Челси Винстон вспышка пламени зажигалки, едва тлеющая в темноте переулка, в которых она охлопывает свои карманы в поисках очередной дозы спидов, без которых не может обойтись и дня. Подведенные вызывающей тушью глаза, пронзительный взор которых будоражит, заставляет копаться в себе, искать недостатки, всплывающие на поверхность, подобно обломку затонувшего судна, да еще в придаток губы, которые она покрывает ярко-красной помадой. Челси не любит незнакомцев, едко выплескивая на них свою кислоту, язвительный язычок ранит как жало, словесный фехтовальщик, соперников повергает на лопатки, сразу и без права выкупа, намертво и за раз. Не стесняет себя в плане выражений, способна покрыть трехэтажным матом за малейшую ошибку, без которых не обходиться и сама, но тут в дело вступают двойные стандарты, из которых она состоит чуть более чем полностью. Человек противоречий, живет на двух полюсах этой долбанной планеты одновременно, не считая это странным или необычным, а просто вышагивает по улицам, приподнимая зеркальные солнцезащитные очки, приветствуя одного из редких знакомцев, только чтобы ворваться на очередной рейв.
Винстон курит тонкие сигареты, затейливо выпуская клубы дыма, смеясь новой шутке, которую способна понять только она, вслух, чуть хрипловатым голосом, демонстрируя пирсинг на кончике языка. И тут же продолжает нить разговора, разворачивая её в совсем иную степь, цитируя вслух Бродского или Есенина, чьи сборники стихов непременно держит на прикроватной тумбочке в муниципальной квартирке, за которую просрочила уже полгода как. Её мир не материален, да никогда и не был. Сказочная фея, из совсем иных дальних мест, но прикована тяжкими цепями из свинца к жестокой реальности, грубой, серой, грязной, как и цвет её старого Кадиллака, взятого за бесценок практически прямо с перерабатывающего пресса. В баках почти всегда пусто, но бордачек всегда заполнен под завязку полупустыми пинтами джеймсон, а в багажнике, казалось бы, поместился весь её гардероб, яркий, бравирующий всеми цветами радуги, волшебный и воздушный на вид.
Любимое склонение Челси Винстон сослагательное, а любимые приставка – что было бы, если бы. Стоит слегка узнать её поближе, и ты уже узнаешь весь миллион возможных вариантов развития событий, пойдя все чуть по-другому. Возможно, она не завалила бы вступительный экзамен в театральный в городе ангелов и сейчас бы преуспевала, мелькая своей подтянутой задницей на обложках глянцевых журналов, а отнюдь не разливая второсортное пойло утыркам, которым и улыбнуться то не следовало бы. Может быть, будь она чуть осмотрительные в выборе парней, она бы никогда не подсела на всю ту дрянь, которой пичкает себя регулярно, а на её лодыжке никто не появился бы шрам от лезвия, которым её на прощанье угостил один из её парней, с которым отношения затянулись чуть дольше, чем возглас на утро – а ты еще кто такой?
Челси любит говорит о богатстве натуры, о том, что деньги не несут в себе никакой смысловой нагрузки, а через секунду берет у вас в долг пару сотен до следующей недели, непременно пропадая больше чем на несколько месяцев после. Её можно найти где угодно, но только не там, где следовало бы обитать девушке, с таким вкусом рассказывающей о классическом немом кино. Всевозможные квартиры, где невозможно разглядеть собеседника за покровом дыма и смога, а звук наполняющихся бокалов служит достойным аккомпанементом, различные клубы, где фейс-контроль недостаточно строг и довольно податлив, чтобы повестись на легкий флирт и двусмысленные фразочки, которые она раскидывает налево и направо, не беспокоясь о последствиях. И тогда очередное похмелье, новая стопка джина наутро, согревающая нутро, и воспалившиеся от недосыпа глаза. И счастье, непонятное, странное, пугающее, но все же чувство удовольствия от столь необузданного веселья.
Винстон любит всевозможные безделушки, впадает в экстаз, скупая на заправки пластиковые фигурки на полки за тридцать центов, от плюшевых бегемотов, заканчивая изображениями старухи с косой. Челси коллекционирует зарядные от телефонов всех мастей, складывая их в картонную коробку, что хранит в чулане, просто так, для себя, никогда не в состоянии объяснить эти странности всем, кто задает вполне логичный вопрос – а нахера? Челси любит играть с зажигалками Zippo, раскручивая их до винтика и собирая обратно, убивая время с улыбкой, что способна выдавить из себя скала. Ну или ребенок.
Челси Винстон иногда наведывается в Новый Орлеан, где-то в полгода совершая поездку к отцу, что уже который год откладывает визит в дубовый ящик, по-прежнему вкладывая знания о никому не нужной физике в головы придурочных учебников средней школы. Эти визиты отдают тоской, старостью и унынием. Много дерьмо, много вздохов, много воспоминаний. И горя, острого, как лезвие, отточенного и способного ранить. Разговоры о младшем брате, севшему уже на третий срок в окружную за грабеж, беседы о матери покойнице, ушедшей раньше срока, да еще упреки в адрес непутевой дочери, кинувшей старика на произвол судьбы, что не отличается мягким нравом. И тогда очередные крики, выпады на повышенным тонах, и обратный путь, с дрожащими губами, когда сдерживаешь слезы, что так и просятся из глаз. И новую смену в Woods ждешь как награду, только бы отвлечься от реальности, снова опуститься на дно, в котором нет оценок и ярлыков, а есть только отчаяние, что можно есть столовой ложкой. И которое стало её вторым именем. И тогда Челси наливает очередной бокал, надеясь на чаевые, и тайком отпивает под барной стойкой свою порцию коктейля.
|
Так же Вас очень ждет сестра 
