Мария родилась в крошечной деревушке Канисбей, на самом севере графства Кейтнесс, что в Шотландии, примерно в 1680 году. От своей матери она унаследовала ведьмовской дар и с годами весьма преуспела в его развитии, хотя им обеим и приходилось тщательно скрывать свои способности: местные жители, как и большинство людей того времени, страшились и ненавидели тех, кто обладал сверхъестественными силами, и готовы были пойти на всё, чтобы от них избавиться. Поговаривали, что ещё до того, как родители Марии поженились и переехали в Канисбей, там жила одна ведьма, Ровена Маклауд, которой пришлось бежать именно потому, что о её даре стало известно простым людям, и они чуть ли не спустили на неё собак. Говорили ещё, что у неё остался сын, которого она бросила на произвол судьбы и владельца работного дома – но за ним ничего странного никогда не замечали и потому не боялись, хоть он и был ведьминым сыном. Ещё будучи девочкой, Мария наверняка бегала смотреть на него вместе с другими детьми, но едва ли нашла в нём что-нибудь интересное.
Болезнь унесла жизни её родителей, когда Марии было всего шестнадцать: несмотря на все свои способности, её мать не смогла победить смерть, но успела перед кончиной попросить свою соседку позаботиться о дочери. Напутствовав Марию беречь себя и обязательно развивать свой дар, она уверила девушку в том, что её ждёт лучшая – и непременно долгая – жизнь. Сказала, что любит – и оставила бедняжку в горестном одиночестве. Искренне привязанная к своим родителям – особенно, к матери, – Мария тяжело переживала свою потерю. К тому же, оказалось вдруг, что по-настоящему близких подруг, способных поддержать и утешить, у неё не было, а женщина, заботам которой её препоручили, хоть и исполняла волю умирающей, но весьма неохотно: у неё были свои дети, и чужая девушка «на выданье» ей была совсем ни к чему. Лучшее, на что Мария могла рассчитывать – это что её поскорее выдадут замуж и тем самым избавятся от неё.
Спустя год после смерти родителей, когда ей уже исполнилось семнадцать лет, Мария стала женой Фергуса Родерика Маклауда, самого обычного и не слишком преуспевающего портного, о родстве которого со сбежавшей когда-то из Канисбея ведьмой, кажется, все уже позабыли. Как получилось, что она вышла замуж именно за него? Не самый завидный ведь жених: ведьмой была его мать или нет, а отца, вот, у него и вовсе не было… то есть, был, конечно, да только никто не знает, кто он такой; к тому же, беден, как церковная мышь, надежд на блестящее будущее не имеет, да и немолод уже – тридцать шесть лет по тем временам были возрастом почтенным. Мария вполне могла взять судьбу в свои руки и, воспользовавшись знаниями своей покойной матери, приворожить себе такого жениха, который смог бы подарить ей лучшую жизнь и, возможно, увёз бы её отсюда, увёз прочь от этой тоскливой нищеты – но почему-то она всё же предпочла связать свою жизнь с человеком, который не мог предложить ей ничего, кроме самого себя.
Прошло ещё несколько месяцев, и Мария поняла, что носит под сердцем ребёнка. В 1698 году она родила сына, которого назвали Гэвин – «белый ястреб». Должно быть, молодая женщина верила в то, что имя определяет судьбу, и надеялась, что её мальчик сможет однажды улететь далеко-далеко отсюда – за море, за океан, где найдёт своё счастье. Увы, заботливой матери из неё не вышло: то ли она отчего-то оказалась к этому не готовой, то ли слишком уж захватила её новая страсть – ведовство во всех его проявлениях. Нет, Мария не ходила на устраиваемые в залитой лунным светом лесной чаще шабаши, да и в прочих… ритуалах участия не принимала, но, благодаря знакомству с другими ведьмами, жившими в соседних деревнях – а то и вовсе в отдалении от людей, – она многое узнала и многому научилась. Едва ли она стала более амбициозной: всё, что было связано с магией, казалось ей чем-то таинственным и прекрасным, и её увлекала сама возможность познания этих тайн. И ещё, пожалуй, это позволяло ей чувствовать близость матери, которой ей по-прежнему не хватало: она познавала секреты продления жизни и жалела, что не может её вернуть.
Одним словом, воспитанием сына молодая женщина не слишком интересовалась, и потому, должно быть, за него взялся отец… на свой лад. Фергус… а впрочем, нет, этим именем его называла мать – и оттого оно ему так ненавистно, посему пусть лучше будет Родерик – тем более, что он всегда настаивал на том, чтобы жена называла его именно так. Так вот, Родерик, которому не с кого было брать пример родительской любви, сына воспитывал – если это вообще можно так назвать, – исключительно с позиции кнута, напрочь забывая про «пряник». Видя в мальчике собственное отражение и будучи уверенным, что тот вырастет таким же никчёмным неудачником, как он сам, Родерик наказывал и ни в чём не повинного ребёнка, и себя самого. Думал, что ненавидит сына, а ненавидел себя. Почему Мария закрывала на это глаза? Бог весть. Возможно, считала, что мальчику лучше быть готовым к жизни в жестоком мире. А может, просто была слишком занята своей магией.
Итак, Мария холила и лелеяла свой ведьмовской дар, её сын рос, а муж – пил. Трудно сказать, почему она не бросила всё и не отправилась в дальние края на поиски лучшей жизни по примеру недоброй памяти Ровены. Всё-таки любила мужа и сына, хоть и по-своему? Должно быть, так: в противном случае, ей куда проще было бы превратить благоверного в лягушку и сказать, что всё так и было – всё равно его никто не хватился бы. Впрочем, Родерику хватало ума не напрашиваться на расправу: благодаря своей матери, он и сам кое-что смыслил в колдовстве, а потому от «увлечений» своей молодой жены предпочитал держаться на почтительном расстоянии – и наверняка недоумевал, почему она до сих пор от него не избавилась. Воистину, чужая душа – и, уж тем более, женская, – это тёмный, дремучий и непостижимый лес.
К известию о том, что её непутёвый муженёк умудрился по пьяни ввязаться в сделку с демоном на соседнем перекрёстке, Мария, надо полагать, отнеслась без восторга: уж она-то наверняка была наслышана о демонах и о том, чем грозят любые дела с ними. Но что поделать? Сделка уже была заключена, и расплата с отсрочкой в десять лет была неминуема. Сожалела ли она об этом? Или, быть может, считала, что её муж наконец-то получит по заслугам? Что ни говори, а счастливой он её всё-таки не сделал – а может, и вовсе не был на это способен. Как бы то ни было, срок пришёл, адские гончие настигли свою жертву, и уже на следующий день все с упоением и ужасом обсуждали и постигшую грешника «кару небесную», и внушающую опасения вероятность того, что в окрестностях их деревушки завелись дикие звери.
А что же Мария? Что случилось с ней после смерти мужа? Известно лишь, что Гэвин, к тому времени уже помолвленный с Фионой Данкан, девушкой, вместе с которой вырос, собрался покинуть Старый Свет после смерти родителей и отправиться в Америку. Выходит, его мать вскоре последовала за отцом? Как бы то ни было, об обстоятельствах её смерти ничего неизвестно – да и трудно что-то утверждать наверняка, когда речь идёт о весьма способной ведьме. Мария вполне могла по тем или иным причинам инсценировать собственную смерть и покинуть родное захолустье, эту крошечную деревушку на краю земли, бывшую ей домом на протяжении сорока с небольшим лет. Может, смерть мужа заставила её по-новому взглянуть на собственную жизнь? Может, она решила дать своему сыну возможность покинуть страну, в которой его больше ничего не держало, и отправиться искать лучшей доли? Так или иначе, она могла прожить долгую, долгую жизнь… до тех пор, пока снова не столкнулась с собственным прошлым. А может… а может, и нет: ведь в мире, где возможно если не всё, то очень многое, неведомые ей силы могли вырвать её из привычного времени и переместить в мир чуждого ей будущего. Мир, где ей суждено было снова встретить свою семью – казалось бы, потерянную навсегда.
