ИМЯ ПЕРСОНАЖА: Алон Тарьек | Halon Tariek; ВОЗРАСТ: 40-42 года; РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: воин из табора Тарьек, участник морской экспедиции на остров Кадеш; МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА: королевство Аггелон;

Manu Bennett

КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ О ПЕРСОНАЖЕ:Алон - арис кан, полукровка, чей отец не принадлежал табору и, более того, никогда не видел собственного сына. Однако же мальчик был воспитан кочевниками как равный, получив не только фамилию Тарьек, но и любовь, которую бошеби даруют всем детям, независимо от их происхождения. На радость матери Ренеи, рос Алон крепким и смышлёным парнем, вот только гордым непомерно, считавшим своим долгом защищать родных и почитавшим тяжёлые кулаки за лучший аргумент перед любым обидчиком. Как доходило дело до драки, так мало кто из сверстников мог выстоять перед ним, а всё же больше наград доставалось Дерену - неразлучному другу, которого Алон любил подобно брату. И так уж повернула Река жизни, что не пылкого задиру, а искусного резчика по дереву выбрала кудрявая красавица Мадез, любовь которой оказалась крепче братских уз.
Немало времени потребовалось юноше, чтобы принять собственное поражение, но, узнав о том, что Мадез носит под сердцем ребёнка Дерена, он поступил так, как счёл единственно верным: добровольно покинул родной табор. Некоторое время бездумно скитался по городам, перебиваясь случайным заработком: нанимался вышибалой в придорожных трактирах, затем грузчиком в порту Бестера, куда, на беду Алона, привела его дорога. Там, перейдя дорогу местным дельцам, был ранен в потасовке и избит столь жестоко, что на восстановление сил понадобились месяцы, и лишь чудом Великий Поток не вернул себе его душу. Чудо звали Глендой. Местная шлюха, достаточно сердобольная для того, чтобы не бросить незнакомца, истекавшего кровью, в узком переулке. Именно благодаря её клиентам Алон со временем стал ходить на крупных торговых судах, нанимаясь охранителем к состоятельным купцам. Самонадеянный юноша, получивший свой урок, превращался с годами в осмотрительного мужчину, вот только прирождённую гордость унимать так и не научился, и то, что со смуглым бошеби подчас обращались, как с безмолвным слугой, было для него словно кость в горле.
За прошедшие два десятка лет много земель он повидал, бывая и в ренхальтских портах, и на далёком Халланде; со многими людьми свёл знакомства, в том числе и с Бескрылыми, которым порой помогал добывать нужную информацию, но в чьи ряды, однако, никогда не стремился. И с каждым новым годом всё отчётливей становилась бессмысленность подобной жизни: ещё немного, и борода засеребрится первой сединой, а многого ли он добился, добровольный изгнанник без табора? Без полога шатра над головой, без детского смеха, что льётся из повозки? Он продолжал возвращаться в Бестер скорее по привычке: купцы сменяли один другого, а добрая Гленда померла от оспы, не дожив до тридцати. В конечном итоге разочарование и злость на самого себя стали столь велики, что даже крепкому вину не под силу было их потопить. И, наконец, когда кончилась война между Ренхальтом и Аггелоном, во время которой Алон сражался в Сейссилтском ополчении, и волна землятресений прошла по Дивналту, унеся с собой множество жизней, он понял, что пора менять течение своей собственной. Если слухи о вернувшемся в Аггелон таборе были правдивы, он должен был отыскать их и взглянуть в глаза прошлому, отпустив былые обиды, которые давно излечило время.

ОТНОШЕНИЯ С ВАШИМ ПЕРСОНАЖЕМ:Вернувшись в табор по прошествии стольких лет, от Арзелез он узнал, что после смерти Дерена и Мадез Туала, их старшая дочь, оставшаяся в живых в трагедии, постигшей однажды табор, росла под надзором Сеока - чужака, которого Алон невзлюбил сразу же и отнюдь не скрывал своей неприязни. Для Туалы же всё было с точностью наоборот - чужим казался нежданный пришелец, под взглядами которого ей становилось неуютно. Всей правды о прошлом Алона и своих родителей девушка не знала, несмотря на рассказы старой Ренеи об ушедшем сыне, которые она воспринимала в детстве как сказки. Для неё он был закрытой книгой, и Туала, видя осторожность, с коей глава клана привечала Алона, не спешила переворачивать страницы. Ведь за время, проведённое вдали, он совершил много дурного - о том говорили ей шрамы на смуглой загрубевшей коже, - а жестокость, как известно, - верный путь к Чёрному Хесса.
Да и сам Алон вряд ли смог бы ответить, чем стала для него Туала: отражением потерянной навсегда Мадез, воспоминания о которой были ещё живы в сердце, или же новой целью, ведущей к искуплению? Тем самым устьем, к которому столько лет стремилась Река его жизни? Ведь он сам просил Арзелез отправить его в долгий путь к неизвестному острову, чтобы доказать свою верность табору. Чтобы  оказаться рядом и помочь в трудную минуту, как не сумел помочь пятнадцать лет назад своей севьерум. Теперь он сделает всё возможное для того, чтобы вернуть Туалу домой невредимой.

Для вдохновения

- Неудивительно, что Арзелез поручила мне хранить твою жизнь, - в темных глазах Алона легко читается превосходство пополам с насмешкой. - Чему учил тебя Сеок все эти годы? Чесать языком?
Туала в ответ лишь пожимает плечами.
- Так научи чему-то более стоящему, - голос её по-прежнему тих, и только мягкий прищур выдает лукавство, что прячется в словах.
- Когда будешь готова. И, может статься, этот час наступит скоро.

ПЛАНЫ НА ИГРУ:На данный момент в сюжет очень требуются члены морской экспедиции на остров Кадеш, поэтому без игры Алон не останется в любом случае, ведь какое путешествие обходится без приключений? Ну а я, со своей стороны, готова приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить интересное развитие наших персонажей.

ТРЕБОВАНИЯ К ИГРОКУ:Имя и внешность, увы, принципиальны, а вот детали биографии вполне обсуждаемы и могут быть подвергнуты корректировке, если у игрока возникнет такое желание. От Вас я смею требовать лишь грамотности, заинтересованности в судьбе персонажа и желания развивать сюжетную линию. Будьте инициативным игроком, чувствуйте Алона, и моя любовь к Вам станет поистине безграничной.

СВЯЗЬ С ВАМИ:Для начала - гостевая, а дальше можем как в ЛС с Вами списаться, так и в средствах личной связи (скайп предпочтительнее). На все вопросы с радостью отвечу.

ПОСТ:

Пост от лица персонажа

Солёные брызги летели в лицо, жалили щёки подобно пчёлам, но Туала счастливо улыбалась, стоя на носу «Харибы». Никогда прежде не бывавшая в морских путешествиях, она напоминала собой ребёнка, сновавшего по палубе и успевавшего заглянуть везде и всюду. Даже морская болезнь, казалось, её совсем не мучила, в отличие от других членов экспедиции, которых девушка искренне жалела, глядя, как бравые солдаты или учёные мудрецы перевешиваются через борт, дабы не запачкать вычищенные доски съеденным недавно завтраком.
Скучать на борту корабля ей не приходилось, ведь бошеби выпал удивительный шанс узнать не только аггелонских магов из Ковена, о коих наставница Арзелез отзывалась столь нелестно, но и сомельтских учёных - других, помимо Роберты, с которой Туала была знакома с детства. И то, что давняя подруга была рядом с ней, скрашивало долгие часы качки увлекательными разговорами, которых никогда не бывало много. Да что там, каждый из собеседников был по-своему ценен: и Ханс, рассказывавший так много чудных вещей, но всякий раз терявший перья, когда в голову ему приходила очередная идея, которую необходимо было записать; и Фриц, которого она любила по-особому за тот неподдельный интерес, что он питал к народу своей матери, и даже Гурин, задиравший нос по поводу и без, - по крайней мере, его тяга к знаниям была близка и понятна Туале.
Вот только братья по табору, которых отправила с ней Арзелез, не разделяли подобного восторга. Алон и вовсе глядел волком, стоило ей завести с кем-нибудь очередной разговор «о заумном», и лишь в такие моменты лицо её вновь становилось серьёзным, а слова наставницы всплывали в памяти в точности до звука. Нет, она вовсе не переступала оговоренный порог, ведь любопытство ещё не равнялось доверию, и то, что поведала ей глава табора перед отплытием, оставалось сокрытым от прочих.
Так бежали дни, неся путешественников к намеченной цели, и когда, наконец, на горизонте показалась каёмка приближавшейся суши, Туала крепко зажмурилась, стоя впереди у борта. Тонкие пальцы её помимо воли впились в потемневшие от морской воды доски, а на губах играла несмелая ещё улыбка - так улыбаются выигравшие схватку, но не верящие до конца в свою победу.

…Ступив на белый прибрежный песок, она первым делом сбросила сандалии. Как же прекрасно было вновь ощущать подошвами ног мягкую земную твердь, а не качавшуюся, словно колыбель с младенцем, палубу. Воспоминания о минувшем шторме до сих пор заставляли всё внутри переворачиваться от пережитого ужаса, но Туала отмахнулась от них, как от навязчивой дымки. Поймав на себе прямой взгляд Роберты, девушка ободряюще улыбнулась. Она понятия не имела, что ждало группу путешественников за темневшими впереди скалами и в какую сторону им следовало идти - наверное, теперь уже с рассветом, ибо небо за спиной заволакивало вечерними сумерками, хоть в волнах и отражались ещё малиновые отблески уходящего солнца.
Отойдя от кромки тёмной воды, она опустилась на колени, словно приветствуя саму землю, здороваясь с берегом далёких предков. Зачерпнула ладонью песок, что медленно вытекал сквозь смуглые пальцы, и закрыла глаза. Если бы только песок мог ответить на её вопросы! Если бы только сама Арзелез могла оказаться рядом, разделив с ней это мгновение…
Но в одном Берта была права: город быть должен. Не просто город - легендарный Та-эр Сах-вер, который они обязаны были отыскать.
Ветер, бросивший в лицо пригоршню пыли, заставил её вновь распахнуть глаза и сощуриться, провожая взглядом стайку песчаных змеек, что вились у ног, окружая их маленький отряд. Туала легко поднялась на ноги - только качнулся на груди подаренный Сеоком амулет. Взгляд внимательных янтарных глаз остановился на приближавшихся силуэтах, вбирая каждую деталь, и ей стало совершенно очевидно: человек, что шёл впереди, был никем иным как шехеру, раз местные ветра подчинялись его воле. Как и четверо воинов, готовые нанести удар в любую секунду.
Почувствовав, как втянул воздух в грудь Алон, стоявший за правым плечом, Туала сделала мягкое движение ладонью, прося его тем самым замереть на месте. Сама же шагнула вперёд, несмотря на гулко стучавшее под рёбрами сердце. Не только страх того, что всё пойдёт неправильно, был тому виной, но и трепет пополам с восторгом, который вселяли встреченные островитяне.
При звуках родной речи, что была похожа для неё на отдалённое эхо, искажённое самим временем, Туала выдохнула, почувствовав прилив сил - она сумеет объяснить, рассказать, убедить, но для этого нужна решимость, видимая всем остальным. «Давай, Лала, твой час пришёл», - и девушка наконец заговорила, стараясь подстроить привычные слова под только что услышанный напевный говор.
- Это так, господин, - кивнув словам Роберты, она склонила голову в почтительном приветствии. - Моё имя - Туала, и я - из народа бошеби. Абанжи, ступившие вместе со мной на священную землю этого острова, не несут с собой злых помыслов - лишь намерения дружбы, - солдаты, следуя приказу капитана, по-прежнему не двигались с места, и Туала лишь надеялась, что маги, оставшиеся на борту корабля не наделают глупостей, не разобравшись толком в происходившем.
Ей требовалось что-то ещё. Что-то, что сумеет преодолеть барьер напряжения, повисшего в воздухе, и уверить шехеру в чистоте её мыслей.
- И если слова, произнесённые мной здесь и сейчас, окажутся лживы, - Туала, замолчав на миг, встретилась взглядом с глазами стоявшего напротив мужчины, - то пускай душа моя никогда не найдёт обратного пути к Хесса.
В сгущавшихся над песчаным пляжем сумерках на долгое мгновение повисла тишина. Да и сердце Туалы, прежде бившееся часто, вдруг замерло. Для любого бошеби, истово верующего в Великий Поток, не было слов сильнее подобной клятвы.

ИМЯ ПЕРСОНАЖА: Сигрик | Sighrik ВОЗРАСТ: 36 РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: лендрман (наместник города) Фрейда или Ярна, на ваш выбор МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА: Халланд

Alexander Skarsgård

КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ О ПЕРСОНАЖЕ:
В Дотте жила небольшая семья, у мамы росли молодцы-сыновья: один был покрепче, другой поумней, и детство их шло как у прочих детей. Таково начало этой незамысловатой истории о двух братьях, которые с самого детства были связаны прочными кровавыми нитками. Самая что ни на есть обычная семья, коих на Халланде предостаточно: Сигрик был старшим сыном, а Рунфаст младшим, и поэтому с измальства первенцу приходилось быть нянькой. Младший брат рано начал говорить, ходить и вообще проявлял себя исключительным в развитии, даже настолько, что вскоре пошли толки о том, что он Змием целован. Кто-то говорил, что в нем обязательно пробудится искра, но ни после шестой его зимы ничего не последовало, ни после седьмой, ни после восьмой, а дальше все и ждать перестали. Не магией, так талантом и незаурядным умом мальчика наградил Златоочий, а Сигрик был его хранителем. Честь сомнительная, потому что более серьезному мальчишке куда интереснее было возиться не с шумным и затейливым младшим братом, а с оружием. Потом - бегать за юбками, а не помогать ему мастерить очередной свое гениальное изобретением. Затем - участвовать в походах, а не отвлекаться постоянно на то, чтобы вспоминать, что именно просил брат притащить ему с материка. И все же, Сигрик всегда заботился о брате, потому что тот был его кровью, к тому же, он прекрасно знал, что Рунфаст, увлекшись, может нечаянно утопнуть  болоте или упасть со скалы, просто потому, что не будет смотреть, куда идет и что делает.
Поразительно, как при такой рассеянности он умудрялся быть смертоносным на поле боя и даже стал хускарлом, как и сам Сигрик, до того, как продвинулся вверх, вначале став хэрсиром, а затем и лэндрманом. Тогда-то он и выдохнул - оставлять брата при конунге, сколько бы сомнений в его компетентности у Сигрика не было, можно было не страшась. При всей своей вздорности и вспыльчивости Рунфаст был слишком полезен, чтобы Тайг подвергал его опасности лишний раз, поэтому можно было спокойно заняться своими делами. Он исполнял свой долг, служа конунгу на протяжение нескольких лет, отправлялся в походы, без раздумий рубил с плеч головы ренхальтских собак, что смели поднимать оружие на детей Змия, и, наконец, получил щедрый дал от своего господина: ему вверили целый город, сделав лендерманом.
В порученное ему дело Сигрик вложил душу и за три года, прошедшие с того момента, как он получил это место, вверенная ему территория начала процветать, принося большой доход казне. Он все еще ходил в походы, все еще хохотал, размазывая чужую кровь по своему лицу, когда утирал со лба пот тыльной стороной ладони, но пришлось реже покидать территорию Халланда. Он знал своих людей, верил им, но ответственность перекладывать не желал. Зачем давать кому-то повод показать себя лучше него? За подобное место надо держаться крепко, а иначе можно и глазом не успеть моргнуть, как оно к кому-то перейдет, что оказался порасторопнее да похитрее. А хитрости Сигрику было не занимать, в связи с чем он обрастал связями, время от времени задаваясь вопросом: а не достоин ли он большего?
Одному только Змию и известно, что в итоге бы придумал себе Сигрик, если бы на пороге его дома в один октябрьский вечер не появился Рунфаст. Как и старший брат, он не отправился на войну по приказу конунга, посчитавшего, что отпускать всех мужчин, способных держать в руках меч, на материк неразумно, ведь неизвестно, кому улыбнется удача, а при самом худшем раскладе дома должен быть кто-то, кто даст отпор противнику. В отличие от Сигрика, Рунфаст, который и до этого не так уж и часто покидал Халланд из-за опасений Тайга, которому тот вместе со своими "поделками" был полезен, что он или умрет, или сбежит узнавать большой мир, был в ярости. Он всегда был недоволен конунгом, всегда считал, что скади достойным большего, могут добиться невиданных высот, если проявить немного смелости, поэтому он и был один из тех, к кому обратилась старейшина Аскатла, когда подготавливала народ к мятежу. Оба брата никогда не испытывали особого трепета при виде тайлов, оценивая каждого по их заслугам, и Аскатлой и ее семьей были знакомы не первый год, поэтому и Сигрик, хоть и помедлив, не взял брата подмышку, заперев в своем доме, согласился и повел своих людей в Таллар. Тайга свергли, в завязавшейся схватке он словил смерть не от чьего-то топора или меча, а от стрелы, пущенной меткой тайлой Осхильд, ученицей Аскатлы. Новым конунгом провозгласили отсутствовавшего на тот момент Фалкона, а дальше... дальше случилось страшное по своей силе землетрясение, унесшее достаточно жизней и потрясшее людей. Все завертелось и закрутилось: помощь пострадавшим, восстановление развалившихся домов, возвращение основных войск скади и нового конунга, поэтому никто поначалу и не заметил, что трижды проклятая коса начала всплывать, да не обратил внимание на обнаглевших волков. Зря, очень зря, и теперь надо бороться не только с обезумевшим зверьем, смеющим нападать на поселения, но и готовиться к тому, что может случиться, если коса окончательно появится на поверхности.

ОТНОШЕНИЯ С ВАШИМ ПЕРСОНАЖЕМ:
Аскатла давно знает славного воина Сигрика, ценит его ум, прозорливость и выдержку, столь редкую для вспыльчивых скади. Как и его брат, он вырос у нее на глазах, в Дотте, и всегда привлекал к себе внимания даже не благодаря Рунфасту, а ответственностью и умом, качествами, которые Аскатла всегда ценила в людях. Были вечера, когда она рассказывала о былых своих походах и путешествиях, делилась чем-то, расширяя кругозор молодежи, и всегда получала удовольствие от замечаний Сигрика, который вели к интересным разговорам. Года шли, и уважение к тому, кто в ее глазах был ребенком из-за большой разницы в возрасте, только прибавлялось - он стал славным воином, который не кидался, словно безумный, в самую гущу сражения, приобретал авторитет в глазах скади и стал хорошим лендерменом, любимым народом. Но при своих достижениях он не стал надменным, его образ жизни не превратился в праздный - всегда в делах, а любое развлечение, будь то отменная выпивка или прелестная девица у него на коленях, могло быть прервано ради срочного дела, которое не требовало отлагательств. Аскатла навсегда запомнила взгляд Сигрика, когда он размышлял о том, стоит ли ему присоединяться к мятежу и позволять брату это делать, и в ее глазах это лишь возвысило его - он взвешивал все "за" и "против", прежде чем принять решение, в очередной раз доказав свою разумность. И не прогадал, заработав уважение Аскатлы и ее вечную дружбу и покровительство.

ПЛАНЫ НА ИГРУ:
Персонажа очень жду лично я и тайла Осхильд. Помимо нас тесные связи возможны с моим мужем Галемом и дочерью Унной. Ну, и заодно, у него есть друг Бьёрн, которого мы также очень ждем. А теперь приступим к планам:
☼ Сигрик знает, что такое власть и как с ней управляться, но до недавнего времени у него прекрасно получалось бороться со своими амбициями и быть довольным той долей, которая уготована для него Змиеем. Но после смены власти, в которой он принял непосредственное и немаловажное участие, мужчина решил дать волю своим желаниям. Обладая острым умом, Сигрик может добиться куда большего, чем управления одним городом. Именно изучением подобными возможностями нам бы хотелось с ним заняться: если будет свободен ленд, то будем баллатироваться в ярлы обсуждать с власть имущими переход его в руки Сигрика, а если нет, то посмотрим, насколько может расшириться власть одного человека на другие города.
☼ Сигрик всегда знал, что его младший брат Рунфаст, при всех своих нелепых затеях и замашках властелина всего сущего, целован Змием: он поистине гений (что бы было понятней, скадийский Да Винчи), который способен из груды мусора соорудить невероятно полезный предмет. Раньше он разрешал брату заниматься чем угодно, покрывая его перед всеми, кем только возможно, но видя, что для Халланда настали тяжелые времена, Сигрик решил направить энергию Рунфаста в полезное русло. Будем возиться с признанным на Халланде и непризнанным на материке гением вместе, потому что пользу он приносит колоссальную, но контроль ему нужен.
☼ Сигрик почти как Карлсон - мужчина в расцвете лет, может любит варенье, но, увы, вместо пропеллера у него или секира, или булава. Личную линию его будем развивать вместе, с песнями и плясками во имя Златоочего нашего хранителя. Поможем во всех начинания, принесем жертву администрации, чтобы она закрыла глаза на наши пляски под луной в чем мать родила.

ТРЕБОВАНИЯ К ИГРОКУ:
Сигрик нам очень хочется видеть, причем, достаточно активным и готовым к развитию как собственной ветки, так и к участию в общем сюжете. Размер постов нам не особо важен, просим быть более или менее грамотным, да появляться почаще, чтобы мы видели, что вы с нами. Мы будем очень рады общаться и дружить, поэтому хотелось бы говорливого человека в этой роли, даже если и говорить мы будем исключительно об игре.

СВЯЗЬ С ВАМИ:
Позовите в гостевой меня или Осхильд, одна из нас примчится и все-все разъяснит и расскажет, а заодно накормит и обогреет.

ПОСТ:

Любой пост от лица вашего персонажа.

Трещат поленья в очаге, пахнет в воздухе дымом да орехами. Полумрак царит в комнате, в сумерки погружается Дотта, ночь близится, люд потихоньку домой тянется. Доносятся с улица голоса, смех, перестуки да прочий шум, что о жизни свидетельствует. Никогда не тишины тут, всегда какие-то звуки: у кого-то собаки покоя не знают, у кого-то скотина беспокоится, у кого-то дети плачут, а кто-то ссорится в час ночной. Но еще не ночь, еще только закатное солнце все красным окрашивает. А Аскатла сидит у ложа дочери, смотрит на нее, да руки с ее бедра покатого не убирает, толстой шкурой медвежьей укрытого. Чувствует загрубевшими пальцами, как покалывает ее мех, но не убирает ладонь, держит. Смотрит на дочь, на светлые ее волосы, в толстую косу собранные, глаз не отводит. Вспоминает, как часто взвешивала рукой ее волосы, горделиво улыбалась, да поминала слова матери: хорошая девичья коса - цена двух девок. Это тогда вспоминала, а сейчас думает, что лучше б остригла дочь, чем короче - тем лучше, под мальчишку бы вообще было идеально.
      Унна дышит спокойно, ровно, уже давно уснула девочка, совсем устав после этого дня. А Аскатла не чувствует усталости, только горечь во рту досаду, поджимает губы, хмурит брови, отнимает руку, наконец, да заправляет дочери прядь светлую за ухо. Мимолетно касается пальцами ее скулы, виска, прежде чем вздыхает и встает на ноги. В доме тесно, в доме душно, в доме нестерпимо. Делает Аскатла несколько шагов к очагу, руки вперед протягивает, греет ладони замерзшие, хоть и далеко еще до зимы, смотрит в веселые языки пламени, что так и норовят лизнуть ее светлую кожу, оставив болезненную метку. Зябко женщине, изнутри холодок идет, в глазах светлых отражается льдинками - острыми, колючими, белыми-белыми. И в сердце неласковом у нее также морозно, тоже лед и снег. И дрожит все внутри, натягивается от невеселых мыслей о прошлом, настоящем и будущем.
     Не может Аскатла долго стоять на месте, отходит, кидает взгляд на дочь, чтобы убедиться, что та спит спокойно, и кивает рыси своей, придремавшей у очага. Валька лениво открывает глаза свои, шевелит ушами, но поднимает на ноги, потягивается красиво и бесшумно ступает к Унне, запрыгивает к ней легко, сворачивается клубком у нее под боком. Жмется ближе, когда рука девичья ей на спину ложится, обнимая, да голову к двери поворачивает, хозяйку дожидаться, вышедшую из дома скрипнув дверь. Аскатла прислоняется к деревянной балке, медленно заталкивает в трубку свой пахучий табак, по сторонам не смотрит: кто-то здоровается с ней, она отвечает рассеянно, но, в основном, все заняты своими делами. Привыкли все к Аскатле, сто лет она уже здесь, дальше больше, дольше только Галем. На мгновение переводит женщина взгляд на дорогу, чтобы проверить, не идет ли муж из соседнего селенья, куда отправился друга навестить, но нет никого. Не видно на горизонте могучей фигуры ее шамана-кузнеца, а, значит, Аскатла может еще побыть наедине со своими мыслями. Стоит она у своего же порога, смотрит на гладь озера, которая виднеется поодаль, и думает о том, что ей делать. Трубку курит и пальцами по дереву резному да потертому постукивает.
      Тяжело у Аскатлы на душе, кошки целым клубком скребутся, да на волю никак не продерут себе путь. Не выходит у них, слишком крепка их темница, слишком толсты ее гранитные стены, слишком плотны прутья в окнах, не просочишься. И в этой же западне и сама женщина, вместе с кошками и прочими монстрами, что живут у нее в сознании. Радуется и жалеет она, что не обладает той мощью, которой Змий наделил ее мужа: хочется ей Таллар с землей сровнять, не оставить камня на камне, избавится от всех и вся, чтобы не видеть самой и чтобы дочь не видела. Ничего вроде и не произошло, ан нет, не так это. Сглупила Аскатла, а теперь вот, стоит и трубку курит, делает вид, что это дым ей глаза жжет, а не плакать от злости хочется.
      Мама, мама, тянула к ней руки Унна. Мама, мама, ей повторяла. Всегда ласковая, но с отцом куда больше, а тут как никогда - жалась, словно не взрослая барышня уже, а ребенок малый все еще, за руку держала крепко, больно делая. Аскатла молчала, спокойно на дочь смотрела, чувствуя, что немеет внутри. На встрепанные волосы ее смотрела, пыталась понять, кто обидел, что случилось. Ужели слово дурное ее ребенку сказал кто? Нашелся, что ли, смельчак, которому неизвестно, что будет, если обидеть Унну, дочь Галема? До сих пор ведь смеялся народ над тем, что устроил муж ее, вспылив: разворотил амбар соседский, надавал тумаков молодцу, решившему язык при дочери их распустить. Так что же, еще кто умный да смелый нашелся? Все же знают, что милостив будет Змий, если отец пойдет заступаться, а не мать - мать злее, все матери злее, когда дело их детей касается. И Аскатла всех злее, потому что враг ее - сам конунг, потому что посмел на дочь ее глаз положить. Поди ко мне девица, сказал, поди ко мне красная, сказал. А Унна, дурочка ее, и пошла - конунг ведь, да и что он может ей сделать? Поговорить наверное хочет, спросить что иль поручить. Не могла она не пойти, досадует Аскатла, права не имела. Да и как ей знать было, что начнет Тайг речи сладкие вести, в глаза заглядывать, по плечу поглаживать. Сама бы женщина, наверное, растерялась, а что уж про дочь ее говорить - опомнилась только когда он скулы ее пальцами очертил, к шее спустился, остановившись около ворота светлой рубахи. Опомнилась и отступила, оттолкнула, птицей встревоженной улетела, к ней, к матери своей прилетела, за руки схватила, да лепетать начала. А потом уснула, крепко за руку держа. Понимает ее Аскатла, знает, что противно это, что нехорошо от этого на душе, что тошно становится. А ей - во сто крат, если не больше.
      Злится Аскатла, очень злится. Выдыхает колечки дыма, смотрит в даль и думает. Сарфово лицо вспоминает, говор ее нежный, ласковый. Представляет, как молвит Сарф: "На все воля Змия". К старейшине побежала ее дочь, к Сарф. Добрая бабушка, добрая тайла, всем поможет, всем подскажет, все знает. А к кому ей идти было, у кого заступничества просить? У отца, который сразу бы разнес весь Таллар на мелкие кусочки? У матери, которая в гневе страшнее варгульва была? Не хотела Унна беды, не хотела ругаться, спросила а Сарф, что делать да как быть. А та ласково ей: "На все воля Змия, внученька". И давай к Тайгу подталкивать, давай путать словами красивыми и хитрыми, давай морочить девочку голову. Да только вот ее эта дочь, не сразу, но скинула морок, мотнула головой, да отказалась. Скинула с плеч узкие ладони Сарф, сбежала. Весь день, бедняжка бегала, до матери, наконец, добежала. Мама, мама, мама, мама.
     Великий Змий. На все - Великий Змий. Что не спросишь - то Златоочего воля. Будто бессердечный он, будто не за справедливость. Чести что ли не знает? Верности? - зло думает Аскатла, щурясь. Глаза - не глаза, ледяные озера. Совсем мертвые, не скоро еще оживут. Зла слишком Аскатла, волосы дыбом разве что не стоят. Тайг - трус, который только сладострастием и увлечен. Что за конунг, что за вождь? Надо было, видимо, с самого начала выступать против него, как и толковали некоторые. Да кто же знал, что так все выйдет, что ни туда, ни сюда не продвинутся. Скади какими были двадцать лет назад, такими и остались, в то время как враги их только сил набирались. Спокойно жили, да, но что спокойствие, когда зубы с когтями притупились? Набирались сил, могут сказать люди, и мы. Только Аскатла не верит в это, знает, какая мощь по ту сторону морских вод, страшится того дня, когда проклятый король севера отвлечется от распрей с югом и обратит свой взор на Халланд. Думала раньше Аскатла, что есть у Сарф какой-то замысел, а теперь и узнавать его не хочет. На все воля Змия. То ли Фалкона она хочет видеть конунгом, то ли Тайга, не поймешь эту Сарф, плетет свои сети, никого в них не посвящает. Всем разное, отличное поет, а Аскатла устала. Все, не может больше - куда их поведет кровь Тидно? К чему? К бесславной смерти, к гибели себе в угоду? Знает это все женщина, сама такая, не так уж и далеко ушла.
     Сарф преследует свои цели, хочет добра для скади, нот какое добро в том, чтобы держать всю власть у себя, думая лишь о себе? Не врет Аскатла сама с собой - и ей хочется власти, только Галем ее не хочет, не честолюбив не, не хочет хватать звезд с неба. Хватает ему кузни, семьи и лосей, большего для счастья не надо. А Аскатла хочет все это и немного больше. Помочь своему народу и себе желает, дети чтобы жили ее долго и счастливо. Не до интриг им всем южных, не до игр Сарф. Не до трусливого Тайга. Надеется Аскатла, что Медведь Скадийский, Фалкон, сын Тависа, сможет их всех спасти. Глупо возлагать надежду на одного единственного человека, к тому же, такого молодого, но ничего другого не остается - только он, только воин. Не Аскатла же сама, в самом деле, не ее же сыновья. У них у всех одна судьба, у Фалкона - другая. Пора, конец наступает всему. И Сарф, и Тайгу, и спокойствию болота, которое может всколыхнуть лишь скорый приезд аггелонцев, о которых все говорят.
      С Хродаром надо поговорить, не доволен он, злится, - думает Аскатла, принимая решение. Не доволен старейшина Хродар, сердится ее наставник. Уже век свой доживает, вот-вот испустит дух, а не может, покоя у него нет. Не нравится ему то, что происходит на острове, с Сарф разругался он, плюнул, ушел, на советы не ходит. Не может, говорят люди. Не хочет, говорит Аскатла, качая головой. Была она там, когда он, старик совсем уже, по дому своему метался, распугивая девиц, что были его правнукам то ли внучками, то ли правнучками. Была она там, когда он кинул в огонь присланные Сарф травы, от боли в костях, вылил на улицу ее же зелья, для крепкого сна. Сказал, что лучше будет спать, что вовсе навек уснуть и обрести покой сможет, когда кровь Тидно прекратит строить из себя премудрую да всезнающую, когда по чести поступит. В игры когда прекратит играть. Не доволен Хродар, но не только он. Знает Аскатла. Слушает и слышит, смотрит и видит. Закрывает Аскатла глаза, дышит глубоко и мерно. Она у двери, Валька на ложе рядом со спящей Унной. Никто ее дочь не тронет, никому не позволено. Пора. Пора и Тайгу за все заплатить, знает она, как и все старейшины, о всех прегрешениях конунга. Пора и Сарф прекратить свою волю везде творить. И она не без греха, не без гнильцы. Все тут люди, все со своими кошмарами. Видит Аскатла, открыв глаза, мужний силуэт вдалеке. Курит Аскатла и думает, что будет хорошо, если Осхильд, девочка ее вздорная, упрямая и пылкая, пронзит стрелой своей острой грудь Тайга. Смерти она ему желает, потому что это единственный выход. Чует Асктала, что уже скоро будет подходящий момент, что всего два вздоха - и вот он, пахнет огнем, кровью и железом. Соберет она людей, взбудоражит, послушают они ее. На все же воля Змия, так и на это тоже.