. Как же иначе-то? А ведь Гнев искренне хотел её убить. Раньше, гораздо раньше. В этом и заключалось его отличие от брата Ненависти. Тот мог хранить негатив долго, ничем себя не выдавая. Гнев же был подобен мгновенной вспышке молнии - сверкает ослепительно, легко прикончит, если неудачно подвернёшься на пути, но и сходит на нет быстро. Он стремился гореть, сам себе феникс, возрождающийся из пепла, и дерзнул бы коснуться солнца, пусть даже и обратится в горстку серого праха. Ненадолго! Он ведь тоже нужен этому миру. Людям порой нужно выплеснуть негатив. Даже отрицательные эмоции, от которых ухудшается самочувствие, обогащают палитру. Если быть всегда нежным и трепетным агнцем белым, рискуешь сдохнуть с тоски.
Он не мог позволить, чтобы проклятой феечке, не флиртующей лишь с камнями, фонарными столбами и скамейками в парках, и то не факт, оборвали крылышки. Она, конечно, стерва капризная и непостоянная, но что поделаешь, такой уж уродилась. Это как сердиться на то, что дождь мокрый, и от него есть шанс простудиться, а уж высохнуть продрогнуть - точно. Она привыкла к обожанию и преклонению, так что подобным её не удивить. Ничего, впечатлять будем иными средствами. Гнев, так сказать, пошёл на принцип. Он хотел, чтобы эта королева траходромов и повелительница идиотов, кропающих дурные вирши под подушкой, попутно воображая себе объект страсти и активно надрачивая, уделила ему внимание, проявила заинтересованность. Запасть на сучку - всё равно что в рулетку играть. Кретин безмозглый, поделом ему.
Врата распахнулись по мановению руки - но так резко, будто он врезался по ним ногой с разворота. Вечерний Нью-Йорк швырнул ему в лицо холодный, освежающий после магмового Ада порыв ветра.
- Ну, поехали, - предвкушающе выдохнул Гнев.
Толпу блуждающих выродков не заметил бы разве что слепой и глухой затворник. Они копошились повсюду, ворочались по обочинам дороги, лезли на какой-то дом, судя по всему, выбранный ими центром притяжения. Что же так влияет на них? Либо сильный медиум, либо, берите выше, воплощение. Сигнал, посланный откуда-то из этих краёв, пропал, так что приходилось ориентироваться исключительно на чутьё. Вот так штука, похоже, кое-кого загнали в ловушку! Гнев аж присвистнул. Какая прелесть, полюбоваться бы подольше, но нет - продвигаться дальше он им не позволит. Осклабившись, Гнев призвал объятые багровым пламенем кольца. Ну, всё, держитесь! Он им устроит лютейший звездец! Вот буквально - им почудится, что звёзды обрушились!
- Горите! - с нарочитой ленцой велел он.
И ближайшие к нему опустошённые вспыхнули, что твои факелы. Гнев расхохотался и прыгнул в самую гущу неистовым рыжим смерчем. Хандра отпустила, он развеселился и вознамерился гулять напропалую до утра. Если нечисти хватит, да. А почему бы не хватило? Их тут орды! И откуда повылезали, сволочи?! Вообще-то нельзя так обращаться с ценным кормовым ресурсом. Опустошённые были неимоверно мерзки для Гнева, и, вместе с тем, он испытывал к ним нечто вроде сочувствия, ведь однажды лишь на волосок отличался от них. И он помнил, как это скверно и паршиво. Как пусто и бессмысленно. Он потух, выцвел, стал безразличен ко всему... Вот почему ярость взвилась в нём огненным штормом при виде несчастных нелюдей. Он не простит того, кто так поступил с ними, какими бы жалкими букашками земляне ни были! Даже они не заслужили такого! Это подло, а Гнева тошнило от подлости. Он считал, что позволительно на свете весьма и весьма многое, но имеется нижняя планка, опуститься ниже которой значит поставить себя наравне с извивающимся полураздавленным червем. Даже хуже, так как черви, в сущности, плохого не творят, всего-навсего разрыхляют почву и в целом безвредны. Опустошённые же он оказывает милосердие. Успокаивает с миром. Влачить такую гнусную и ничтожную участь - и врагу не пожелаешь. Врага надо умерщвлять достойно. И не выбирать себе врагов, заслуживших лишь, чтобы их прикончили, как бешеных шелудивых псов.