Стокгольм давит. Слишком много металла и стекла. Слишком много безличности. Так одновременно похожий и непохожий на родную Англию. Агата задыхается, расстегивая еще одну пуговицу на блузке, обмахивая себя журналом, не отводя взгляда от дороги впереди. Номера всех машин вокруг ее собственной она уже выучила наизусть. Девушка в задумчивости барабанит пальцами по рулевому колесу, переключая другой рукой радио-станции, мыслями пребывая где-то очень далеко.

Александру все же удалось уговорить ее на эту поездку, пообещав, что он не отдаст ее на растерзание своей матери, по крайней мере, не сразу. Пару дней передышки у нее все еще есть. И она планирует потратить их с пользой. Например, прошвырнуться по магазинам с Рейчел, пополнить свой гардероб, чтобы соответствовать ожиданиям молодой бизнес-леди, а заодно и выведать нужную ей информацию. Червячок, отвечающий за совесть блондинки, шевельнулся в груди и вгрызся куда-то в район сердца. Харрис морщится, но вины не чувствует. Компания Рейчел ей действительно была приятна, несмотря на первое впечатление, отравленное нотками ревности и собственничества.

Агата быстро печатает ответ на так кстати пришедшее сообщение, не в силах сдержать радостную, пусть и несколько несмелую улыбку, одновременно отмахиваясь от Евы. Помощница невероятно раздражала в последнее время, и блондинке требовалась передышка, чтобы ненароком не придушить Скай собственными руками. Происшествие на балу заставило Харрис взглянуть на азиатку по-другому, и теперь ей было проблематично прислушиваться к советам той, кто выворачивала свои внутренности перед ней в туалете. На очередное замечание англичанка лишь фыркает, поворачиваясь к Еве спиной и начисто ее игнорирует, вбивая нужный ей адрес в навигатор на телефоне.

Агата не любит опаздывать, но еще больше Агата не любит стоять в пробках. Спасибо, в Лондоне хватило. Закатывая глаза, блондинка вспоминает слова Алекса. Ему-то может быть и будет спокойнее, если она будет на собственной машине [выпендрежник, можно было взять машину напрокат], вот только несколько сотен нервных клеток Харрис погибнут смертью храбрых, пока она тратит свое драгоценное время, чтобы преодолеть маршрут, который отнял бы у нее максимум минут двадцать прогулочным шагом. Снова глубоко вздыхая, Харрис уменьшает масштаб на смартфоне, прикидывая степень катастрофы, то есть своего опоздания.

Рейчел меня убьет, — с трудом преодолев желание хорошенько приложиться о руль, Агата прикидывает, где она может безопасно припарковать новую подаренную ей [она никогда вслух не признается, но этот жест Александра поразил ее до глубины души и заставил влюбиться в него еще сильнее] машину. Наконец, присмотрев платную парковку неподалеку от нужного ей торгового центра, Агата плавно перестраивается, почему-то вызывая возмущенный гудок от кого-то в соседнем ряду. Мысленно показав наглецу средний палец, блондинка въезжает на территорию парковки, следуя указаниям охранника. Получив от него карточку для оплаты, спешит покинуть здание, на какое-то мгновение морщась от слишком яркого для жительницы Англии солнца.

Сверившись со смартфоном, Агата уверенно направилась в нужную ей сторону, одновременно отправляя сообщение Нильсену, чтобы унять его неуемную паранойю. Засунув телефон в задний карман узких джинс, девушка чуть ускоряет шаг, замечая в толпе впереди хрупкий силуэт подруги. И уже через пару минут Агата крепко обнимает Рейчел, звонко чмокая ту в щеку.

— Слушай, не поверишь... — начинает было Агата, но следующие слова Рейчел вызывают у нее лишь желание немного пошалить. Как удачно, что Александра не было рядом. И не предвидится.

— Впрочем, забей, ход твоих мыслей мне нравится куда больше, — усмехается Агата, слегка прищуриваясь и окидывая оценивающим взглядом мужчину, на которого указала Линд. Инстинктивно, ее рука чуть крепче обвивается вокруг талии Рейчел, словно показывая, что данная девушка находится не в его лиге, но главное испытание ждет извращенца впереди. — Что ты хочешь с ним сделать? — понижая голос, шепчет Агата на ухо подруге, слегка прищуриваясь и чуть одергивая свою блузку, демонстрируя чуть больше своего декольте.

- Пытаться обмануть богов лжи - плохая идея, ты же знаешь, - усмешка. - Но гораздо хуже попытка обмануть себя, - тихий усталый голос. Огоньки переливаются, прыгают по руке, создавая то светящиеся фигурки собачек, то корабли Вальгаллы, то валькирий на крылатых конях. Один из таких кораблей поплыл к Сильви и завис перед ней, качаясь на невидимых волнах. Под ноги девушку легонько толкнуло второе кресло.
Лафейсон всегда колдовал, как дышал. Собственно, он и врал точно также: окружающим, близким, себе. Себе в первую очередь.

- Присядешь? Апокалипис закончится не так уж и скоро, - хмыкнул. Корабль превратился в валькирию, та подбоченилась и уставилась на Сильви. Фигурка, сотканная из маленьких светлячков, нахмурилась и погрозила ей пальцем. А потом внезапно покрутилась вокруг своей оси, достала меч и воинственно погрозила уже мечом. После чего захохотала беззвучно, послала воздушный поцелуй, а огоньки перестроились в крылатого коня.
- Ответ ты знаешь. За тобой, - голос звучал ровно, спокойно, хотя сердце билось где-то около мозгов, категорически мешая хоть как-то обдумывать дальнейшие действия. Наверное, поэтому его называют покровителем лжецов? Потому что говорит одно, а чувствует совсем другое?

Вот только беда: трикстер, на самом деле, крайне редко именно намеренно лгал. Не договаривал, переиначивал, переставлял слова, подавал факты по-другому, говорил многоуровневые фразы, где скрыто столько смыслов, что вовек не раскопаешь. То, что чувствовал, то и говорил. И, кстати, были те, кто прекрасно это видел. Мать, Мобиус, тот же Тор, когда научился. Отец.

- Знаешь, Мобиус меня подловил даже не тогда, когда прочитал все досье. А на вопросе "что с Вариантом" и моем выражении лица, - Локи улыбнулся, глядя ей в лицо. Поднял руку, легонько подув. Пегас, в это время зависший в воздухе, рассыпался на огоньки. Те окружили девушку, высушив ее с ног до головы, а после собравшись в одеяло на плечах.

- Впрочем, Мобиус меня не помнит, - едва уловимая грусть таки прокралась в интонации. Ему действительно понравилось работать с этим проницательным человеком. И хотелось помочь тому вспомнить, откуда любимое увлечение пошло. Что это не картинка журнала, не какая-то придумка. Что это было! Действительно было. Лофт умел быть благодарным. Другое дело, что редко когда хотел это делать. Наверное, потому что сложно благодарить, если тебя пытаются запереть в темнице, обмануть или подставить.

- Ты не подумай, останавливать не буду, - фыркнул, предположив, какие мысли могут возникнуть после этого "за тобой". - Останавливать любого из нас - отвратительная идея. Но предложить прогуляться в одно менее дождливое место я все-таки бы хотел. Потом сможешь уйти, если захочешь, - пожал плечами. На самом деле, эта идея возникла буквально вот только что, пока рассматривал черты лица. Вокруг довольно темно, только повисший над плечом трикстера небольшой светящийся шар подсвечивает разговор.

- Кстати да, там абсолютный хаос. Представь себе, посреди Управления стоит статуя Канга Завоевателя, - хихикнул. То ли нервы, то ли крыша едет, то ли одно воспоминание пришло в голову. - Я, кстати, в свое время тоже себе статую сделал. Идиот, - снова смешок. Произошедшее с ним заставило пересмотреть все жизненные ценности от и до. Даже с братом бы помирился, если бы мог. Вот только, похоже, для брата он умер. А играться со временем сейчас нет ни сил, ни желания. Тут бы себя вернуть для начала. Пускай и очень вредного себя, пускай в женском обличье, но Сильвия умудрилась стать за это время слишком важной частью колдуна.
Наверное, поэтому был готов и отпустить тоже.

Помолчав, он добавил: - Понимаю, почему тебе тут так нравится. Тихо, спокойно. Мертво. Не надо ничего решать. Зачем, если все погибнет? Можно успокоиться, не привязываться. Мне бы хотелось иногда не привязываться. - голос задумчив, чародей откидывается в кресле, устало вздыхает. - Потому что сложно злиться на того, кого на самом деле любишь. Сложно пытаться с ним драться, сложно мстить, сложно вынашивать планы его гибели. А я все это делал. Всю жизнь, как узнал об обмане, мстил отцу. Потом брату. Забыв, как мы играли вместе, как охотились. По моей вине умерла моя мать, а ее я любил больше всех, - голос дрогнул на секунду, но быстро восстановился.
Откровенным быть тяжело. Но ей врать не хотелось.

- Указал путь врагам, думая, что там Тор. А там стояла Фригга. Всего лишь поворот не туда, какая ирония, - казалось, ему не каких-то полторы тысячи лет, а уже все десять тысяч. Начинал понимать усталость и спокойствие Одина. - Ты можешь пойти дальше сейчас, обозвав меня идиотом снова, - на этот раз улыбка вышла теплее - воспоминание грело. - Правда, учитывая, что цель потеряна... - снова пожав плечами, как бы говоря, "ты уверена?"

Он выдерживает паузу, давая обдумать, просчитать варианты и понять, врут ей или нет. Это самое сумасбродное решение трикстера, ему очень-очень страшно на самом деле, но Лофт упрямо идет вперед. Если откажется, настанет разочарование, но он справится. Заполнит чем-нибудь пустоту, хотя чем, если у него никого не осталось?

- Либо можно прогуляться в Асгард.

[indent] нитями чёрными судьбы переплетаются, в узелки безнадёжные путаются и обрываются. в одночасье. а ты сидишь у окна, сердце свое штопаешь, в доме чужом ( " как и ты сама " ) места себе не находишь, а швы расходятся - петелька за петелькой, обнажая старые раны. пелена снова застилает глаза твои - непрошеные слезы кристаллами блестят в уголках их, но стыдясь этих чувств лживых, смахиваешь их тыльной стороной ладони.
[indent] что это за слезы? боли? потери? или облегчения?
[indent] и не замечаешь, как игла острая душу твою насквозь пронзает, и рубинами кровь, что сочится из пальца левой руки, капает на подол платья твоего и пятнами расползается по нему.
[indent] напрасно руки в мозоли стираешь, кровь отмыть пытаясь, и даже, когда сдашься, обессилев, на пол осев, не забудешь, день тот, когда тропу до вод морских тебе освещала кровавая луна . . .
[indent] [indent] одна бессонная ночь сменяется другой. даже во дворце ты не чувствуешь себя в безопасности, вздрагиваешь от малейшего шороха, от теней и шагов в ночи убежать ( спрятаться ) пытаешься — от страха в ночи задыхаешься, ( кричать не можешь ), а он^* хватку не ослабляет. но глаз не смыкаешь, потому что знаешь - он придёт за тобой.

“ над головой твоей воды темные смыкаются, и ты медленно идёшь ко дну. последний крик уносит бурное течение - никто тебя не услышит и не спасёт. даже джуд. ты сама себе камнями карманы набила, как и шаг последний в бездну сделала. чёрные водоросли тело твоё обвивают, петлей тугой на шее затягиваются. ты теряешь сознание, а когда в последний раз глаза открываешь, чтобы тусклые лучи солнца золотого, что сквозь толщу воды пробиваются, увидеть — лицо его, осквернённое, видишь. глаза давно потухли, огонь в них погас, как и улыбка, теперь она напоминает оскал зверя, что однажды попробовал кровь . . . ”

[indent] но в конце этой истории не поставлена точка, только многоточие, написанное алыми чернилами, она все ещё живет — в лице твоём сером и темных кругах под глазами, которые ты стараешься скрыть под лоском гламура и мазей целебных; в болях в пояснице, что причиняет цветок зла, растущий внутри тебя; в душе твоей, полностью надломленной и опустошённой, ( выпитой до дна ).
[indent] раньше ты носила платья из плотного атласа, которые во время движения переливались всеми оттенками неба, рассветного или закатного, морозного или туманного, с высокими горлами да пышными рукавами, манжеты которых были расшиты нитями перламутровыми, чтобы скрыть следы ( синяки ), что оставляла на теле твоём любовь. сегодня же, сидя перед зеркалом туалетного столика, ты по привычке рукой касаешься своей шеи, но от прикосновений, даже своих, по телу дрожь, отдёрнув руку, ты зовешь девушку имп, что была приставлена к тебе в качестве служанки верховными правителями, пока ты ( временно ) живешь во дворце, поторапливая ее. внешность обманчива, и хоть фейри и выглядит юной, правда, может удивить и даже шокировать, но вот характер у неё был мягче, чем у таттерфелл, что с первого дня жизни в эльфхейме прислуживала вам с джуд в доме отца. тонкие, чуть уловимые для человеческого слуха нотки презрения время от времени все равно чувствовались в ее речи — не скоро небесный народец признает равенство своей и смертной плоти, ведь вересковый венец был возложен на головы правителей из разных миров.
[indent] длинными когтистыми пальцами она шустро справляется с застёжками на твоём новом шифоном платье, струящимся словно дымка — и в нем, из-за множества слоев, подъюбников, ты становишься подобна цветку, на котором каплями росы сверкают драгоценные камни. оно прямого покроя, как ты и просила, отказавшись от тугих корсетов в силу беременности, но сегодня, впервые после долгого времени, ты решилась оголить плечи и грудь, ведь боль скрывается глубоко внутри. когда с нарядом закончено, служанка берётся за волосы, косы причудливые плетёт с помощью шпилек и нитей серебряных, то выпуская, то, наоборот, забирая пряди, попутно вплетая бутоны роз.
[indent] какой бы вредной не была таттерфелл, она заботилась о вас с сестрой, именно она научила вас хитростям выживания в этом мире — бусы из сушеных ягод рябины как оберег от соблазнов и искушений фейри; жгучая мазь, что в глаза втирается и жжёт, для истинного зрения и по мешочку соли в каждый карман на случай беды. не просто привычка, а часть жизни.
[indent] отпустив служанку, ты сама почти сразу покидаешь свои покои. теперь ты ходишь не спеша, с передышками, спускаясь и поднимаясь по крутым лестницам дворца. мимо тебя проплывают импы и хобы, гоблины и григи - слуги, спешащие выполнять свои обязанности; они замолкают и склоняются в низком поклоне при виде тебя, что льстит тебе, хоть и понимаешь - не тебе это предназначается, а верховной королевы, твоей сестре-близнец. иногда среди стражи ты замечаешь мелькнувшие силуэты кого-то из двора теней, из-за обязанностей, после коронации и их присяги короне на их плечи легло много обязанностей, но призрак все равно находил время, чтобы повидать тебя. и ты была ему очень благодарна за эти минуты. но сегодня лиц знакомых ты не различаешь среди прочих.
[indent] по правилам о своём визите стоило бы доложить заранее, вдруг в это время у джуд заседание совета или другие более важные и неотложные дела, но ты, тарин, была не самой собой, если бы это не сделала, поэтому, заглянув сначала в тронный зал и не обнаружив там сестры, ты пошла в сторону ее спальни. и когда оставалось завернуть за последний угол, ты услышала торопливые шаги позади себя, а потом и мужской голос:
[indent] — ваше высочество, вам просили передать, - тебе почему-то показалось, что раньше стража этого ты не видела, хоть все лица и смешались у тебя давно в голове, а некоторые были скрыты дымкой тумана забытых встреч, а может, его совсем недавно приняли на службу? но не успела ты возразить, как он уже скрылся за поворотом, оставив в твоих руках таинственный свёрток.
[indent] и от кого же сей подарок? и что за праздник?
[indent] любопытство уже разъедало тебя изнутри и после того, как ты исследовала со всех сторон коробку и потресла ею в воздухе, решилась сорвать алую ленту и первой увидеть, что же там — '' не моя вина, что этот недотепа нас перепутал! ''.
[indent] и взору твоему открылся прекрасный браслет, весь усеянный драгоценными камнями — словно гроздья граната с прожилками из чистого золота. ты повидала много чудес, но в этот момент казалось, что ничего прекраснее этого украшения ты никогда не видела ( и не увидишь ). руками дрожащими ты достала его из футляра и примерить его захотелось сразу. никто не заметит и не узнает. браслет идеально подходил по размеру, плотно прилегал к коже и, застегнув замочек, ты глаз не могла от него отвести. ловя последние лучи уходящего солнца, камни переливались всеми оттенками красного и от этого украшение казалось ещё более чудным, словно сделанным из настоящих зёрен фрукта.
[indent] только . . .
[indent] снять с себя ты его больше не могла — застежка никак не поддавалась. паника волнами начала накрывать тебя, не переставая, мысленно, ты задавала себе один и тот же вопрос — '' что же делать ? ''. оставить себе украшение? но вдруг это подарок кардана? и тогда пропажа не останется незамеченной. тем более ей нужна будет чья-то посторонняя помощь, чтобы снять этот проклятый браслет!
[indent] ( вдох - выдох ), как мантру, проговаривала ты про себя, чтобы не забыть дышать; но руки попрежнему дрожали. спрятав футляр в складках своего платья, ты приняла решение действовать по ситуации — может и, правда, никто не заметит? и, натянув улыбку на лицо, ты поспешила к сестре.
у входа в спальню стояли двое фейри из королевской стражи, и прежде чем позволить тебе войти они, конечно же, спросили у тебя о причине твоего визита и назначена ли встреча. нахмурившись и по-детски надув щеки, на их вопросы ты ответила:
[indent] — я, тарин дуарте, родная сестра джуд дуарте, ныне гринбриар, верховной королевы эльфхейма! и я имею право приходить к ней тогда, когда захочу.
[indent] подобрав юбки, ты пробилась к входу в комнату, и пока стража приходила в себя и переваривала все услышанное, двери спальни закрылись за тобой. тебе нравилась та комната, что стала твоей на то время, пока ты гостишь в замке ( ведь не в один из своих домов вернуться ты не можешь ), днём в ней было много солнечного света, а окна выходили на королевский сад, но по сравнению со спальней джуд и кардана она напоминала крохотную спаленку для прислуги.
[indent] — моя милая джуд, — ты было хотела с распростертыми объятиями броситься к ней навстречу, но вспомнив о браслете, замерла в ожидании. я так спешила к тебе, что не успела даже позавтракать. ты же не дашь меня умереть от голода?
[indent] по хрупкому мосту вы идете навстречу друг к другу, и море из боли и обид кипит под вами. в жизни этой просто так ничего не даётся, и даже прощение нужно заслужить . . .

В их квартире под самой крышей высокого небоскреба пахло сигаретами. Психея не любила этот запах, морщила свой аккуратный носик, распахивала настежь окна, прячась в белоснежных крыльях колышащихся тонких штор. Эрос же с издевательским наслаждением чиркал спичкой, закуривая очередную сигарету - выдыхал сизый дым ей в волосы, вставая позади неё, закрывал окна и с наслаждением мазохиста ожидал её хода. Они жили под самой крышей - выше них было только свинцовое небо, выше них был только давно забытый людьми Олимп - и Эрос не исключал, что однажды она просто выбросит его под ноги прохожим из окна.

Американские горки, достойные быть запечатленными на пленку кинокамеры - но не сейчас, а позже, когда в кинематографе прозвенит очередной бум, когда цветное кино станет не редкостью, а повсеместным бытом, и тогда, отснятый на черно-белую пленку фильм о чувствах, граничащих с ненавистью и непониманием, произведет фурор, завоюет сердца каждого зрителя. Не хватает только кого-то третьего в этой истории - кто сможет подглядеть, направить их, как персонажей тщательно прописанного сценария, в нужное русло, не друг от друга, а наоборот.

Она резко разворачивается на каблуках, её волосы [Пахнут пионами и духами от Шанель, но никак не дымом паршивых сигарет] россыпью белого снега пролетают мимо его лица, и через мгновенье за ней с грохотом захлопывается входная дверь - молча, но эффектно она все равно оставляет последнее слово за собой.

Золотой Голливуд жил своей жизнью - полной интриг, глупых, совершенно детских подлянок и какой-то безумной борьбы за внимание режиссера. В их с Психеей жизни была борьба друг с другом и, одновременно, за те чувства, зародившиеся в Эросе вместе с так и не затянувшимся, словно в напоминание, некрасивым шрамом на ладони. Здесь же, кажется, люди и сами не знали чего хотят - счастья, красивой картинки или общего блага?

Знали ли братья Люмьер, чему они положили начало? Знали ли, насколько великое искусство вырастет из их пятидесяти-секундных роликов - испытывали бы они гордость, увидев, что сейчас снимается в павильонах Голливуда - или на натуре в парках, заповедниках, на фоне уличных декораций, тщательно выстраиваемых неделями ради двух съемочных дней. Или, может быть, увидев всё, что творится за камерой, они бы ужаснулись?

Он паркует машину возле павильона и перекидывает ключи от Кадиллака кому-то из рабочей группы, и заходит в павильон с бесстыжим опозданием в полчаса. Девушка-ассистентка на входе спотыкается и летит прямо в руки Эросу - её не нужно влюблять в старого режиссера или молодого, но совершенно бесталанного актера, она и сама, ища свое место, пристроится в любых объятиях. Он расплывается в улыбке, не успел зайти в павильон, как уже привлек к себе внимание, и что-то эгоистичное неприятной змеей зашевелилось внутри, что-то, что душить и убивать в себе он не собирался - наверное, поэтому он уже несколько лет обитает в этой сфере, куда прибыльнее было бы завести себе эскорт-агентство и, назло матери, торговать не настоящей и искренней любовью, а продажными, не настоящими чувствами и грязным сексом.

- Простите! Хорошо, что у меня в руках не было кофе! - Смеется, накручивает на палец прядку волос, только Эросу не интересно - мысли его сейчас где-то там, в их с Психеей квартире, переживают ссору за ссорой, возвращаются еще раньше - к Олимпу, где Зевс принял её в ряды олимпийцев. Возможно, не стоило этого делать.

- Проводи меня в гримерную, - она бормочет что-то еще, поначалу Эрос даже, прищурившись, вслушивается, но когда приходит понимание, что это - лишь неумелый флирт, обрывает её на полуслове, не обращая внимание на проскользнувшую во взгляде напротив обиду. Люди - открытая книга. И страницы этой книги зачитаны им до самых дыр.

О том, что он здесь не единственный Бог, Эрос догадывается сразу - энергетика сильная, мощная, сбивает с ног и окутывает пьянящим чувством любви - быть может, девушка, проводившая его до гримерки, была лишь той, кто поддался этому чувству, чей разум затуманила и пленила Богиня любви одним своим присутствием.

Из гримерки слышится тихий смех - она сидела у зеркала, и без того прекрасная, но девушки, порхавшие вокруг неё, наводили последние штрихи, поправляя прическу, макияж. Любовь - всё в ней говорило о любви. Чистой, нежной, на кончиках пальцев и где-то в самой глубине души сокрытой. Она сбивает с ног, и Эрос сам ощущает на себе волну этого чувства - поддаться бы ему, но его воля и разум куда сильнее тех, что дарованы смертным.

Сколько лет они не виделись? Пятьдесят? Сто? Больше? Эрос перестал считать дни и уж тем более годы, когда выбрал не её, когда предпочел невероятно красивую, но смертную деву - сколько лет он, забыв про мать, про её наставления и заветы игрался с чувствами смертных, вырисовывая из тонкого и изящного чувства любви свой узор и приплетая плотские утехи к чему-то возвышенному?

Просить девушек оставить их наедине даже не приходится - они, все также радушно улыбаясь, покидают гримерку, пообещав скоро вернуться - мысленно Эрос надеется, что они ушли за вином и фруктами, но, наверное, они сейчас принесут одежду, в которую их облачат для съемок.

- Надо же, сама Венера почтила нас своим присутствием, - Афродита в гневе страшна - это Эрос знал не понаслышке. Подходит, целует её в щеку, как будто бы они старые друзья, которые давно не виделись и всегда так друг друга приветствуют. - Скучала по мне, дорогая?

Склон Уван – не самое безопасное место в Ли Юэ. И не только потому что ткань, соединяющая миры, здесь необычайно тонка, есть и куда более приземленные причины. Например, местный климат, который благоволит образованию туманов, которые бы в принципе не должны случаться в горах, где итак порой крайне затруднительно передвигаться. Но жизнь, как всем известно, крайне непростая штука. Шэнь Хэ могла без проблем продолжать путь в густом тумане, это все равно, что двигаться или даже сражаться с завязанными глазами, стандартный навык, который выработался благодаря годам упорных тренировок. Но туман ей не нравился. Казалось, что у этого тумана будто бы есть своя воля, и он пытается ее навязать, что в принципе невозможно, потому что туманы не обладают разумом. Сознанием может обладать живое существо, способное превратиться в туман, но со временем Пылающей Алой Ведьмы одаренных выпускников Сумеру, способных превращать себя в стихии, никто не знал. Их существование теоретически было возможно, Хранитель Облаков учила ее мыслить дальновидно и рассматривать все пути развития ситуации. Но такое было маловероятно. К тому же, Алая Ведьма сеяла хаос и разрушения в родном Мондштадте, до Ли Юэ же дошли лишь слухи о ней.

Убедив себя в том, что философские изыскания вместе с сидением ровно на пятой точке не продвинут ее вперед, девушка недовольно вздохнула и шагнула в белую пелену тумана. Энергия, которую она почувствовала неподалеку, была ей знакома, но склон Уван не то место, где можно встретить Адепта. Они обычно обитают высоко в горах, куда не добраться простому смертному и не потревожить покой тех, кто существует не первую сотню лет и мыслит иначе. Но она ощущала присутствие Адепта и не могла не последовать за ним. Свою наставницу она бы узнала сразу, а вот эта аура ей была знакома лишь смутно. Шэнь Хэ уверенно двигалась в тумане, который будто бы понял, что никто из присутствующих его особо не боится, и начал рассеиваться. На возвышении стоял мужчина с темно-зелеными волосами, и когда Шэнь Хэ приблизилась к нему, то поняла, что у этого тумана определенно были какие-то мистические свойства, потому что сейчас она ясно ощущала ауру незнакомца. Она никогда не встречала других Якса, потому что, кроме Сяо больше никого не осталось в живых, но Шэнь Хэ узнала бы Якса по отчетливому следу тьмы в ауре. Кусочки головоломки начали складывать воедино. Неспокойное море при отсутствии сильного ветра, который мог бы вызвать такое поведение стихии, загадочные слова Хранителя Облаков о грядущих испытаниях, которые проверят каждого жителя Ли Юэ на прочность. И Защитник Якса, тот, кто вряд ли решил спуститься к людям просто так, потому что жаждет общения. Что-то назревало. Это было тем, что Шэнь Хэ не любила в общении с Адептами, то, что ее отрезали от нужной информации, и кормили призрачными формулировками, которые на вкус были едва ли приятнее лекарственных трав.

— Приветствую тебя, Сяо, последний из Якса, — девушка приблизилась и склонила голову в знак уважения. Гео Архонт мертв, но Ли Юэ чтит заключенные контракты, расторгнуть которые не в силах даже смерть. Те, кто поклялся беречь этот край гор и просторов, все еще верны своим обещаниям.

— Я бы хотела узнать, что привело тебя сюда, к людям. Не будешь ли ты любезен поделиться со мной информацией?

Заодно Шэнь Хэ хотела бы понять, что забыла здесь она сама.

Получить приглашение на праздник жизни элиты и высших эшелонов власти для Свечникова стоило пусть и не титанических, но все же усилий. Дернув за несколько ниточек, припомнив старые заслуги и титул князя он получил, что хотел. До Священной Дружины стали доходить слухи о том, что назревает что-то серьезное, если не колоссальное, в скрытом от людского глаза мире вампиров. Свечников, разумеется, не мог остаться в стороне, но обстоятельства сыграли с ним злую шутку и теперь посетить Нью-Йорк карта выпала Алине.
Вампирша с энтузиазмом восприняла будущую поездку и путешествие за океан. Озорной блеск тут же появился в Алининых глазах и Свечников с Руневским переглянувшись практически в один голос заявили, что действовать нужно аккуратно и без самодеятельности, так как они не знают точно, кого именно Алина может там встретить.
- Хорошо, хорошо, честное анархистское, я буду держать себя в руках, - девушка улыбнулась и посмотрела на Руневского, - А что ты не поедешь со мной, Саша?- получив отрицательный ответ девушка лишь грустно вздохнула. Последний раз в Новом Свете они с мужем были в начале нулевых. Решили на недельку-другую сбежать чуть ли не на край света и побыть вдвоем там, где никто их не знает и риск встретить знакомое лицо был сведен к минимуму.
Спустя несколько дней Алина сидела в кабинете Свечникова и словно губка впитывала новые сведения, которые успел раздобыть князь перед поездкой. Итак, им доподлинно не известно, кто явиться и будут ли там вампиры вообще. Подобные мероприятия приманивали кровососов всех мастей и рангов, словно пламя мотыльков, но сказать наверняка было сложно.
"Вдруг там Юсупов объявится" - мелькает мысль на краешке сознания Алины, девушка не слышала о нем уже несколько лет.
В любом случае сейчас девушка подготовлена к таким мероприятиям. И дело тут не только в получении приглашения или выборе наряда.
Среди богачей, политиков, выпускников лучших университетов, сильных мира сего и вампиров старше сотни нужно уметь вести себя подобающе.
От той юной и незрелой девчушки не знающей этикета и не умевшей танцевать даже вальс, которой была когда-то Алина, и следа не осталось.
"Поживите сотню лет с графом и не такому обучитесь" - всегда парировала девушка, когда кто-то делал комплименты ее успехам.
А она делала их регулярно. Языки, этикет, танцы, литература, философия, точные науки - за все это она хваталась и окуналась без устали. Алина со своей живостью характера, пылкостью, непосредственностью и пытливостью ребенка постигала и осваивала новые возможности, которые открыл для нее мир.
"Я должна ему соответсвовать"
"Я хочу чтобы ты мной гордился". Алина не была глупой и прекрасно понимала, что теперь в статусе графини Руневской придется изменить жизненный уклад и поработать над собой. Благо теперь у нее была для этого целая вечность. При выходе в свет и в Дружине возникала молодая, уверенная в себе женщина с собственными суждениями, которая не боится быть собой и не стыдится пробелов в культуре или образованности, а устраняет их быстро и ловко.
За спиной многие в Дружине шептали: "грязнокровка", считая, что подобная шпилька сможет хоть сколько-нибудь задеть Алину, но она лишь усмехалась и крепче сжимала Сашину руку.
Руневский подарил ей шанс на новую жизнь, показал, что не так уж страшна участь вампира и сколько пользы и удовольствий из нее можно извлечь. Для него она осталась все той же хрупкой, запутавшейся, опальной, резкой и смелой девочкой, не желающей становиться монстром, какой он ее встретил. Алина сохранила это и показывала лишь для него одного.

***

Десятки голосов слились в какофонию звуков, оттеняющую музыкальную мелодию очередного танца. Пары кружились по паркету в легком танце. Те, кто не желали танцевать с бокалами в руках обосновались у стен и беседовали.
Переодически смех кого-то из гостей заглушал шепот и резал ухо, нарушая мелодичность возникшей вокруг гармонии праздника. Роскошь зала поразила бы до глубины души тех, кто был не привычен к подобным зрелищам.
Алина кружилась в танце с очередным партнером и зорко высматривала среди гостей других вампиров. Ее партнер был человеком. Какая жалость, а ведь можно было бы извлечь из этого больше пользы. Ну что ей этот медиамагнат из Бельгии может интересного сообщить?
Но Алина никак не выдала своей незаинтересованности. Краем глаза она заметила несколько мужчин, стоящих возле лестницы и беседовавших о чем-то. Музыка и голоса гостей никак не давали сосредоточиться на незнакомцах и на том, о чем они говорят. Они несколько раз бросили взгляд в сторону танцующей с магнатом Алины и больше не смотрели в их сторону.
"Тоже вампиры?" - догадка вполне логичная, учитывая как они выглядели. Статные, красивые, с выправкой, до которой даже военным далеко, от них веяло аристократизмом, тем самым, старинным, практически канувшим в лету и не передавшимся современным поколениям и еще что-то.
Харизма. Очарование.То, что присуще практически всем кровососам. 
При очередном пересечении зала Алина пытается найти их взглядом, но теряет из виду. Она раздосадовано выдыхает и через несколько секунд мелодия танца смолкает. Неужели. Девушка решает сменить тактику и переместится к беседующим, раз с партнерами по танцам так не везет в этот вечер.
Она проходит мимо лестницы и ее внимание привлекает дверь на террасу. Алина хватает бокал вина у проходящего мимо официанта и скрывается за дверью. Вид на ночной Нью-Йорк отсюда открывался прекрасный. Неоновые огни ночного города мелькали казалось бы близко, а ночной ветерок ласкал обнаженные плечи девушки. Алина стуча каблуками подошла к краю и оперлась на перила.
Сделала глоток вина, а рука сама полезла в небольшой клатч и выудила оттуда портсигар. Пальцы ловко щелкнули зажигалкой, девушка подкурила сигарету и смотрела прямо перед собой.
Острый вампирский слух уловил легкий шорох за спиной и Алина обернулась.
- Эй, кто здесь? - голос звучит спокойно и девушка готова к тому, что источник шума может оказаться не совсем человеком.

[indent] дом призраков прошлого, восковых воспоминаний, плавящихся под жаром скорби о потерянной подруге. словно отражение былых времен, искривленное, деформированное. воспоминания старые навевая, расковыривая рану в душе солью ее посыпая щедро.
[indent] представляет, как кто-то роется в вещах, оставленных в доме, в поисках наживы. но нет ничего, все ящики пусты, все шкафы встроенные лишь паутиной покрыты, дверцы скрипящие с петлями заржавевшими. только призраков древних, цепями гремящих, могли не забрать с собой.
[indent] в тишине ночи мрак щупальцами своими дом опоясывает. в доме брошенном ни шороха, ни звука не доносится. лишь слышится голос угрожающий эхом отражающийся от стен голых. силуэт темный, только на руки свет попадает лунный еле освещая, лишь четче силуэты. видит, как наводят на нее что-то на арбалет похожее.
[indent] охотники. значит лиам был прав? но что им здесь надо. дом пустой. оружейная перенесена давно, еще до убийства эллисон, так аккуратно прикрытого. никаких флешек с бестиарием тоже остаться не могло – одна у них, копия у арджента, да и книжная версия тоже.
[indent] в доме больше шумов не слышно, в гробовой тишине, никого больше нет. но нет в этом и смысла – искать кого-то, потому что лидия слышит как курок спускается и в нее летит что-то на стрелу похожее. со свистом, как в замедленной съемке. но приближения не видит, глаза зажмурила, в ожидании. не шелохнуться, не двинуться. каждый нерв на взводе, все тело напряжено, как струна натянутая.
[indent] иногда бывает, когда каждая клеточка напряжена от одного только ожидания. тело ждет, когда боль причинят и даже самое нежное прикосновение сродни прикосновения раскаленной кочерги о голую кожу.
[indent] чувствует, как прямо в голову попадает что-то. только вскрикнула, даже волну звуковую не пустив. «стрела» с глухим стуком падает на пол. рукой касается лба, куда удар пришелся. даже ни одной царапинки нет. в момент ее отпускает, расслабляется, ноги ватными становятся. назад пятится, но тут же падать начинает, запнувшись на ровном месте.
[indent] кто-то подхватывает ее – она не упала, не совсем. чувствует, как ее опускают на пол, полулежа, слышит голос знакомый, ее тряхнули и глаза распахиваются в панике.
[indent] в темноте мертвого дома лунный свет, пробивающийся через окна не зашторенные, освещает девушку, которая придерживает ее. в белом слабом свете она видит знакомые черты бледного лица, копну темных волос, нависающих над ее лицом, да глаза, такие же темные, внимательно смотрящие на нее. с беспокойством? с волнением?
[indent] эллисон? что происходит? я ударилась? думает, что говорит, но ни слова не проронила. может без сознания она, таки ударилась, может видение это… или все же стрела оказалась стрелой?
[indent] умирающих она видеть должна, тех кому недолго осталось, от болезни ли от пули. но видения призраков умерших давно - не видела она еще таких. рука сама тянется к ее лицу пока лидия разглядывает с удивлением подругу мертвую. но она не проходит сквозь существо бестелесное – касается щеки теплой, мягкой.
[indent] это не видение! создание из кожи и плоти.
[indent] и банши в сознании! не падал в обморок.
[indent] — не призрак? — она в растерянности, но точно знает, что нужно подальше убраться, хотя бы пару метров чтоб между ними было.
[indent] лидия отталкивает ее от себя, и девушка тоже оказывается на полу. банши пятится назад, цепляется руками за деревянные полы и путающимися ногами себя отталкивает. «…может принять внешность потерянных душ, привязанных к нему…» проносятся в голове голос стайлза. валок, психиатр, сам заключенный в доме айкена, рассказал ему про существо из соседней камеры принявшего образ донавана ( так же в бою убитого ) а лидия выпытала из него эту информацию, чтоб вписать в бестиарий. слоа. орда, толпа… ирландское существо, как и она сама, наверное.
[indent] что сказать не знает, рот только открывается в немом удивлении, как у рыбки золотой. кричать – привычно, но чтоб голос потерять от шока ли? не было еще такого. лидия настороженно косится на образ подруги, продолжая пятиться сидя на полу.

она на похоронах была, видела как гроб в яму опускают, землей засыпая. они все горстку земли туда кинули ( вечером дома из под ногтей чернь выковыривала усердно, слезами заливая ) была там и когда земля осела и цветы завяли. целую охапку выкинула, новый свежий букет фрезий, гвоздик и незабудок положила. молодость и доверие. смелость. именно это символизировала элисон для нее. та, кому она доверяла больше чем себе, та, кто останется вечно юной, безвременно почившей в разгаре битвы. бикон хиллс всех женщин арджентов забрал, поглотил словно монстр. два надгробия рядом стоят. имена курсивом вырезаны на граните могильном – дочь и мать навечно оставшиеся в городе маяке, городе призраков и недосказанности. чаще приходить было слишком горько. смертью место окропленное.

[indent] — кто… — наконец голос обретает, откашлявшись, приобретает уверенность, — кто ты?
[indent] рука пол ощупывает, в поисках хоть чего-то, что забыли в доме, что можно использовать как оружие. на что-то натыкается, озадаченно смотрит – цветной пластик с усохшей резиновой присоской на конце – игрушечная стрела? что она здесь делает? проходит секунда пока ее мысли догоняют ощущения. наверное этим ей попали в голову.
[indent] — что это за чертовщина? — лидия резко встала и отошла в дальний угол комнаты, ближе к выходу.

- Я возвращаюсь и нахожу тебя на этом же месте, — Лив слегка прищуривается, невежливо тыкая в развалившегося около костра Локи пальцем. Она уже успела уяснить, что рыжего нельзя оставлять без присмотра, но желание смыть с себя долгую дорогу и встречу с парочкой не очень приветливых обитателей окраины Асгарда пересиливало здравый смысл. Улль сказал, что как раз неподалеку от места их привала располагается небольшое озеро, и свежеиспеченная валькирия просто никак не могла это проигнорировать. О купели в обители Ванадис оставалось только мечтать, но даже такой возможностью она не могла пренебрегать. Да и постирать одолженную у богини одежду не помешало бы. Кто знает, когда еще предоставится такая возможность.

— Локи, я серьезно, — для пущей убедительности девушка упирает руки в бока и слегка склоняет голову к плечу, смотря на плута без тени улыбки, сведя брови к переносице, — я быстро, не скучай, — на всякий случай смерив бога огня предупреждающим взглядом, Лив подхватывает с земли свою сумку, — и во имя всех богов, не найди себе... приключений... по крайней мере, пока меня нет, — после чего скрывается в тени деревьев, четко следуя указаниям лучника, не отказывая себе в удовольствии вдохнуть полной грудью опьяняющий лесной воздух. Пожалуй, она впервые оказывается наедине с самой собой с момента попадания в тело Локи пару недель назад. Или сколько там прошло, несколько дней? месяц? Время в Асгарде ставило её в тупик. Сориентироваться, сколько на самом деле прошло времени в новом мире было тяжело. Но на удивление, адаптировалась девушка быстро, словно была рождена для такой жизни. Быть постоянно начеку, сжимать в руке рукоять меча, неустанно скользить взглядом по окрестностям, ожидая быстрой атаки — ее тело буквально только и ждало команды атаковать, действовало автоматически, когда того требовала ситуация. Она даже не находила в себе сил удивляться или пугаться тому, с чем ей приходилось сталкиваться.

Они остановились на очередной привал на крайне уютной, если можно так сказать, опушке, вдали от основной дороги, потому что припасы подходили к концу. После недолгих споров было решено, что в город отправятся Сагр и Лиод, используя при этом разные дороги, чтобы не вызывать подозрений. Улль должен был разведать ближайший путь, а также раздобыть немного дичи, чтобы пополнить их запасы. В итоге, присматривать за Локи осталась Лив, которая по единогласному мнению считалась единственной, кто мог хоть как-то повлиять на рыжеволосого. К своей чести, блондинка умудрилась не покраснеть и даже не подавиться водой, выдавая себя с потрохами, после того, как Сагр озвучил эту мысль. Она лишь кашлянула и кивнула, махнув рукой, мол "да, без проблем, я справлюсь", пытаясь скрыть тот факт, что оставаться наедине с рыжеволосым плутом было выше ее сил. После того поцелуя, они так нормально и не поговорили, а Лив не знала, что ей думать. Отчасти поэтому, стоило их спутникам скрыться с глаз, также поспешила найти себе занятие максимально отдаленное от бога огня.

Улль не солгал, буквально через сотню шагов, может быть чуть больше, Лив вышла к берегу озерца, которое на самом деле тянуло максимум на звание большого пруда. Скинув на землю свою сумку, девушка с наслаждением потянулась, после несколько нервно оглядываясь и прислушиваясь. Они остановились на привал не так далеко от озерца, поэтому Лив рассчитывала, что услышит, если Локи ввяжется в очередную авантюру. Валькирия не могла не замечать изменений в своем теле, которые происходили с ней, чем дольше она находилась в Асгарде — она неоспоримо стала сильнее и выносливее, ее зрение теперь было еще более острым, как и слух вкупе с рефлексами и прежде тренированного тела. Выдохнув, начинает раздеваться, решив в первую очередь застирать пятна крови на одолженном платье. Пожалуй, стоило все же позволить Локи наколдовать ей новую одежду, но прошлый опыт остановил девушку, не позволив плуту поиграть с ней в очередной раз.

Оставшись в просторной рубахе, подходит к берегу, начиная стирать уже свое платье. Лив очень сильно сомневалась, что Ванадис примет обратно предмет гардероба, учитывая, как они расстались. Валькирия не собиралась обижать богиню или проявлять неуважение к ее гостеприимству, но не понимала, почему та отреагировала настолько эмоционально. Ничего такого они с Локи не сделали. Фыркнув и мысленно закатив глаза при воспоминании о реакции Ванадис, Лив осторожно сделала шаг вперед, погружаясь в озеро. Вода была приятно прохладной, но даже это не могло бы остановить девушку, смыть с себя кровь хотелось до чесотки. Сделав глубокий вдох, она погружается полностью под воду, путаясь пальцами в своих волосах, после выныривая...

Но не успевает она сделать нормальный вдох или еще как-то отреагировать, как сверху на нее падает.. кто-то. Ругательства захлебываются в горле валькирии, которая против воли щедро хлебнула воды из озера, пытаясь оттолкнуть от себя свалившегося буквально ей на голову мужчину. Валькирия хмурится, скрещивает руки на груди, осознавая, что намокшая нижняя рубашка просвечивает, демонстрируя незнакомцу буквально все. Через несколько неловких мгновений, Лив выбирается на берег, не сводя взгляда с появившегося мужчины. Все ее естество требует призвать меч, но тем не менее, девушка этого не делает, не ощущая прямой угрозы для себя.

— Ты кто? — выпаливает валькирия, делая осторожный шаг назад, — Так, стоп, что сработало? — девушка невольно прищуривается, предполагая, что один хорошо знакомый ей бог все же решил подшутить над ней, — Спасибо, конечно, но кто ты? — она осторожно осматривается, ожидая увидеть среди стволов деревьев яркий всполох огненного оттенка. Ему ведь надо быть рядом, чтобы иллюзию поддерживать, верно?

— Локи, мне не смешно! — громко вскрикивает, ожидая в первую очередь шутки от того, кто не покидает ее мысли, предполагая, что он мог проследить за ней.

поделимся таким интимом в личке

[indent] тишина . . .
[indent]
[indent] тягучая, удушающая, лапы свои костлявые тянущая к душам заблудшим, когтями на шеях их смыкается и - прощальный крик разносится по обители владыки мертвых, эхом отражаясь от стен обсидиановых, и тонет в безмолвных водах стикс.
[indent]
[indent] но мелиноя слышит ( не затихающий гомон в голове ), их всех, неупокоенных, недостойных ни полей асфоделей, ни элизиума, ни кануть в лету и обреченных ( приговорённых ) на вечное скитание по миру земному, ведь двери, ведущие в царство аидово, для них закрыты. навсегда.
[indent]
[indent]  [indent]  [indent] ( а мелиноя медленно сходит с ума )
[indent]
[indent] аид предупреждал, что земли смертных таят опасность для нас, монстров, согнанных под землю, древних и обозлившихся - по чьим венам течёт яд змеиный, а сердца давно окутал прогорклый туман. для тех, кому не возносят молитвы и не строят храмы, но чтят, потому что боятся. но правда что? и потому ли мы - монстры, что вне милости у зевса и венценосных?
[indent]
[indent] слухами земля полнится, только вот отцовские слова мелиноя помнит и беспокоится за брата, ослушавшегося его и покинувшего подземное царство…
[indent]
[indent] мечется призрак, места себе не находит. мыслями гонимая на брег песчаный, угольно-чёрный, ( как те надежды, сны и несбывшиеся мечты, что покоятся на дне реки забвения ), изо дня в день мелиноя приходит сюда, тенью скользит меж скал острых, наблюдая за тем, как харон доставляет души умерших в мир иной ( до неё доносится и отдаленный лай цербера, что охраеяет врата в подземный мир ) и как после его одинокая сгорбленная фигура удаляется прочь. и все чего-то ждёт она…
[indent]
[indent] она была против ( обида цепями сковала сердце ), и слушать не хотела загрея, пресекая зарождающиеся надежды его о матери на корню. и даже, когда на руках своих она держала его почти бездыханное обмякшее тело и молила его остановиться, он был глух. ослеплённый ( одержимый ) одной идеей.
[indent] — не гневи отца и силы свои понапрасну не трать!
[indent]
[indent] но тот мир не принимал его, отторгал, возвращая тело брата в аид. только в этот раз все обстояло иначе. в царстве, где балом вечно правила ночь, время текло иначе, так медленно, что иногда казалось, что оно течёт назад. но дни шли - песочные часы отмеряли последние песчинки, знаменующие завершение сегодняшнего дня, а загрей так и не вернулся.
[indent]
[indent] что или кто его там удерживает?
[indent]
[indent] ветер развевал ее тонкий полупрозрачный хитон, когда мелиноя, потеряв всякую надежду, удалялась прочь, во дворец из чёрного камня, над которым уже сгущались тучи. но что-то, словно невидимая сила, заставила ее остановиться, прислушаться - совсем тихие, неуловимые для смертных ушей, шлепки весла о гладь водную, а после и тусклый свет фонаря перевозчика душ разрезал тьму загробную. окружив себя покровом теней, она подобралась поближе к пристани и стала ждать, только вот когда знакомая фигура ступила на берег, и в человеке, на чьё лицо на миг упал луч света, она узнала брата - и незачем больше было прятаться.
[indent]
[indent] — загрей, - призраком паря над землей, она бросилась к брату, и искаженные формы стали приобретать очертания человеческого тела. взяв его лицо в свои ладони, она медленно скользила руками по его шее, плечам и рукам - нет ли нигде ран и ушибов - она прильнула к нему всем телом. живой. вернулся . . .
[indent]
[indent] и также резко отстранилась, изменившись в лице:
[indent] — ты обещал мне, что тот раз был последним, - испуганным голосом, срывающимся на плач, кричала ( сотрясая стены ) она. ты солгал! в тот день я пришла к тебе в спальню и, не обнаружив тебя там, все поняла.
[indent]
[indent] хоть она и покинула своё тайное убежище, но все равно старалась держаться в тени, скрывая от посторонних глаз ту часть своего лица, что была черна как смоль и уродлива как сама смерть ( и вспышки воспоминаний болью отдавались в памяти ), и даже длинные пряди волос не могли скрыть всего ужаса. — мне чудился лязг ножниц и как в последний раз дрогнула чья-то туго-натянутая нить…, - не закончив, мелиноя обратила свой взор на ту, что стояла позади брата; ту, кому он подал руку, спускаясь на землю; ту, ради которой он готов был пожертвовать собой и своей жизнью.
[indent]
[indent] комом в горле застряли нужные слова - „ мама ” - вслух которые произнести она не могла ( не хотела ), ведь может ли зваться так та, что отреклась от своих детей сразу после их рождения? вскормленная обидой и злостью и воспитанная совершенно другой женщиной, мелиное было нестерпимо больно смотреть ей в глаза.
[indent]
[indent] — персефона, - голову склонив в приветственном поклоне, она продолжила. вы и, правда, так прекрасны, как и говорят. разве только…, - помолчав немного, она улыбнулась одними лишь уголками губ, и продолжила. я вижу, на лице вашем следы духа подземного мира, он притаился в ваших кристально-чистых глазах, изгибах губ и в сердце . . .
[indent]
[indent]  [indent]  [indent] ( „ ты такое же чудовище как и мы! ” )

Шестнадцать лет непрекращающегося безумия закончились решёткой тюремной камеры. Это дарило покой. Холодный камень фундамента вносил ясность в мысли, крепкие стены подземелья обещали о п р е д е л ё н н о с т ь. Не определённость судьбы, которую несёт в себе палач, приходящий исполнять приговор, нет. Приговор до сих пор не огласили, осуждённому не давали даже намёка на то, что его ждёт. Казнят ли его публично как государственного преступника или же забудут, оставив гнить в казематах на долгие годы. Всё это не имело никакого значения, Сол прекрасно осознавал свою вину и готов был понести любое наказание, которое определит его король. В этом и был весь смысл. Его король был жив. Сильва так и не сумел завершить главную ошибку своей жизни и мог бы благодарить за это всех богов, вот только бог у него всегда был один. Бог, который никогда не нуждался в благодарности, молитвах или вере. Вершитель судеб и повелитель одной конкретной никчёмной душонки грешника. И главный дар от своего божества ничтожный ублюдок не заслуживал, но всё же получил. Знание о том, что смысл его жизни так и не стал прахом. Возможность ещё раз увидеть его и пасть пред ним на колени. Не клясться, не божиться, не биться в истерике раскаяния. Просто склонить голову, вновь служить до самой смерти. На этот раз своей. Снова оказаться на своём месте. Месте самого верного пса у чужих ног.

Долгие годы та ошибка отравляла существование. Сводила с ума воспоминаниями о прошлой, потерянной навсегда жизни. Терзала воспалённый разум снами о других мирах, где всё пошло по другому пути, где всё было иначе. Растягивала агонию умирающего на почти два десятка лет. И теперь всё прекратилось. Как будто высшие силы смилостивились над ним и позволили наконец умереть. Вот только он всё ещё жив. Жив, чтобы служить своему господину.

Сол Сильва слышит уверенные тяжёлые шаги человека, привыкшего получать от жизни всё, и поднимает голову в ожидании. Сегодня ему снова повезло. Сегодня он снова увидит своего лучшего друга, услышит своего владыку и, возможно, сумеет сделать для него что-то. Не ради того, чтобы выпросить прощения и милосердия. Просто для того, чтобы искупить хотя бы часть вины. Даже если на это уйдут жизни и тысячелетия. Быть может однажды ему повезёт ещё больше и смерть ему подарят именно эти руки. Только о таком и можно мечтать.

— Мой король... Чем могу служить?