Astoria Malfoy (Greengrass)
j.k. rowling's wizarding world
Jennifer Connelly | по договоренности
Астория безбоязненно проминает своими изящными пальцами землю в оранжерее при (еще немного чужом) Мэноре.
Ей почти двадцать один год, и под ее белоснежные ровные ногти забиваются пыль, песок и влажная грязь.
Нарцисса следит за движениями узких аристократичных ладоней с вежливым снисхождением и говорит:
“я бы оставила корни орхидей немного повыше, поближе к воздуху”.
Астория встряхивает головой, убирая с лица каштановую прядь шелка волос, и улыбается:
“вы бы - да, а я вот считаю иначе”.
Скорпиус любит свою маму с самых первых дней, недель, месяцев, лет своего рождения. Он не наследует ни топленый шоколад ее волос, ни отлива радужки глаз в небесно-голубой - он светловолосый (в Малфоев), сероглазый (снова в Малфоев) и сложный (наверное, все же в Блэков) ребенок.
В четыре своих года он ее спрашивает: “а ты и папа ведь всегда будете рядом?”.
Астория отвечает: “ну, конечно, мой хороший”.
В тринадцать он ее хоронит. И она больше никогда и ничего ему не говорит. Но это всего лишь детали.
Астория прекрасна. В послевоенное время она приводит за собой в Малфой-Мэнор солнечный свет и слова “я”, “знаю” и “лучше” в верной вербальной последовательности, произнесенные бархатно-звонким голосом. Она поет сначала только Драко, затем - на семейных ужинах Нарциссе и Люциусу, немного погодя - колыбельные Скорпиусу; ей правда нравится видеть то, как ее первый, единственный, вымученный, выстраданный, желанный, случившийся, заслуженный и самый любимый сын засыпает под мелодии и слова, шелково срывающиеся с ее губ. В этих песнях - вся она сама. Та, кем никогда не хотела стать, но та, кем все-таки стала.
Женой, матерью и первым солнечным зайчиком в молчаливых стенах поседевшего родового поместья.
Когда Драко сделал ей предложение - она успела ответить согласием раньше, чем всецело осознала суть вопроса.
Потому что вторая магическая Война не пощадила никого.
Она не любила его в двадцать - он ее тоже.
Она считала, что у нее во всем мире нет человека ближе к своим двадцати семи - он ответил в этом ей взаимностью на год или даже два раньше.
В свои тридцать четыре Драко ее похоронил.
До своих тридцати четырех Астория не дожила.
Скорпиус - странный ребенок. Слишком самостоятельный в свои шесть, слишком умный в восемь и слишком много понимающий в одиннадцать. Она все еще ему поет (до тех пор, пока не становится сложно просто дышать), только теперь он никогда не засыпает во время ее пения - всегда дослушивает до конца.
Астория гладит его светлые и шелковые волосы, стрижет, уложив полотенце себе на колени, растит орхидеи (гладиолусы, герберы и бегонии), засыпает у Драко на плече и она - в общем-то - счастлива. Новая хозяйка Малфой-Мэнора. Огромного поместья с темными коридорами и пустыми зеницами арок широких окон.
В их с Драко дом часто приходят Люциус с Нарциссой, реже - чета Гринграссов и Дафна, и никогда - чужие. Поэтому когда в Мэнор возвращается Андромеда, держащая под локоть своего внука - Эдварда, - Астория воспринимает тех как своих. Просто немного потерявшихся во времени. Опоздавших к полуденному чаю.
Теперь Астория поет им всем, поет Скорпиусу, учит петь Тедди - и она все еще очень счастлива.
Даже когда понимает, что умирает.
Ей немного страшно оставлять своих мальчиков - Драко и Скорпиуса - одних и наедине друг с другом. Но она никогда не заговаривает ни с первым, ни со вторым о том, какие цветы приносить к ее могильной плите. Ее мальчики сами все знают.
Она немного говорит об этом с Нарциссой. О том, что оранжерею нельзя оставлять без присмотра (бегонии зачахнут первыми). О том, что без присмотра нельзя оставлять ее мужа и сына (первый не выплывет, а второй - захлебнется).
Она просит похоронить ее в самом простом, атласном, небесно-голубом шелковом платье и веточкой жасмина в волосах.
Потому что попросту знает: Драко обожает этот цвет, а Скорпиус - эти цветы.
Она уходит пусть и вымученная болезнью, но невероятно красивой.
Скорпиус поправляет жасмин в ее волосах, целует в холодный висок, жмурится и только через двадцать семь дней осознает: он никогда и никого не будет любить также трепетно и нежно, как свою маму и запах влажной земли от ее - высаживающей очередную орхидею - кончиков пальцев.
Астория умирает. Тихо. Во сне.
Скорпиус - который обнаруживает ее бездыханное тело первым - поправляет одеяло и идет на кухню пить апельсиновый сок.
Ему тринадцать и он говорит отцу и дедушке за столом: “сок холодный очень”. Покачивает стаканом перед лицом и не_улыбается, добавляя: “как теперь мама. Она умерла ночью, вы не знали?”.
От Тедди:
Причина, по которой солнце, обычно обходившее стороной величественный особняк Малфоев, робко заглядывает в высокие окна, тянущиеся во всю стену – это Астория. В этом Эдвард убежден с тех самых пор, когда впервые увидел миссис Малфой с улыбкой щурящуюся от солнца. Пожалуй, прежде таких женщин он не встречал. Эдварду пятнадцать, он выше своей бабушки Андромеды на полторы головы, и почти всех сокурсников – на одну. Эдвард провалил зельеварение в прошлом семестре. Эдварда донимает младший троюродный брат, копирующий улыбку своей матери, точно зеркало. От Астории пахнет так же невосомо и нежно, как от свежих белых цветов, которые она сама выращивает в оранжерее за особняком и составляет букеты в хрустальные вазы. Отчасти он завидует Скорпиусу, потому что у Скорпиуса есть мать, а у Эдварда нет. Но младший еще мал, в отличие от него, от Тедди. Ему в свои пятнадцать уже положено не тосковать о теплых материнских руках. Только вот чувство, затопившее его грудь, не похоже на чувство, которое он испытывает к своей покойной матери или бабушке. Это что-то иное.
Эдвард влюблен. Беззастенчиво, отчаянно, по-юношески пылко. Он не робеет, глядя на Асторию, но душа в нем подсобирается и жмется куда-то под ребра от волнения. Это чувство не мучительно, но ощутимо, и он переводит глаза к чему-то другому, когда Драко обнимает свою жену. В нем достаточно смелости, чтобы однажды не отворачиваться, когда она улыбается ему и они одни. Достаточно, чтобы склониться над букетом, к лицу в желании прикоснуться. И встретить отказ.
Годами позже, он не будет уверен, было ли это на самом деле. Или же это ему просто однажды приснилось. И теперь он никогда не узнает правды, потому что Астория замерла – там, под толстой мраморной плитой семейного склепа Малфоев.
Каст играет по 2025 году в своем настоящем. Прости, мама, но ты уже умерла.
Однако как много всего в относительном прошлом! Чтобы понять, насколько у меня - как у Скорпиуса, - нежное отношение к Астории, достаточно помнить о том, что я немножк прослезился, пока писал эту заявку. Вас жду я, ждет еще не пришедший Драко (я уверен), очень ждет Тедди. А еще я могу и под маской поиграть за ровесников, Хогвартс и всякое такое.
Внешность на ваш выбор в соответствии с общим концептом, все, что угодно, лишь бы с духом представленной в заявке образности (спасибо Тедди за подбор и доску), но лучше бы мисс Коннели.
Мама, тебя очень не хватало.