Шаги Вама отражались от обшарпанных стен и звучали в ушах громовыми раскатами, а потом постепенно стихали, оставляя Цезаря одного в этом огромном особняке, наедине со смертью, чье дыхание Цеппели чувствовал каждой клеточкой кожи, каждой потерянной каплей крови, вместе с которой медленно вытекала жизнь. Не в силах стоять, парень рухнул на колени и закашлялся, прилагая все оставшиеся силы, чтобы до последней минуты сохранить равновесие и встретить гибель достойно, как это сделал до него дед. Конечно, Цезарь не видел, как это произошло, но, зная его характер, граничащий с благородством истинного итальянского дожа, надеялся, что все было именно так, поэтому не позволял себе упасть. Дышать с каждой секундой становилось все тяжелее и тяжелее, воздух обжигал легкие, словно расплавленный свинец, а от вида собственной крови, залившей пол, становилось дурно, хотя истинная причина плохого самочувствия как раз была в том, что кровь была снаружи, а не внутри, где ей и полагалось быть для правильного функционирования организма. Одно за другим вспыхивали и гасли кадры из жизни, медленно, словно древние рыбы, проплывая перед глазами и скрываясь во мраке небытия и оставляя Цезаря наедине со своей болью - физической и душевной. © Caesar Anthonio Zeppeli
В охотничьей сторожке пахнет затхлостью и пылью. В углах живут пауки и плетут свои нити историй. Туфли, чудом удержавшиеся на ее ногах, стучат по бревенчатому полу, выбивая нервный такт прерывистой мелодии, отдаваясь эхом от пустых деревянных стен, впитываясь в них и застревая в щелях между досок. В постройке не было ни одного окна, да и сам домик больше напоминал кладовой шкаф в ее бывшем доме, хотя места хватало для двоих. Рваное платье стелится по пыльному полу, собирая подолом старые листья и песок. Пышные юбки, точнее то, что от них осталось, начинают мешать так сильно, что ей хочется снять чертово платье и сжечь его. Останавливает только наличие Альфреда и мысль о том, что ей пока вовсе не хочется, чтобы он видел ее обнаженной. Она смотрит сквозь щели досок на небо, что уже начинает светлеть на горизонте. Это будет последний рассвет, который она увидит. Будет ли она скучать? Сара не знает. Захочет ли она снова выйти на солнце снова? Сара не знает. Сейчас она почти ничего не знает кроме одного: если сейчас рассвет, а за ними никто не пришел, значит у них ещё есть время. У нее ещё есть время уйти. Она сделала то, что хотела сделать. Она спасла Альфреда, подарив ему вечную смерть. Больше ей с ним делать нечего. Следующей ночью она уйдет. © Sarah Shagal
Вуттон особого воодушевления при знакомстве с Диппером не проявил и того, кажется, это слегка задело. Блейк во все это вмешиваться в свою очередь не стал. Все его мысли теперь заполняла новая вспышка ненависти к Клеггу. Он не слушал даже директора, лишь сверлил взглядом треклятого блондина и едва сдерживал утробное рычание, рвущееся из груди. В любом случае, писать смысла не было, ибо кусаться Уиллоуби Блейк не умеет. Ни в каких смыслах. И собственное бессилие жутко бесило. Однако тут Диппер все же смог достучаться до Уиллоу, видимо, тоже заметив Клегга, не успевшего до них добраться [Вуттон пролез в ряды спартанцев и затерялся среди ребят постарше, чтобы поганый Мэттью не мог его заметить]. Пайнса весь напыщенный внешний вид Клегги, по всей видимости, изрядно веселил. Его можно понять, но стоит в очередной раз предостеречь. Мэттью Клегг - гребанный самовлюбленный психопат и садист, и смеяться над ним и рядом с ним не стоит, ведь он даже своим дружкам в таких случаях едкие комментарии выдаёт. © Willoughby Blake
Упс. Лишь заметив, как юношу передернуло при упоминании имени их общего друга - хотя их отношения с Деку можно было назвать дружескими с большой-пребольшой натяжкой - Урарака спохватилась, что, скорее всего, затронула тему, которую ему не хотелось обсуждать. Желательно, никогда. Бакуго с завидным упорством игнорировал все, что касалось Мидории, но беспощадная реальность была такова, что учась в одном классе, сидя друг за другом и проживая в одном общежитии, иными словами, находясь рядом 80% времени, сложно было постоянно делать вид, что не замечаешь то, что находится перед самым носом. Очако не знала, в чем причина их конфликта, растянувшегося на добрые 10 лет. Не представляла, что такого мог сделать дружелюбный и безобидный Деку, чтобы Кацуки не мог столько лет простить ему обиду. Со слов самого Мидории, они дружили до тех пор, пока у Бакуго не появилась причуда. Причуда, заставившая его почувствовать себя всесильным и безнаказанным, из-за чего он нередко задирал тех, кто был слабее или придерживался противоположного мнения по какому-либо вопросу. © Ochako Uraraka
И все удивительно осознавать, как многое сокрывается от человеческих глаз. Кажется, старушке Сьюзан впору к этому привыкнуть — в Гравити Фолз, что славился среди местных и не только магическим сердцем планеты, сверхъестественные существа жили, как свои. Поэтому реагирует на собеседника Диппера хоть и с легким налетом недоверия, но все же принимает это, как данность. Марк оказывается на редкость парнем неловким и стеснительным, — и Пайнс достаточно удивлен, что тому приходится с добрыми душой и сердцем работать среди нелюдимых жнецов, незнающих слова о пощаде, — но, тем не менее, таким же неиспорченным этим миром, как и он сам. Лучший пример людей, которых исправит разве что могила [ как бы иронично в случае Диппера Пайнса это и не звучало ] — Пасифика и Гидеон. Когда-то давно, лет семь тому назад, ему удалось высвободить то, что теплилось в них годами из пут жалкого эгоизма и тщеславия — однако те решили потонуть в нем вновь, уже вместе, держась крепко за руки и сыпля друг на друга проклятиями не то от всепоглощающей страсти друг к другу, не то от вынужденной ненависти, прописанной в условиях контракта на яркое шоу. © Dipper Pines
Не то, чтоб Калеб не понимал, в какой они все глубокой заднице с этим гребаным проклятьем: по большей части ему, если уж откровенно, казалось, что из всех их пятерых {и, да, отрицать тот факт, что Чейз - часть его Ковена - такая же незавидная участь, как отрицать тот факт, что Земля - круглая, по факту - люди вроде любят идиотов, но зачем себя таковым делать зазря, если и очевидное и невероятное даже уже доказаны хотя бы тем фактом, что он сейчас, блять, в Лондоне, а не закрывает сессию в Гарварде. Из которого его попрут. И который он оплачивает остальным Сынам. Потому, что как-то исторически сложилось, что остальные больно тупенькие для Лиги Плюща - опять-таки помимо Чейза - и эта закономерность тоже как-то не объяснялась логически. Хотя логики в них самих-то не особо. С их-то Силой. Да и вообще они первое поколение, которое насрало на традиции и свалило из Колонии. Аукнется им это знатно - Калеб знает. Он вообще до хера знает, просто молчит. Вот только как не ебануло так, чтоб после совсем худо не стало} только у него мозг еще и не атрофировался до конца и то по части этого нужно было быть благодарным - его говененькому упертому характеру да семейному артефакту {отцу, который, кстати, говоря - ни хуя таки и не помог} и только он и понимает, что ничего хорошего в обозримом будущем не будет, уж точно не с ними, ни с историей их семей, показательно_демонстрационно показывающей, как век за веком Сила нагибает даже самых несгибаемых. © Caleb Danvers ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ |