Она просто не могла поверить, что Орм прислушивался к этой выскочке больше, чем к ней. Чего-то такого она ожидала, но все же не настолько сильно. Не так рано, а незваная гостья нравилась все меньше и меньше. Настолько меньше, что хотелось просто свернуть ей шею. Жаль только, что правила гостеприимства говорили, что она не может этого сделать без особых на то причин. Атланна не приветствовала бы этого. Сама генерал старалась помнить советы и наставления королевы. Помнить всегда и делать так, чтобы она могла ней гордиться. Ведь сама приютила Меру, как гостью. Кто тогда мог подумать, что здесь атлантийка найдет свой дом. И ради этого дома она была готова на все. Не предать своего короля, что кстати спорно. Невольно вспоминался тот момент, когда она вместе с королевой поднималась на поверхность. Там они издали наблюдали за мальчиком, что становился мужчиной. Атланна хотела, чтобы она знала как выглядит наследник, хотя все понимали, что мальчик врятли станет королем. К тому же всегда был Орм. Но иногда сомнения закрадывались в её рыжеволосую голову. И она все чаще вспоминала парня, который был там на поверхности. Брайс способствовала этому. Все чаще в последнее время.

Мера все чаще искала повод уйти в сторону. Не быть рядом с этой гостьей, что становилась обузой. Благо всегда можно отправиться патрулировать периметр. Так проще. Среди солдат она чувствовала себя куда спокойнее, чем среди всех этих людей, которые все чаще смотрели на неё иначе. Смотрели так, словно она была всего лишь тенью. Она.. раньше её больше ценили, а теперь увидели новую... Трудно было даже найти подходящее слово и стоило вспомнить более земные предложения. Фаворитку. Нельзя назвать иначе, хотя слово возможно больше всего подходящее. Женщина постаралась не думать об этом сейчас. Потом раздавала приказы. Как всегда хладнокровно и собрано. Здесь она чувствовала себя уверение, а задание позволило забыть о мыслях, которые были совершенно не нужными. Сейчас она не должна была этим заниматься. И вообще не должна была думать об этом.

Они как раз совершали обход территории. Именно тогда она заметила кое-что странное. Словно здесь кто-то был. Пока солдаты отправились дальше, она повернулась в сторону откуда слышался шорох или же она просто чувствовала, что там кто-то есть. Двигалась осторожно, словно ожидала нападения. Хотя точно не ожидала, что там она увидит её. Брайс. Гостья, которая бесит, но нужно улыбаться. Уж точно она здесь её не ожидала увидеть. Но делать уже было не чего. Приходилось все же говорить, не разворачиваться же спиной к ней, а то потом ещё будет плакаться, что я её обижаю.

— Патрулирование.

Краткий и совершенно логичный ответ на вопрос, который собственно звучал глупо. Слишком по-человечески. Хотя она же и была человеком. Впрочем, сейчас совершенно не об этом. Рыжеволосая подумала о том, что слушать все это не очень интересно. Лучше был она вернулась к своим людям и продолжила работу. Верить этим словам не было никакого желания, а внутренний голос говорил о том, что лучше этого не делать. Все внутренние сигналы тревоги говорили сами за себя. Женщина это прекрасно понимала. Вот только она попыталась справиться с этим, попыталась не показать, что совершенно точно не желала всего вот этого. И все же она хотела верить в лучшее. Хотела.

— Брайс, я не могу сказать, что все будет идеально, но мы можем попробовать.

Её голос звучит уверено. Она врала и врала красиво, но сама себя заставляла во все это поверить. Чтобы быть убедительной. Медлит и все же протягивает руку. Чувствует пожатие и поздно понимает, что  сейчас что-то совсем не так. Так как должно быть. Брайс меняется на глазах. Превращается в что-то иное. Ей не удается отреагировать быстро. И плечо обжигает от боли. Она выдыхает. Чувствует как огнем окатывает тело и центр именно в месте ранения. Ей удается вырваться из хватки Брайс или чем/кем она там была. Старается дышать и собраться с силами. Мера всегда была сильной и умела реагировать быстро в подобных ситуациях. Она могла выстоять против сильных соперников. Звать на помощь было не в её правилах, даже если с пробитого плеча вытекает кровь окрашивая воду в алый цвет. Знает, что есть хищники, что могут почувствовать её. К примеру акулы. Это может сильно усложнить жизнь, но она справиться. Рыжеволосая делает глубокий вдох и превозмогая боль все же переходит к действию. Концентрация. Удар в ладоши и вокруг уже водяной вихрь, который откидывает темноволосую в сторону. Назад. Она заставляет воду превратиться в тугие канаты и связать ту, что решила атаковать. Теперь пришло время вопросов.

— Всегда знала, что тебе нужно свернуть шею. Теперь есть хотя бы официальный повод.

Она дышит тяжело. Обычно ранения не доставляли ей такой боли и проблем. Она даже редко замечала их, если только они не были серьезными. Но сейчас ничего действительно серьезного. А казалось, что её обжигают огнем.

— Что ты такое?

Голос все ещё звучит уверено. Но она все же кое чего точно не понимала. Не желала понимать возможно. А может быть просто плохо соображала из-за всего сейчас. Порой ответы лежат на поверхности. Просто их редко замечают сразу.

[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

— Рахло, я клянусь, если ты сейчас не... — закончить фразу и призвать на голову будущего выпускника [где то золотое время, когда Андрей был миленьким первокурсником, который смотрел на волшебство вокруг широко открытыми голубыми глазами] все небесные кары я не успеваю — громкий рев Ртутного на какое-то мгновение даже немного оглушает меня. Все драконы в последнее время были очень нервными, чутко реагируя на изменения магического поля, так что тренировки зачастую сопровождались опасностью быть сожженными дотла даже условно "своими" воротами — не спасла бы даже лучшая упырья желчь, но особого выбора у нас не было. Матч с джиннами неуклонно приближался, а команды не было от слова совсем.

Были игроки. Игроки хорошие, даже отличные, но не сыгранные. Не переживала я только исключительно за нападение — втроем мы с Маланьей и Глебом понимали друг друга с полуслова, оказываясь в том конце поля, где были нужны, мы всегда показывали отличные результаты. Но нам предстоит игра против сборной джиннов, у которых вечность на тренировки. Нам нужны только лучшие. Также, я очень рассчитывала на Гурия и О-Фею-Ли-Ю из команды неведимок, которая в полном составе должна была прибыть на Буян, как только Магщество утрясет с Магфордом все необходимые бюрократические формальности. Чтобы они не сильно затягивали с принятием решения академик Сарданапал решительно вылетел на Лысую гору в сопровождении доцента Горгоновой для большей решительности. Так что по большому счету школа оказалась исключительно под присмотром завуча и Великой Зуби, которая была слишком рассеяна и влюблена, чтобы действительно следить за порядком. Ученикам сейчас не позавидуешь, когда Поклеп Поклепыч проявляет излишнее рвение, наказывая всех направо и налево. Как хорошо, что к нам это не относилось. Зато на нас теперь также висела ответственность за подрастающее поколение.

Где-то с неделю назад Соловей в компании Тарараха отправились куда-то вглубь нашей необъятной родины, наотрез отказываясь отвечать на какие-то либо вопросы и лишь загадочно хмыкали в кулак. Мы с Ягуном и Ванькой по старой привычке поломали было головы над очередной загадкой, но быстро махнули на это рукой — у нас и без того хватало забот. Никакого вреда эта вылазка не принесет, уже хорошо. Валялкин практически переехал в берлогу к питекантропу, без устали ухаживая за бесконечными питомцами и другим магическим зверьем, которое из-за разрывов в реальности дружно посходило с ума. Баб-Ягун разрывался между магпунктом, где помогал своей бабусе и Локтовой, и драконбольным полем, где он помогал мне. В отсутствие Соловья почетное право отбирать и тренировать потенциальных членов сборной магов, а в перспективе и Тибидохса, выпала мне. А это значило, что я практически переехала жить на драконбольное поле, проводя тут зачастую по десять часов кряду. К несчастью, слухами земля полнится, поэтому помимо учеников Тибидохса, которых еще можно было выгнать на пары или же призвать к порядку стараниями того же Поклепа, трибуны занимали магпортеры разной масти. К счастью, никто не запрещал их сглаживать или проклинать. Да и присутствие Бейбарсова и драконов [тут еще неизвестно, чье больше] сдерживало особо рьяных, которые порывались взять у меня интервью, например. Словно в подтверждение моих мыслей перед моим взором по широкой красивой дуге пролетел так некстати сунувшийся на поле фотограф, который хотел видимо сорвать куш, а в итоге попался под горячую руку, вернее хвост, к стремительному и нервному Искристому, которого раздражали вспышки.

— К дождю, — прокомментировал происходящее Ягун, поудобнее перехватывая трубу пылесоса и резко взмывая вверх в погоне за мелькнувшим чуть выше и левее желтым боком одурительного мяча. Проследив действия друга, невольно поморщилась и чуть прикусила губу, поймав себя на мысли, что непроизвольно делаю характерные движения кистью. Вот сейчас бы ему сделать бочку, уходя от столкновения с противником, а после сбить мяч вихревым потом в сторону купола, чтобы спружинив от него, он угодил прямо в руки Маше Феклищевой, которая так удачно оказалась на его возможной траектории. На данный момент я раздумывала, стоит ли включать Ягуна в основной состав или оставить его на скамейке запасных. Игра в любом случае предстоит достаточно жесткая, у него будет шанс проявить себя. Сделав мысленную пометку, обращаю внимание на другой конец поля, где царил Ртутный, кинжальными плевками пытаясь подкоптить малышей купидонов в желто-черных подтяжках, что придавало им сходство с пчелами-переростками. Собственно, на этом моменте меня и прервали — кто именно запустил почтальонов на поле и вырядил их таким образом, я догадалась сразу же, стоило мне увидеть выражение лица Рахло и [каюсь] подзеркалить его. До уровня Ягуна мне было далеко и пробить ментальный блок Бейбарсова все еще не удавалось, но дед говорит, что я делаю успехи. Когда не ругает меня за безалаберность, разумеется.

От воплощения так и не высказанных угроз, Андрея Рахло — талантливого, но немного безалаберного мага и подающего надежды защитника, спасла Грааль Гардарика, которая в этот момент полыхнула семью радугами, в этот раз практически полных десять секунд, напоследок оставив алое зарево, которое постепенно бледнело. Для справки, у выпускника Тибидохса — это обычно порядка шести секунд, а у мага уровня академика — не менее двенадцати. Гость к нам пожаловал не самый обычный. Нахмурившись и убрав с лица лезущие в глаза из-за завихрений воздуха от драконьих крыльев волосы, перехватываю необычайно сосредоточенный взгляд Ягуна, который как раз приземлился на песок.

— Ягун, остаешься здесь, проконтролируешь драконов и... их, — так и не найдя подходящего эпитета, широким взмахом окидываю все поле, после щелчком пальцев подзывая контрабас и смычок, произношу тоном не терпящим возражения, проверяя натяжение струн и полировку. С этими тренировками я уже не помню, когда последний раз летала — впрочем, они и нужны были не мне, нескромно будет замечено. Мы оба знаем, что подлететь незаметно шансы есть только у меня — после очередного усовершенствования, мотор пылесоса внучка богини ревел так, что впервые услышавшие его жар-птицы от ужаса потускнели ровно в половину. Кто-то из особо острых на язык третьекурсников авторитетно заявлял, что бедные птички просто-напросто поседели, доводя чуткого к таким вещам Ваньку.

— Если что, я Глеба позову, — поспешила добавить, прежде чем Ягун успел открыть рот и возразить. Бейбарсов, также как и я не нуждающийся в постоянных тренировках, в данный момент помогал Поклепу в наложении защитных завес и очистке подвалов от расплодившейся нежити, укрепляя заодно общее защитное поле. Но я знала, что если мне будет угрожать опасность — он в следующее мгновение окажется рядом. Убедившись, что контрабас полностью готов и едва ли не подрагивает от нетерпения, поудобнее перехватываю смычок и запрыгиваю на летательный инструмент, в то же мгновение срываясь с места. От пьянящего ощущения полета на губах сразу же появляется широкая улыбка и хочется даже петь, но я благоразумно держу себя в руках, направляясь в сторону появления предполагаемого гостя.

И буквально через две минуты полета замечаю одинокую фигуру, ведущую под уздцы коня, неторопливо бредущую в сторону подъемного моста, где нес свой пост циклоп Пельменник. Что-то в мужчине кажется мне знакомым, поэтому не теряя времени, чуть ускоряюсь и обгоняю, чтобы мягко приземлиться прямо перед мордой коня, который отнесся к моему появлению с вежливым индифферентным интересом статуи, то есть, даже ухом не повел. Подхватывая контрабас под днище, а после ухватив за гриф, перевожу взгляд на нашего гостя и невольно замираю на месте, в удивлении приподнимая брови и едва ли не спотыкаясь.

— Кощей? — в отличие от своего почти тезки, этот был намного приятнее в общении, но в целом, его появление не может означать ничего хорошего, учитывая все, что происходит в мире. Но тем не менее, приветливо улыбаюсь, зачем-то махнув ему рукой с зажатым в ней смычком. — Какими судьбами? — стараюсь говорить легко и непринужденно, но напряжение и опаску в моем голосе едва ли можно не услышать.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?

Диане страшно.
И это чувство дезориентирует амазонку, практически выводит ее из строя, заставляет действовать импульсивно, допускать ошибки. Ей не хочется этого признавать, но ей действительно не следовало буквально-таки похищать Сти... Франклина Фостера с того склада, а после отдавать приказ Киборгу. Вся ответственность целиком и полностью лежала на ней, и она готова была встретиться с последствиями лицом к лицу. Но ей все же не пришлось. Может быть и Брюс, и Виктор совершенно не скрывали, что они не одобряю ее действия и считают их, как минимум, непродуманными, оба встали на ее сторону перед всем остальным миром, выставив все как заранее спланированную акцию, заявляя, что у них была информация, что эта группировка может угрожать не только одному городу, но и их стране, списывая произошедшее на случайное совпадение, а действия Дианы - попыткой спасти их агента, который мог бы оказаться в смертельной западне. А передатчик она вырубила, потому что ее личность продолжала держаться в тайне от большинства разведывательных агентств. А усилия Брюса помогли даже вывернуть это в свою пользу, еще раз подтвердив необходимость вывода Лиги Справедливости на новый, официальный уровень, который предполагал бы сотрудничество и обмен информации.

Но если честно, дочери Зевса впервые за все время ее существования, действительно было наплевать, что о ней могли подумать.
Её Стивен Тревор был жив. Это единственное, что ее волновало. И поэтому Диана боялась - боялась, что все происходящее лишь сон или еще хуже, навеянный кем-то из ее врагов мираж_ лишь иллюзия, призванная вывести из строя Чудо-Женщину и пошатнуть ее авторитет в глазах общественности, очернить ее репутацию и может быть даже открыть всему миру настоящую правду о ней. Правду, к которой никто не готов. Боги и монстры существуют по сей день.

Сердце предательски пропускает пару ударов, а после нагоняет их в ускоренном ритме, когда их пальцы на мгновение соприкасаются и она заглядывает в глаза мужчины. Боги, как же он красив. Она не отрывает взгляда от его лица, внимательно наблюдая за его реакцией, замечая бледность, появляющуюся, а после меркнущую улыбку, задержанное дыхание, когда приходит узнавание. Непроизвольно, она делает полшага вперед, оказываясь на расстоянии руки от него, борясь с желанием обнять его и поцеловать, вложив в поцелуй все свои чувства. Вместо этого Принц лишь прикусывает нижнюю губу, пытаясь понять, как она может помочь ему. И что вообще, великий Зевс, тут происходит. Каким-то совершенно непостижимым образом, но Диана была уверена на сто процентов, что перед ней сейчас именно её Стив, тот самый, который пожертвовал свою жизнь, чтобы спасти других. Тот самый, кого она не переставала любить даже по прошествии целого века.

- Бельгия, а если быть точнее, Ничья Земля, ноябрь, 1918 год, - на губах против воли появляется несколько грустная улыбка, стоит Диане вспомнить тот день, а после ту единственную ночь, которую им довелось провести вместе. Сейчас Принц с иронией думала о том, какой наивной она была тогда, а на щеках появлялся румянец от смущения, когда она вспоминала их первый откровенный разговор на лодке по пути в Лондон. Что же, Стив Тревор переубедил ее. Но ей стоит вернуться в настоящее, потому что оно гораздо важнее. Его слова заставляют ее сердце биться чаще, а горькому комку встать поперек горла, мешая дышать и говорить. Ей требуется долгое мгновение, чтобы унять волнение и взять контроль над телом.

- Это наша.. моя команда, они помогали мне во время Первой Мировой и после неё, - она подходит еще ближе к мужчине, вставая рядом с ним, чтобы тоже видеть фотографию и протягивает руку, указывая на мужчину по свою левую руку, - Это Вождь, а рядом с ним Чарли, он отлично пел, но вот стрелял не очень, - Диана мягко улыбается, позволяя светлой грусти о своих друзьях накрыть ее. Ей довелось похоронить их всех, и это наложило на амазонку определенный отпечаток. - А это Самир, - указывает пальцем на мужчину в забавной шапочке, не позволяя себе утонуть в своих переживаниях. Она уже оплакала их всех. - он был шпионом и знал чуть меньше языков, чем я, - Принц с ностальгией вспоминает их не прекращающиеся споры по этому поводу.
Грудь сдавило в предвкушении самого трудного. Остался последний неназванный человек на фотографии. И этот человек стоял сейчас рядом с ней. Дочь Зевса делает ненужный ей лишний вдох, называя его имя.

- Капитан Стивен Тревор, и мне жаль это говорить, но у него не осталось... - горло сдавило спазмом, Диане приходилось сдерживать рвущийся изнутри всхлип, - Его род прервался, - она все же находит в себе силы продолжать их разговор. Принц негромко смеется от его попытки пошутить и разрядить обстановку, но страх сильнее сдавил ей грудную клетку - ей казалось, что кто-то нанес ей сильнейший удар в живот, выбивший из легких разом весь воздух.

- Мне жаль, но я действительно не знаю, что происходит и как я могу помочь тебе. Ты... ты не просто выглядишь, как он, твои сны могут символизировать воспоминания, но я никогда не сталкивалась с подобным,  - беспомощность и незнание, что делать дальше, неимоверно раздражают Чудо-Женщину, но возможно, сейчас действовать должна Диана. И, поддавшись внезапному порыву, амазонка подается вперед и положив руку на щеку мужчины, мягко поднимает его лицо и поворачивает голову к себе, прежде чем прикоснуться к его губам в нежном, но чувственном и коротком поцелуе.

Великий Панем.
Город-государство, построенный на развалинах старого мира. Капитолий — столица государства, неизменно поражает воображение, заставляя вас приоткрыть в изумлении рот. Вокруг роскошь и золото, а на деле это лишь пыль, старательно пускаемая в глаза обывателей, задабривая их и старательно отвлекая внимание от происходящего за границами столицы. Власть находится в руках одного человека, обладающего нужными связями и огромным состоянием. Система работала идеально. Тринадцать дистриктов разделили между собой обязанности, каждый знал свое место и свою цель — общее благополучие. Тоталитарная диктатура. По опыту прошлых лет могу заметить, что этот режим является наиболее выгодным и перспективным. Сильная власть обеспечивает достаток и безопасность своих подданных. Вот только не все способны видеть перспективы. И не все оказались готовы мириться с временными неудобствами, словно забыв уроки прошлых лет. Сильное государство основано на крови, и это совершенно неоспоримый факт. Панем выбрал сценарий Рима, и не прогадал. И пусть наши истории получили свое начало на территории древней Греции, которая сейчас скрылась под метровым слоем воды, достичь пика нашего могущества мы смогли только в Риме. Виктория всегда была сильнее. И более жестокой, беспощадной. Она не прощала неудач и проигрышей. Она всегда умела красиво мстить. Но тем не менее, она — это я. Я никогда не умела контролировать смену сущностей, пусть и отчаянно пыталась. Мое окружение влияет на то, кем я буду, как бы странно это не звучало. И последние века я провела, как Виктория — жесткая, резкая, наглая, уверенная в себе. Она не умеет уступать. Головная боль стала моей постоянной спутницей, наравне с голосами десятка личностей в моей голове. Но громче всех звучит её голос.

Панем пал?
Эхо недавно прокатившейся войны до сих пор чувствуется.
Это и повисшие в воздухе отчаяние и страх, щедро приправленные горечью и скорбью. Это и повсеместные разрушения, которые со временем будут ликвидированы. Это затравленность в глазах людей, которые спешат поскорее оказаться в иллюзорной безопасности своих домов. Это отряды миротворцев, которые стабильно, раз в час, патрулируют улицы городов, высматривая потенциальных мятежников. Это восемьдесят процентов ложных арестов и сорок пять процентов ошибочных казней. Единственный способ восстановить порядок и доказать свою власть — это применение силе. И правительство не скупится на вооружение, ужесточая меры контроля. Виктория торжествует, празднует победу. Это её достижение. Её никогда не смущала проливающаяся во имя великой цели кровь. Возможно, мне тоже стоит махнуть на подобное рукой. Люди неизменно придумывают способы убить друг друга. И им не требуется вмешательство богов.

Катастрофа, ставшая результатом войны богов более тысячи лет назад, едва не стерла человечество с лица земли. Землетрясения, извержение всех вулканов одновременно, наводнения, глобальное изменение мира — в один момент погибла примерно треть людей, а в последующие годы еще столько же от голода и локальных стычек. Потребовалось не менее десятилетия, чтобы ликвидировать последствия и хоть как-то скоординировать действия лидеров государств, оставшихся в живых. Мир сильно изменился за прошедшие сотни лет. Во всем. Часть материков оказалась погружена под воду, исчезли привычные государства и страны. Теперь не имела значение национальность или раса человека, на первое место выдвигалась польза, которую о мог принести. Ценились военные, медики, ученые, на второй план отступали учителя, менеджеры и другие офисные работники. Стань полезным — или умри. Жестоко, но действенно. Не сразу, но тем не менее, люди приспособились. В этом особенность их расы. Они неизменно выживают. Это всегда меня интриговало в них, поэтому я не отказывала себе в удовольствии жить среди них. Иногда влюблялась даже, проживала с ними жизнь, пока не появился он.

Вам всем знакомо его имя.
Александр Македонский. Ричард Мортон. И еще несколько имен, которые он примерял на себя. Мне все же удалось добиться своего. Он получил бессмертие, став моим до конца времен. Вот только конфликты между нами не исчезли. Даже став новым богом он так и не понял. Не смог почувствовать влияния смертных на нас в полной мере. Я никогда не пыталась скрыть от него свою истинную сущность, но он всегда считал это не более, чем игрой. Так и не осознав тот факт, что у меня нет контроля над всеми моими сущностями. Да, во все времена существует лишь одна богиня победы, вот только ее представляют всегда по-разному. И это действительно влияет на мою личность, изменяя черты моего характера. Подстраивая по какие-то нормы и образы.

Вследствие всего происходящего у меня случилось расстройство личности. А головная боль и вовсе сводила с ума.
Поэтому я не знаю, что именно мною руководило, когда я шептала новому президенту Капитолия свою идею. Восставшие дистрикты должны заплатить за свое преступление. И уничтожения номера Тринадцать недостаточно. Каждый год каждый дистрикт должны отправлять двух детей, мальчика и девочку, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, на специальные Игры на выживание, в которых в живых останется только один. Да, я невольно вспомнила легенду о Минотавре и возможно вдохновилась ей, если можно так сказать. И вот я смотрю на смертных с Олимпа. И не могу найти в себе сил испытывать угрызения совести. Они это заслужили.

Я чувствую твое недовольство, Александр, — намеренно использую имя его прошлой жизни, скрещивая руки на груди. Я стою на краю мира, на Олимпе, наблюдая за подготовкой к первым играм. Я всего лишь дала им идею, они же сами довели ее до совершенства. И после этого боги жестоки? Я вижу перспективы, и я знаю, чем все закончится. Какие Игры и почему станут последними. Может быть изначально мои действия были лишь необдуманным порывом, сейчас я твердо осознаю тот факт, что именно так и должна сложиться история человечества.

Автомобиль, принадлежащий ВВС США, вез Саманту в гору Шайен. Она смотрела в окно, но совершенно не видела, что там происходит, погруженная в свои мысли. Ее сердце бешено колотилось от переизбытка адреналина и пыталось выскочить наружу — толи от радости, толи от волнения. А может от того и другого разом. Она уже знала о нападении на базу звездных врат, совершенное через эти самые врата к тому моменту, когда ей сообщили о новой миссии. На Абидос отправят развед отряд и она в его составе. В тот момент она готова была прыгать от радости — ей доведется пройти через пространственный тоннель! Она могла об этом только мечтать. Да что там, она об этом мечтала уже четыре года, с тех пор, как попала в программу ЗВ. Каково же было ее разочарование, когда в прошлый раз эта возможность буквально уплыла из ее рук из-за непредвиденных обстоятельств. Но теперь все иначе. Ее утвердили в состав отряда (спасибо Хаммонду), и никакие факторы не помешают ей попасть на ту сторону врат теперь. Она уже изучила список тех, кто отправится на Абидос. Разумеется, среди них был О’Нилл и два его человека, как уже имевшие необходимый опыт, а так же еще несколько солдат. И сейчас ей предстояло познакомиться с ними. Прибыв на место, Картер при сопровождении спустилась на лифте на самый нижний ярус, где располагались сами врата и пункт управления. Она бывала здесь раньше, но еще не видела их полного запуска. По дороге ей сообщили, что брифинг уже начался и ждут только ее. Уже подходя к переговорной, она услышала обрывок диалога:
— Картер наш специалист по звездным вратам — произнес Хаммонд.
— Откуда он переведен? — в этот момент Сэм уже зашла в помещение и поэтому тут же внесла поправку, стоя еще в дверях.
— Она переведена из Пентагона — войдя внутрь, она заняла позицию около свободного стула, как раз напротив говорившего. Учитывая, что он был единственный полковником из присутствующих, с кем Картер не была знакома, она сразу же догадалась, что это и есть тот самый Джонатан О’Нилл.
— Полковник О’Нилл, капитан Саманта Картер к вашим услугам — представилась она, отдав честь и рассматривая стоявшего перед ней мужчину. Высокий, средних лет, с темными проницательными глазами, довольно привлекательный не смотря на седину. Хотя это к делу не относилось. Его товарищи тут же постарались задеть ее, но она с привычной легкостью парировала все колкости. Женщине в этом патриархальном мире довольно сложно вращаться в таких кругах, поэтому нужно иметь острые зубки и уметь за себя постоять. Картер умела.
— Тот, кто впервые пройдет через звездные врата, должен подготовиться к том, что его ждет — начал О’Нилл, явно стараясь запугать Сэм предстоящими трудностями. Только это было не так-то просто. Да, у нее не было практического опыта перехода через врата, чем могли похвастаться трое сидящих перед ней мужчин, но зато в теории она знала об этой технологии такое, что им даже не снилось. Поэтому любые слова о предстоящих сложностях она встречала улыбкой.
— Я помню ваш отчет первой миссии. Я готовилась к этому всю жизнь — постаралась успокоить полковника Саманта, всей уверенностью в голосе давая понять, что о ней не стоит беспокоиться. И вновь последовали комментарии от сослуживцев О’Нилла. Кавальски и Фаретти — вспомнила Картер. Но и здесь она с легко парировала, объясняя все их страшилки научными заключениями. Но вот полковника явно не обрадовало нахождение в отряде еще одного ученого, о чем он не преминул сообщить генералу. Сэм внутренне напряглась, готовясь к длительной обороне — на теплый прием рассчитывать не приходилось. Но теперь Хаммонд заступился за нее, давая понять, что ее место в этой миссии решено. Девушка даже мысленно выдохнула. Ее хотя бы внезапно не выгонят с миссии — она здесь на законных основаниях. Хотя попробовали бы они это сделать. Кажется, стоит немного прояснить ситуацию.
— Я изучала технологию звездных врат за два года до того, как Даниэль Джексон привел их в действие и вы двое прошли через них. Мне тогда следовало пройти туда. Вы и ваши люди примете тот факт, что теперь я туда попаду? — пояснила Сэм, заканчивая свою речь с откровенным вызовом, даже не смотря на то, что О’Нилл был старше по званию. Она прекрасно видела, что он не доволен ее участием в миссии. Ее раздражали эти шовинистские замашки и она с привычным упорством готова была доказывать, что находится здесь не просто так.
— При всем уважении, доктор… — начал было полковник, но она прервала его. Внутренне Картер начинала потихоньку закипать. Из-за этой троицы, возомнившей, что они априори круче и важнее по половому признаку, они вынуждены тратить время брифинга на выяснение отношений. Но и пропустить все это мимо ушей и скромно промолчать Саманта не могла — ее внутреннее «я» требовало самоутверждения и расстановки всех точек на I.
— К человеку принято обращаться по званию, а не по профессии. Зовите меня капитан, а не доктор — с едва уловимыми нотками ехидства в голосе попросила Сэм.
— Участие капитана Картер не прихоть, а приказ — вновь вмешался в перепалку Хаммонд.
— Я офицер ВВС, полковник, как и вы. И то, что мои половые органы находятся внутри, а не снаружи, как у вас, не значит, что я не справлюсь с тем, с чем справляетесь вы — судя по взглядам Кавальски и Фаретти, им она тоже не нравилась и все ее слова они в серьез не воспринимали, но за ее диалогом с О’Ниллом наблюдали с большим интересом. Пожалуй, будь у них такая возможность, они начали бы делать ставки.
— Ничего не поделаешь с тем, что вы женщина. Я люблю женщин. А вот с учеными у меня всегда небольшие проблемы — лениво заметил полковник, все больше раздражая Картер своей самоуверенностью.
— Полковник, я больше ста часов провела на вражеском корабле во время «Бури в пустыне». Этого хватит? Или мне заняться армреслингом? — привела еще один довод Саманта. Это начинало надоедать, но, кажется, они оба были слишком упрямы, чтобы отступить. Наверное, это могло продолжаться еще долго, если бы в их спор не вклинился один из офицеров. Теперь капитан превратилась в слушателя, боясь упустить какую-нибудь важную деталь. В ходе брифинга у нее появилась возможность услышать от полковника не очередную колкость в свой адрес, а вполне разумное замечание на тему «Почему не стоит закапывать врата». Что ж, он мог приводить доводы не только в спорах с женщинами, ибо в данной ситуации она была с ним солидарна. Ничего особо важного так и не сказали. Разве что генерал одобрил переход на Абидос. В конце совещания Сэм встретилась взглядом с О’Ниллом и подумала, что может быть, он не так уж и плох, просто им стоит немного привыкнуть и узнать друг друга получше.
Когда отряд был готов к миссии, все собрались в зале врат. Картер впервые наблюдала полную активации врат и образование горизонта событий. Это было потрясающее зрелище! Даже сложно было представить, сколько энергии потребляло и перерабатывало это устройство для создания тоннеля между двумя планетами, разделенными сотнями, а может и тысячами световых лет. Это было невероятно. Хотя подсчитать расход было как раз таки реально. Любой ученый мог бы отдать душу только за то, чтобы это увидеть, а ей доведется пройти этот путь и оказаться с другой стороны. Раньше она только мечтала об этом и вот, наконец, мечта станет явью. Что ждет ее с той стороны? Нет, что ее там ждет она приблизительно представляла — читала отчет О’Нилла и не раз. Но сам переход. Путешествие должно длиться секунды, но какие ощущения она испытает при переходе и после него? Все это тоже было в отчете полковника, но Картер рассматривала процесс с точки зрения науки и поэтому копала глубже. Ее тело будет расщеплено на атомы, а может быть и на куда меньшие частицы, а потом будет воссоздано в миллионах и миллиардах миль отсюда в том же порядке. Разве это не чудо? Да, будет немного некомфортно от компрессии, необходимой для восстановления плотности тела, но оно того стоило. Пока Хаммонд давал последние указания, Саманта словно зачарованная наблюдала за вратами. Но нужно было отправляться в путь. Отряд вошел в горизонт событий и остались только она и полковник.
— Капитан? — произнес О’Нилл.
— Не волнуйтесь, я вас не разочарую — произнесла Сэм, с широко раскрытыми глазами изучая представившееся зрелище. Переполненная эмоциями, она совершенно забыла, что совсем недавно злилась на него.
— Отлично. Но я только хотел сказать дамы вперед — сказано без ехидства, но даже его капитан сейчас пропустила бы мимо ушей — врата были куда интереснее и заполняли сейчас все ее мысли.
— Я вам понравлюсь, когда вы узнаете меня лучше — улыбнулась Картер, отвлекаясь наконец от врат. Ее настроение сейчас было на высоте и она готова была полюбить кого угодно, даже этого самоуверенного полковника.
— Я уже вас обожаю, капитан — саркастично заметил Джонатан, но Саманта не обратила внимания на его интонацию. В ее голове уже происходили различные вычисления.
— Боже мой! Посмотрите на это! Энергия, которую излучают врата для создания пространственно-временного тоннеля невероятных размеров. Правильнее сказать, астрономических — Картер протянула руку и коснулась того, что казалось поверхностью воды. От ее прикосновения по линии горизонта разошлись волны — Видно даже колебание поверхности — восторженно добавила девушка. Однако в полной мере восхититься работе врат и всплескам энергии на границе тоннеля Саманте не удалось — ее бесцеремонно схватили за рюкзак и толкнули прямо в горизонт событий. Мир вокруг закружился.

[indent] руки грязные жадны до богатства и власти ; с пальцев давно не смывается застывшая кровь ; а славу победителя не стереть ничем. кеттердам продолжает дышать воздухом вредным, жить в своё удовольствие и существовать. бочка до сих пор источает смрад застывших навеки в подворотнях тел непрошенных гостей ; бочка будто притягивает нечестивые души убийц и воров , а ещё бессмертных (как кажется им же самим) храбрецов (будет вернее сказать глупцов). только война, говорят, закончена. и хотя бы днём больше не слышно криков и выстрелов ; вся власть сосредотачивается в одном единственном месте. грязные руки тянутся всё дальше, когтями острыми вцепляясь в неверующих и сердца их (бьющиеся в унисон с трупным зловонием, оставшимся после побега очередной мерзкой крысы) вырывая с корнем / без жалости, знаете ; без толики сожалений по неугодным ; без молитв над их лицами, застывшими в ужасе. грязные руки не верит в богов ; боги давно отказались от благословений в его сторону. он не убийца вовсе ; пусть и кажется, что губы его растягиваются в демонической ухмылке. он поддерживает привычный кеттердаму (аду) стиль жизни ; где человеческая не стоит ни гроша.

[indent] каз бреккер не спит по ночам и забывает про дрёму посреди дня. его не мучают кошмары или плохие сны ; его голову не посещают мысли о смысле бытия. он не тот страшный монстр, перегрызающий глотки невинным по ночам. но казу бреккеру до сих пор доносят сообщения о его лучшем друге, сбежавшем, поджав свой хвост, подальше от этих мест. каз смотрит и отмечает передвижения все в своей памяти, чтобы не упустить / отпустить. он контролирует всё от и до, ведь так проще править этим чудесным балом с гостями странными. смесью шутов и коршунов ; они всё ещё прячут за спинами своими клинки острые и выжидают подходящего момента. но каз бреккер становится более осторожным в своих действиях ; если раньше наперёд десять шагов, то теперь около тридцати. да только теперь он не выживает, а живёт. в этом мире опасном и продажном, считая его своим домом и лишь изредка оглядываясь назад.
там царствует идеальная тишина.

[indent] у него сердце невместительный кладенец ; хранит он там обиды и месть на самом видном месте, и прячет свою скорбь с печалью где-то в потайной ёмкости. бреккер, несмотря на все поверья и местные байки, всё ещё остаётся человеком. способным чувствовать и тосковать ; когда встречается с купеческим сыном лицом к лицу за дружественным обедом (обсуждая между делом ход торговли и прочую скучную для людей обычных муть). уайлен обязательно спросит про них ; как они и где обитают? бреккер не откроет свои секреты. даже близким ; даже тем, кто прошёл с ним эту беспощадную войну. он ответит уклончиво про всех ; скажет, что не отслеживает их действия и перемещения (очередная такая простая ложь). хотя прикроет глаза устало, когда не будет видеть единственный оставшийся вместе с ним соратник и друг ; попытается в одну из ночей забыться и не вспоминать больше никого, но получается паршиво. суровее взгляд и над переносицей мрачный недуг — он выносит вердикт виновен без суда и казни ; на его перчатках, вычищенных до блеска почти, отпечатки тех, чьей кожи он касался в последний раз. виновен перед всеми (а больше всего перед зеник, чья улыбка в каждом прохожем меркнет и растворяется также внезапно ; максимально перед хельваром, чью жизнь не уберёг, несмотря на свои обещания). у него выжженная шестёрка на коже ; выжженная в области груди // чернилами увековеченная над той самой «р», перечеркнувшей (нет) всю его историю.

[indent] бреккер проводит по клюву чёрному осторожно (он обнажает себя перед ним, веря в птицу свою верную). а ворон мудрый прикусывает фалангу пальца, скрепляя узы обещанием, что доставит обязательно письмо драгоценное, что сжимает в лапах своих сильных. каз наблюдает, как верный друг его встрепенётся от дождя за окном ; расправит крылья и унесёт вести правдивые вместе с собой. провожает взглядом гордую птицу, что меркнет в кеттердамском тумане и идеально сливается с местностью. он обязательно доставит последние новости и доброго здравия пожелания той, чьё сердце отдано морю. каз слишком резко развернётся от окна, желая доброго пути ; потом закроет ставни неплотно и скроется в полумраке убежища своего. зная, что через несколько дней вернётся с сообщением с того конца света. где нет конца и края свободе бескрайней ; где душа родная странствует в поиске приключений и освобождений. каз бреккер спускается вниз, встречая своих преданных воронов очередным заданием и игрой азартной, которые они любят больше, чем собственную жизнь.

[indent] раз — смерть кусает за босые пятки. два — ворон любимый отсиживается в своём укромном месте, ожидая нового послания от своих хозяев. три — каз стискивает зубы сильно. до желвак, выступающих от негодования в области скул. он знает про людей, что по его душу пришли с другого конца кеттердама ; ему известно, что чуть не подстрелили крылья его воронам. и пока перья взъерошивает соратник его раздражённо, бреккер притаивается в своём убежище. он снова охотится на жертву, пусть и знает наверняка откуда явился загадочный чужак. тактическое отступление — расставлять капканы и выжидать хитро, пока зверь этот невидимый попадётся прямиком в его лапы. учитывая глупые следы, оставленные в области вечного пребывания вороньих стай. у вас с морскими просторами разорвана связь ;
[indent]подожди немного, подожди ещё чуть-чуть, мой верный друг.

[indent] отсчитывать дни и недели — каз верит, что вскоре отправит благие вести ; оставит привычную подпись в самом низу долгожданного письма. мы обязательно свидимся вновь, — ссылаясь на текст без эмоций, где (ты же придёшь помочь?) привычные бреккеру намёки на скорые планы. надеяться, что появится однажды сама ; зайдёт бесшумно в воронье гнездо и будет упрекать своими богами, не имеющими смысла/воли для него. каз прикрывает свои уставшие глаза. весна давно уж пришла, так почему же эта боль ещё не прошла? он внутренностями монстров своих кормит день ото дня ; ненасытные тянут свои лапы, память намереваясь навсегда его забрать. он не проходит больше через главный вход ; его совесть обязательно сожрёт. за тех, кого спасти не сумел ; за тех, чьи страдания мерещатся и ноющей отдают в висках. бреккер наперекор судьбе снова идёт ; ожидая услышать когда-нибудь знакомые такие слова. только ни упрёка, ни тени сбоку, скользящей вдоль скользких от дождя стен.
неделями позднее каз замирает посреди улицы. всего на мгновение. сопровождающие не слышат ничего ; да только для его ушей эта тишина услада и сюрприз неожиданный. он не сжимает трость в своей руке сильнее, опасаясь внезапного нападения. не оборачивается, чтобы не спугнуть призрачного гостя ; уголки его губ слегка приподнимаются на долю секунды. как приветствие, как выстрел в небо. кому-то разрезать эту пугающую кеттердам тишину бы ; а ему гораздо теплее за грудной клеткой ; и как забавно же, что ты, милая, забыла его слова
[indent] ; я всегда поймаю тебя ;

[indent] каз бреккер заставляет всех ждать. чего? им этого никогда не понять. перемещается по городу специально один ; она подобралась слишком близко. и даже цокает неодобрительно языком, неужели инеж растеряла в море весь свой былой настрой? он дразнит будто. снова и снова. где навыки твои хвалёные? и чувство, будто играют они в давно забытые догонялки. одним вечером он не ощущает её присутствия. как в старые (не добрые) времена, когда прятаться пыталась даже от него. шумно воздух втянуть через приоткрытый рот — гвоздики перестой уловить в воздухе полёт. не отстаёт ни на шаг, даже когда ускоряет шаг. спешит будто бы на встречу ; а сам подгоняет, на развязку истории этой намекает. привычно из охотника превратиться в жертву ; они слишком долго прожили бок о бок вместе. достаточно, чтобы предсказывать любой её шаг. достаточно, чтобы вынырнуть из собственного ночного кошмара и вернуться к таким свежим своим ранам. инеж гафа, кажется, пытается понять. слышишь ли, помнишь ли? ту невидимую окружающим связь, переплётённую из самого прочного волокна (каз не перерезает её спустя эти месяцы долгие ; закаляет разлукой свой острый слух ; из строчек вытаскивает запрятанную свою грусть).

[indent]^{; ты писала, что любишь морские закаты и слышишь сирен песнь манящую. восхищённо упоминала победу последнюю свою. указывала координаты посещенного причала. и ни разу так ты и не сказала, что скучала по прошлому (не)давнему своему ;}

[indent] что привело её вновь? в этот забытый навеки приют? бреккер сам следит за её передвижениями, когда не занята этим она. у него глаза и уши по всему кеттердаму ; она не знала (да и откуда ей было знать?). и этим утром безоблачным, безмятежным, он шагает медленнее обычного ; хромая нога причиняет беспокойство — ловкая с сочувствием игра. приближается всё ближе, каз слышит её по левую сторону, заворачивая резковато налево за удобно расположенный дом. прячется в чёрной тени, задерживает дыхание. по-детски дожидается её вот так. ближе. ещё немного. остался один чёртов шаг. её силуэт хрупкий поглощает та же самая тьма ; бреккер делает выпад вперёд. хватается за её руку правую в области предплечья ; левую перехватывает по инерции (помнит всё ещё её стремительные рефлексы ; не сомневается, что рассталась она легко со своим преданным клинком). в это угол проклятый не проникает никакой солнечный свет ; каз бреккер щуриться по-лисьи, отмечая, что другой призрачная девушка не стала. он многое хочет сказать сейчас, да только сдерживает порыв своего негодования (почему пряталась и раньше не появлялась?). это ему стоило бы извиниться : она прибыла сюда из-за тебя. ему бы сказать, что возвращению (видеть снова) рад. да вместо приветствий — усмешка любимая. лицом к лицу стоять и произнести лишь :
— ты не меняешься, инеж.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?

Фундамент эльфийского дворца. Кто в нашей время, скажите, не знает о том, что академия построена на камнях и…возможно на костях эльфов? Кажется, ступи на камень босой ногой, и ты тут же почувствуешь эту силу, мощь, которая растекается по твоему телу от стоп, забираясь все выше и выше.  Йен не рискнула, не смотря на собственное любопытство, разуться, хотя такая блажь приходила ей в голову каждый раз, когда она переступала порог оксенфуртской академии. За час до этого она прогуливалась на заднем дворе, любуясь ажурными оградами, живыми изгородями и цветным мелким гравием, что хрустел под подошвой ее туфель. Она ждала известий от Геральта, но тот не особо торопился, известие прибыло за пару минут до того, как Йеннифэр вновь углубилась в залы академии, присоединяясь к гостям. Чумазый босой мальчишка вынырнул прям перед Йен прямиком из зеленого лабиринта, непонятно каким образом пробравшись мимо охраны и других гостей во двор академии. Неумело отвесив поклон, а затем загнув одну ногу за другу и той почесывая темную от копоти левую лодыжку прямиком нестриженными на пальцах ног ногтями, он пробубнил:
- Госпожа, милсдарь ведьмак, проехал мимо городских ворот с час назад. В город не заезжал.
Где-то в сумраке невидимые часы исторгли из механического чрева несколько гулких ударов и услышать их в саду можно было только если окно в залу, где стояли часы, было распахнуто слугами. Йен прикрыла на мгновение свои фиалковые глаза прислушиваясь к своему внутреннему голосу, а когда вновь те распахнула, то увидела протянутую в ее направлении перепачканную землей и травой детскую ладонь. – гонец ждал оплату. Вынув из холщового мешочка на талии монету, Йен вложила ее в детскую ладонь и легким посылом головы вперед, велела гонцу скрыться с глаз прибывающих гостей.
Вино, что подавали гостям в кубках, было сладким, оставляющее на языке ягодно-медовый привкус, не чета вину, которое подавали в таверне от дешевизны и кислости которого так вязало во рту, что порой глаз дергался.  Внутри академии атмосфера была вовсе не такой, как в саду, ни единого намека на уединение, даже дышать полной грудью едва удавалось и винить во всем туго затянутый корсет не имело смысла, эмоции гостей выплескивались на окружающих как дешевое и теплое пиво, переполнившее кружку, а ведь официально вечер чествования нового короля еще даже не начался. Гладкие, чистенькие, нарядные, в своих причудливых пестрых одеждах, гости обменивались вежливыми улыбками и комплиментами друг с другом, но от взгляда каждого второго веяло презрением или холодом. Надушенные с пышными рукавами, словно пытаясь затмить собой всех окружающих гостей, поправляя воротнички, они бурно пожимали друг другу руки, бросая косые взгляды в направлении трона. Ну, конечно, каждый из присутствующих мечтал ухватить кусок пожирнее, выбить себе место под солнцем, пока была представлена такая возможность. Йеннифэр так увлеклась оценкой гостей, что не сразу ощутила, как ее пытаются ощупать, а когда ощутила, едва удержалась от того, чтобы восторженного поклонника не обратить в пыль на месте. Ее настроение стало еще хуже обычного – насколько такое вообще возможно. Но, оказывается, дно еще не было пробито, голос, так некстати зазвучавший от ближайшей к входу в зал колонны, дернул ее словно марионетку за ниточку, Йена не просто замедлила шаг, она вынуждена была резко затормозить и позади нее послышались недовольные голоса тех, кто шел следом. Благо кубок ее был почти пустым и вино не расплескалось на праздничный ее наряд. До чего нелепо в этот момент она выглядела. В коленях поселилась легкая дрожь, а во рту пересохло.
– Так-так-так… - начала было она,  и свет льющийся от сотни зажжённых свечей, заиграл в ее, цвета воронова крыла, волосах таинственным блеском, окутывая мягким мерцанием ее фигуру облачённую в платье в присущих госпоже Венгерберг цветах – черном и белом. На губах промелькнуло некое подобие улыбки, но она довольно быстро сползла с ее лица. – Вильгефорц. – Йен вытянула в сторону руку, и кто-то из слуг наполнил ее бокал прямиком из глиняного кувшина. – Почуяв свежую кровь выполз на свет божий из самой темной норы зализав свои раны, - копируя поведение некогда могущественного чародея из Роггевеена, Йена усмехнувшись тоже отпила из своего бокала. – Тебе-то какое дело? - Сдвинув брови, она внимательно глядела ему в лицо. – Хочешь и на вторую половину лица чары накладывать? – Взгляд ее был темным и холодным, темные пряди волос, которые находились ближе к подбородку и приоткрытым губам Йеннифэр трепетали от тяжелого прерывистого дыхания. То, что сейчас назревало между ними, мало походило на светскую беседу. И так бы оно и продолжалось, если бы поверх голов гостей не зазвучали знакомые аккорды лютни. Йэннифэр легко и немного неуклюже, будто бы ей вино дало в голову, отсалютовала бокалом чародею из Роггевеена и взглядом принялась искать в толпе знакомое лицо. Она могла поклясться своей лучшей парой парадных сапожек, что слышала голос Лютика.