Сегодня был не лучший день для того, чтобы попадаться Лорду на глаза. Ему вообще показываться на глаза не стоит - не в те дни, когда у него не было настроения. А настроения у него не было почти 360 дней в году (361 день в високосный год, если вы любите точность), а потому к постоянной угрозе "белой тревоги" домовцы привыкли.
Вот только бывали дни, когда Лорд был дьявольски взбешен. Это случалось необъяснимым образом - вроде бы песни Табаки ничуть не надоедливее обычного, и Горбач опять притащил в Четвертую какую-то белку, от которой воняет столовскими котлетами (читай помойкой), а Слепой снова пропал куда-то, оставив на полу грязный след из иголок и черной, как застывшая, гниющая кровь, земли. Вещи просто шли наперекосяк, Земля стремительно валилась набок со своей оси, и настроение Лорда обваливалось куда-то на уровень подвалов, а вместе с ним обваливались чьи-то шансы на спокойную жизнь. Клокотало в груди, и слепой, беспричинный гнев ворочался где-то под сердцем, обвивался кольцом вокруг легких, ширясь и ширясь, врастая в кожу и пуская шипы наружу - невидимые, но ощутимые любому, кто посмеет подойти хотя бы на два метра, или, что еще хуже, заговорить. Холодный монстр низко рычал, и рык эхом множился, дробился в черепной коробке, искрами рассыпаясь в глазах, где-то за кобальтовой радужкой. Врали, безбожно врали те, кто говорил, что огнедышащие драконы давно вымерли - у дракона огонь внутри, и, чтобы спалить неугодного, не обязательно огнем дышать.
В это утро достается шумным Логам. Состайники, будто почуяв надвигающуюся бурю, разбрелись по своим делам, причем с невероятной для них скоростью. Один Черный, не чувствуя накалившейся обстановки в комнате, мирно спал с своей постели, пуская слюни на раскрытый посередине том " Дика". Искренне пожелав состайнику, чтобы его во сне сожрал здоровенный кит, Лорд вырулил из комнаты, чтобы наткнуться на ничего не подозревающих Логов, которые шумно делили какую-то гремящую штуку, собранную умельцами из Седьмой. Быстрые, но неуклюжие, словно бандерлоги, в честь которых они сами себя называли, эти мальчишки были сосредоточием хаоса, беспорядка и беспричинного шума - словно шебутные, они рвали свою добычу, издавая звуки, не звучавшие для Лорда как человеческая речь - в тот момент все казалось просто странной какофонией, мешаниной звуков без смысла, будто бы кто-то пустил пленку с записью речи задом наперед. Все это разрывало голову - как-будто и без того было много так места, пока искры бесновались в мозгу. Логи до последнего шумели, стоя на пути Лорда, пока приближающуюся угрозу не заметил один из них, и тогда словно волна прошла по этой разношерстной толпе, и они тут же расступились - как море перед Моисеем, как скабрезно заметил бы Табаки, и Лорд бы непременно послал его к черту - давая дорогу. Ума у них было немного, но чем меньше в голове мозгов, тем сильнее работают инстинкты, позволяя выживать при любой катастрофе. Естественному отбору даром не нужен ваш интеллект, как показывает практика. Лорд крутил колеса инвалидной коляски, смотря вперед, не обращая внимания на то, как Логи жмутся к стенкам, будто могут ощутить острые шипы, будто их жгут искры, будто они понимают.
Люди бегут, роняя костыли и отводя взгляд. Когда-то давно драконы уничтожали деревни, и им в жертву приносили самых красивых девушек - интересно, это для того, чтобы ему ее есть было приятнее, или это такая средневековая сервировка стола для людоедов? Красота не усмиряет чудовищный пыл, красота распаляет его еще больше, сетью искр опутывает жертву, зажигая адское пламя, в котором медью плавится сознание, и его червленные языки жрут плоть, словно черви, не оставляя ничего, кроме голых костей, сделанных из чистой эмоции - абстрактной, безымянной и непременно темной. Для каждого этот огонь имеет свой цвет, и огонь Лорда в последнее время становится все более более рыжим. Не как закат, не как кирпич, которые обнажает Дом, выставляя напоказ свои старые, крошащиеся в эссенцию времени стены, не как ржавый нож, который не может разрезать даже нежную кожу на шее, оставляя лишь мерзкий след на ней. Этот цвет просто рыжий, словно из палаты мер и весов, точно такой, какой Лорд увидел перед собой собираясь выехать на крыльцо дома. Цвет ее волос. Солнце безжалостно льет золото на них, в зависти своей пытаясь сжечь их, лишить огненной природы, но проигрывает, проигрывает всегда - и золото льется мимо, едва касаясь кудрей и струясь куда-то вниз, распыляя кажущийся тусклым свет. На секунду Лорду показалось, что вот оно - очистительное пламя, где сгорит его жадная до чувств душа, где поплатится он и за гнев, и за гордыню, и за зависть - но плоть не занимается заревом, а значит, время еще не пришло. Искры в голове успокаиваются, сходят на нет, заменяясь образом Рыжей - тонким, но невероятно настоящим, словно кто-то нашел материал сильнее, чем сталь, чем титан, более осязаемый, и изваял ее. Несчастный Пигмалион. Прекрасная Галатея.
Все это длится доли секунды, но для Лорда это растянулось, казалось, на вечность - ему, лишенного времени в Четвертой. Все это не могло, однако, продолжаться настоящую вечность, и вот в поле зрения, кроме пламени стали появляться другие объекты. Дверной проем, в котором виднелся двор, какой-то робкий Фазан, ужом протиснувшийся в Дом мимо тех, кто загораживал проход, и Ловец. Ловец, который обнимал Рыжую - фамильярный, вульгарный жест, который выглядел еще более неуместным, чем Македонский среди Крыс. Чудище внутри заворочалось, разрослось, и почти можно было услышать тяжелый звук чешуи на хвосте, оборачивающемся кольцами вокруг колес коляски. Рев - уже не рык - закипал где-то в горле, словно лава в жерле вулкана, и холодный огонь, сжигающий, но не позволяющий тлеть, хлынул по венам. Белому дракону не нравилось, когда что-то шло не так, как он хотел.
- Потрясающий день сегодня. - выдавил из себя Лорд. - Я смотрю, кто-то в такую великолепную погоду времени даром не теряет.
