Я в глаза твои, как в зеркало, смотрюсь,
Отражение потерять свое боюсь,
Не хочу, чтоб ты лишь гостем был
В сумраке ночей и судьбе моей.
Сказать по правде, до встречи с Барри я не верила в существование такой... "вещи", как любовь. Настоящая любовь, которую воспевают поэты, про которую снимают фильмы и пишут книги. Чувство, ради которого люди идут на подчас действительно чудовищные поступки. Или может быть просто внушила себе мысль о том, что недостойна. В конце концов я не сделала в жизни ничего хорошего, чтобы заслужить подобные чувства. Из-за меня и моей глупости погиб отец. Я всего лишь глупая девочка. Эгоистка, думающая только о себе и своих развлечениях, забывшая о своих обязанностях. О человеке, который вложил в меня душу. Я разочаровываю всех, кто сталкивается со мной. Единственным понимающим меня человеком была моя тетя, но и с ней связь я потеряла по определенным, опять же зависящим от меня причинам. Вся моя жизнь состоит из неправильно сделанных выборов. И каждая дорожка приводит меня к очередному разочарованию. К этому привыкаешь на определенном этапе. И уже не ждешь ничего хорошего от Судьбы, принимая предписанное тебе с покорностью. Лишь стараешься скрывать боль от окружающих людей, дабы не предоставлять им преимущество. Сколько себя помню, я всегда была довольно закрытой, не подпускала близко людей, практически ничего не рассказывала о себе. Я погружалась в иные миры. Много читала. Очень любила комиксы и фантастику, а перед сном представляла себе иной мир, созданный мной. Где были живы родители, где я была лучшим человеком. И иногда подсознание делало мне подарки. Мне действительно снились мои миры, которые продолжали мои истории, улучшали их. И вы можете себе представить, с каким разочарованием я обычно просыпалась и погружалась в свой серый мир. Это не были подарки. Это были суровые напоминания о моих ошибках.

Последние месяцы в Централ-Сити стали самыми счастливыми за всю мою жизнь после того, как я потеряла родителей. Мне действительно, словно стало легче дышать, я чаще улыбалась и радовалась каждому прожитому дню, даже если мне приходилось лицом к лицу сталкиваться с самыми отвратительными поступками человеческой расы. Но все изменилось тогда, когда Барри стал неотъемлемой частью моего доселе никчемного существования. Когда можно было украдкой ловить его взгляд или загадочно улыбаться, на удивление и вопросы со стороны Джо. Когда наши встречи стали чаще и перестали носить случайный характер. Наше первое свидание было в равной степени милым и смущающим обе стороны. Мне нравилось проводить с ним время. Честно, мне ни с кем до него не было так комфортно и спокойно. Я уж не говорю про ту часть, которая включает в себя поцелуи украдкой и теплые объятия. Это было особенно приятно. Я не могла найти в нем ни одной раздражающей меня детали, а когда он улыбался и смотрел на меня, если честно, я забывала, как нужно дышать. И зачем вообще. Он играючи вошел в мою жизнь и очень быстро стал просто неотъемлемой частью, вытеснив все переживания и неуверенность в себе. С ним я была настоящей. Сбросила все свои маски. С Барри я просто жила.
И очевидно, что сейчас Судьба предъявляет мне счет за незаслуженное счастье.

Ты там, где свет, а я где боль, где силы нет владеть собой.
Где жизнь струна, и ей длина – обрывок сна.
— Почему тебе не достаточно только меня, чтобы остаться, — его слова задевают меня сильнее, чем я показываю. Может быть сердцем, подсознательно, я и знаю, почему он так поступает и так говорит, но тем не менее, какая-то моя часть действительно верит, что он думает обо мне именно так. Что мне нужен Флэш — герой целого города. Силы покидают меня. Это не то, на что я рассчитывала. Я не хотела, чтобы он сдался. Я дала ему столько шансов открыть мне правду. И я ужасно устала от лжи. Поначалу и я не могла открыть ему всей правды обо мне, но в конечном итоге все же набралась смелости, ведь тогда мне казалось, что Барри — это человек, с которым я хотела бы провести остаток своей жизни, как бы смешно это не звучало, учитывая, что мы знакомы-то всего пару месяцев. Я просто знала, не знаю откуда, чувствовала душой, что он — моя половина. Слышали, наверно, этот старый, как мир, миф, что все люди изначально были созданы цельными, соединенными воедино в одном теле, мужчина и женщина. Но потом что-то их разделило, и некоторым там и не предоставляется шанса найти столь необходимую часть себя.
Я принадлежу ему, я точно это знаю.
И я совсем уже не уверена, что стать криминалистом — это действительно мечта всей моей жизни. Кажется, моя мечта только что стала для меня совершенно недостижимой. Что же, сама виновата. Переоценила себя. Думала, что помогаю Барри принять правильное решение, вот только у нас с ним разные представления о правильном.
Я хочу остаться. В этом городе. С ним, но должна быть уверена, что он хочет того же самого. Что я тоже нужна ему здесь. Мне нужно было, чтобы он остановил меня. Сказал вслух пару важных слов. Дал причину остаться. Причину, гораздо более вескую, чем какое-то глупое обучение. Неужели он не понимает?
— Я... пожалуйста, поверь в меня, доверься, я не отвернусь от тебя никогда, я люблю тебя — даже я понимаю насколько неуместным, пусть и совершенно искренним было бы это признание. Я была совершенно уверенна в своих чувствах и даже хотела сказать это ему еще в галерее. Просто испугалась тогда, что он неправильно поймет или решит, что это слишком быстро и что я тороплю события или что-то от него требую. Но обстановка, музыка и наш танец — все вокруг казалось правильным и уместным. И когда я почти решилась, сначала куда-то исчез Барри, потом появился этот замедляющий время человек. И все завертелось. А потом похищение и чудесное спасение. Снова нелепые оправдания от моего... а нет уже не моего криминалиста. От немоего героя. И в довершение всего это глупое письмо. Честно, я просто запуталась, пытаясь понять, что мне делать со своей жизнью. Мне правда нравится в Централ-Сити, нравится работать бок о бок с Джо, знакомиться с друзьями Барри, проводить с ними время, а вечера посвящать только Аллену, оставляя все прочее за пределами нашего маленького мирка. Мне казалось, что я наконец нашла свое место, если даже не вспоминала и не волновалась по поводу своего заявления о приеме. Но я не могу так больше. Я устала от постоянного вранья и, если честно, не вижу никакой проблемы в том, что Барри — это мета-человек, да к тому же сам Флэш. Да он ведь уже столько раз спасал меня, а у меня не было возможности поблагодарить толком. Мне хотелось сейчас сказать бы ему, как много он для меня значит, но понимаю, что это ничего не изменит.
Он принял решение. Он не хочет меня в своей жизни. И несмотря на то, что все мое нутро стремится к нему, быть рядом с ним, гордость не позволяет мне умолять. Чуть расправляю плечи, загоняя боль глубоко внутрь себя. Мне нужно только добраться до своей квартиры, прежде чем я позволю себе по-настоящему расклеиться. И выпустить из себя все эмоции.
— Что же... Останови меня, пожалуйста, я не смогу без тебя! Я тогда лучше пойду, — проглотив горький комок в горле все же тихо бормочу, не доверяя в полной мере своему голосу. Может быть со временем и станет легче. Но я точно знаю, что я никогда его не забуду. И никогда не перестану задавать себе один и тот же вопрос. А что, если... Может быть ему просто нужно было чуть больше времени, чтобы открыть мне правду. Что, если я потеряла его из-за своей собственной глупости. Нет смысла винить во всем неодушевленное письмо или искать виноватых среди мета-людей. Это я сделала этот шаг первой. Я вынудила его сделать этот выбор, когда он не был готов. Я все испортила.
— Пока, Барри, — сейчас мне больше всего на свете хочется, чтобы он меня остановил, обнял, вновь почувствовать себя, как дома. На своем месте. Нужной кому-то также сильно, как и он мне нужен. Он не двигается с места, а пауза между нами затягивается.
Я просто хочу, чтобы он был счастлив.
Я ошиблась в одном. Он не хочет быть счастлив рядом со мной. Выдавив из себя улыбку, почти искреннюю, в какой-то степени даже воодушевляющую, разворачиваюсь и выхожу из лаборатории, тыльной стороной ладони стирая с глаз слезы, стараясь не смазать тушь. Мне еще необходимо пройти через все здание департамента полиции. Здание, полное лучших детективом, и чтобы никто не заметил, в каком я состоянии. К счастью, мне удается преодолеть это расстояние, никого не встретив на пути, кто уделил бы мне больше мгновения своего времени. Все были погружены в свои дела. Кто-то возвращался с патруля, с преступниками в наручниках. Кто-то зевал, пил кофе и заканчивал отчеты. Кто-то собирался домой. Обычный вечер в департаменте. Сердце кольнуло от мысли, что я больше не буду их частью. Завтра с утра на стол Сингха ляжет заявление по собственному от меня, а чуть позже поезд увезет меня в другой город. Я больше их не увижу. Не давая себе передумать, быстро пересекаю холл и оказываюсь на улице. Глубоко вдыхаю свежий ночной воздух, понимая, что вести машину я не в состоянии. Ладно, утром вызову такси, а пока лучше прогуляться немного. Тем более, что до моего дома не так уж и далеко. А если срезать путь, то и вовсе минут пятнадцать. А мне это только пойдет на пользу. Запахиваю пиджак и скрещиваю руки на груди, пытаясь сохранить тепло. На улице не так уж и холодно, но ветер кажется дует с севера, а небо на горизонте заложено тяжелыми тучами. Ночью будет гроза. Погода прекрасно отражает мое внутреннее состояние. Вздыхаю, кручу головой, чтобы сориентироваться, и уверенно шагаю в нужную сторону, после опуская глаза на дорогу и прокручивая в голове наш диалог. Сделала ли я все, чтобы переубедить его? Достаточно ли было этих слов? Я не замечаю ничего вокруг себя, пока не понимаю, что больше не одна. Рука тянется к поясу, где в кобуре должно лежать мое табельное оружие, но натыкается лишь на пустоту. И по взгляду стоящего напротив меня мужчины, я понимаю, что ему нужны не только мои деньги и ценные вещи. Даже без привычного веса пистолета, я все равно не собираюсь просто так сдаваться и облегчать ему задачу. Сердце обрывается, когда я слышу шаги позади себя. Один? Без вопросов, у нападающего нет шансов. Отлично по самообороне дают не за красивые глаза. Два? Задача усложняется, но не становится неразрешимой. Излишне громко вздыхаю, окидывая взглядом обстановку. Переулок кажется заброшенным. В окнах не горит свет, а некоторые и вовсе разбиты.
Где я оказалась? Почему не решила выбрать долгий путь?

Нечестно так бывает
Зачем столкнули нас опять лицом к лицу
В венах что-то закипает
А что, сама понять я не могу
Меня волною накрывает,
А я мала, как на штрих-коде черный штрих,
Но один вопрос не унимает
Кто из нас останется в живых
LaScala – Сутки
Там, на свободе, за стенами должно быть поздняя осень. По коридорам Базы гуляют сквозняки, заглядывают в щели в кладке, подвывают в решетке вентиляции, как голодные волки. Одежда не спасает от пробирающего до костей холода. И они делают это специально. Глупые, мы с братом остались без крыши над головой очень и очень рано, нас нельзя припугнуть лишениями. Как бы банально и шаблонно это сейчас не прозвучало, нам пришлось очень рано повзрослеть. Мы с малых лет привыкли к нападкам со стороны чужих [других, не таких, как мы], подозрительным взглядам, бедности, граничащей с нищетой. Мы научились выживать. Джанго и Мария, пусть покоятся они с миром, всегда старались, чтобы мы ни в чем не нуждались, впрочем, нас с Пьетро сложно было назвать капризными детьми. Мы были друг у друга, о нас заботились любящие родители, мы жили все вместе, в огромном цыганском таборе. И этого нам в общем-то было достаточно. Вселенная же видимо считала, что мы недостойны спокойной жизни. Я любила красивые платья, длинные юбки, расшитые золотыми монетами, которые весело звенели в такт движениям. А я всегда любила танцевать. Мне нравилось, как играл на гитаре Джанго, а Мария и еще несколько женщин задорно пели. Вокруг нас собиралась толпа, хлопающая в ладоши и подбадривающая. Но к цыганам всегда относились как к людям второго сорта. Подозревали во всех смертных грехах, ненависть медленно накапливалась в сердцах людей. У нас отняли даже это подобие нашего личного рая. Жить в таборе весело, правда. Но потом пришли они. Пришли ночью, ударили подло, когда все спали. Я до сих пор слышу ночами женские и детские крики. Слышу ругательства, выстрелы, отчаянное ржание лошадей. Они отказывались просто так сдаваться. Вижу огонь, сжигающий наше поселение дотла. Помню, как брат разбудил меня ночью, помню, как взял на руки и убежал. А я прятала лицо у него на груди и старалась заглушить в голове эти крики, не слышать_не чувствовать_не бояться. После этого дня мы ни на миг не останавливались и не могли найти покоя. После этого дня моим единственным богом стал Пьетро.[float=right][/float]
С того самого момента я знала, что могу рассчитывать теперь только на него. Мы остались совсем одни. Наши родители и друзья мертвы. Все остальные люди смотрели на нас в лучшем случае с презрением. Мы нигде не оставались надолго. Обошли пешком почти всю нашу страну, перебиваясь случайными заработками и воровством. И никто не мог помочь нам, когда наши силы проснулись. Никто не сказал, что делать. Мы были никому не нужны. Нам пришлось самим учиться контролировать себя, постоянно опасаясь, что нас обнаружат или что мы причиним друг другу боль. Я до сих пор так и не избавилась от своего самого страшного кошмара, хотя моя сила кажется Пьетро не задевает.
Меня хотели сжечь на костре за колдовство. Я была одной из самых разыскиваемых преступниц. За меня постоянно что-то решали. Меня пытают, надо мной ставят бесчеловечные эксперименты. Меня даже уже не раз били, впрочем, каждый раз не заходя очень далеко. Меня заставляли делать страшные вещи, и я делала их лишь за обещание, что я смогу провести с братом лишние десять минут и что сегодня вечерние пытки будут не такие продолжительные. Мое предназначение — уничтожить целую расу или весь мир. Я видела десятки вариантов собственной смерти. Они называют меня Ведьмой. Они знают всю мою подноготную. На бумаге. Но они не знают и никогда не узнают настоящую меня. Они гордятся тем, что контролируют меня. Заставляют плясать под их музыку. Это не продлится вечность. Пока же я нужна им живой, мой брат находится в безопасности. Это игра, в которой никогда не будет победителей. Представьте себе хоровод, в котором у каждого есть в руках пистолет, направленный в голову следующему человеку. У нас примерно тоже самое. Барон прекрасно осознает тот факт, что я буду сдерживать себя, пока бьется сердце моего брата. Поэтому он и уверен в том, что я не причиню вреда ему самому, потому что уверена, что на этот случай он перестраховался. Нас разделяет не только каменная стенка, которую при желании мы оба преодолеем без особых проблем. Наше спасение должно придти извне.

[float=right][/float]
Он всегда приходит, по нему можно сверять часы. Но сегодня что-то изменилось. Раньше, он держался на расстоянии, где я не могла бы его достать, сегодня же он сознательно его сокращает. Пять шагов. Четыре. Три. Открывается? Безмолвно просит помощи? Его тянет к нам, к нашим клеткам, невиданной силой. Он не может этому сопротивляться. Два. И я тоже это чувствую. Я сижу в позе лотоса перед стеклом, отделяющим мою клетку от внешнего мира. Совсем рядом я чувствую жар Пьетро и так легко поверить, что нас не разделяет бездушный камень. Один.
Я привыкла, — равнодушно пожимаю плечами, поднимая лицо к потолку и рассматривая трещины, идущие из угла. Если постараться, можно их расширить, вот только наказание будет суровым. И за мою вольность сполна будет платить Пьетро. Я сглатываю комок в горле, они не смогут вечно удерживать нас. Я знаю их план. Переломить, заставить подчиняться по своей воле. У них уже есть опыт подобного. И сейчас он смотрит на нас. Изучающе, заинтересованно. Но без сострадания. В нем вообще нет никаких привычных человеческих эмоций. Они сделали из него идеального солдата, практически робота. И это то, что хотят сделать с нами. — Баки-Баки, — вижу себя его глазами, худая девушка с отсутствующим взглядом, качает головой, имеет наглость усмехаться и смеяться над ним, — Я хотя бы знаю, кто я. Можешь ли ты похвастать тем же? — ученые из ГИДРЫ хорошо над ним поработали, но невозможно полностью стереть личность человека. Где-то там все еще жив Баки Барнс, я его чувствую.
Невозможно стереть воспоминания. Их можно изменить, запереть, но не уничтожить, — ни к кому особо не обращаясь, но я убеждаюсь, что слова достигли цели. Поворачиваю голову в сторону клетки брата, мое сознание тянется к его, сплетается. Я даже вижу его ухмылку, смотрю в глаза. Вот только не могу к нему прикоснуться. Пальцы сводит судорогой от осознания этого факта. И в его мыслях я вижу то, что мне необходимо. Он полностью доверяет мне, разве могу я его подвести? Правильно, не имею права. Если мы провалимся сегодня... даже думать не хочется о том, что нас ждет впереди. И чтобы подтолкнуть Солдата в нужном направлении, нужна всего лишь искра. Вспышка. Воспоминание о другой, нормальной жизни. Светловолосая женщина прижимает к себе маленького мальчика, что-то шепчет ему на ухо и обещает. Обещает, что вернется. Но она опоздала. Это его мать. И мы оба знаем это.
Готовься, Пьетро, скоро, шепчу, обращаясь только к брату, экранируюсь от Барнса, не даю ему услышать это. Пол под его ногами начинает крошиться, примет ли он протянутую руку помощи.

Повтори, - делаю знак бармену, ставя на стойку уже пустой бокал, в котором мелодично звенят кубики льда. Двойной виски. Потому что ничего другое уже не берет. Я словно переживаю их смерть заново. Не так сложно было принять существование параллельных вселенных и наличие собственного двойника противоположного пола, как тот факт, что и в этом времени мы не смогли ничего исправить. Мне было бы легче, если бы хотя бы в этой вселенной они остались бы живы. Ведь мне до сих пор ночами снятся кошмары о нашей последней встрече тире ссоре. Я не помню другого случая, чтобы отец смотрел на меня так. Словно я главное его разочарование. Я же и вовсе их обоих видеть не могла. Накричала_наговорила много обидных слов, о которых пожалела, стоило им сорваться с моего языка. Но проклятая гордость не позволила в тот же момент подойти к ним и обнять, извиниться, попросить взять меня с собой.
Видимо это проклятие фамилии. Старк - гордо горит в небе над Нью-Йорком. Старк - восторженно шепчут за спиной поклонники и фанаты. Старк - закатывая глаза, переглядываются акционеры. Старк - с презрением выплевывают члены правительства. Хотя бы одна вещь не меняется в обоих вселенных. Какое облегчение. Но пока я не готова разговаривать по душам с Тони. Слишком все это странно. Ведь по сути, он - это я. И если у вас от этой мысли не возникло желания выпить, то наверное, с вами что-то не так. В Америке все слишком сильно напоминает о нем. Куда ни глянь, постеры с Железным человеком или реклама очередного изобретения от Тони Старка. Или просто его изображение в связи с последними событиями в жизни Мстителей. Интересно, мой нос также выглядит со стороны? Или пора задуматься о пластике. И вообще, кто ему сказал, что очки сейчас в тренде. Почему я вообще об этом думаю, кто скажет?

Залпом выпиваю содержимое очередного бокала. Мне нравится приятная тяжесть, разливающаяся внутри от алкоголя. Помогает не думать и не винить себя. Лед не успевает растаять. Перекатываю языком один кубик, а после раскусываю его, не морщась. Кажется, не помешало бы что-нибудь поесть. С самого утра у меня в желудке только кофе, а теперь и виски. Мне не составило труда сбежать из башни Мстителей и обойти все возможные охранные системы. В конце концов, можно сказать, что я сама приложила к ним руку. Правда, если бы их действительно проектировала бы я, то действовала иначе. Более мягко, может быть. Так, чтобы взлом системы стал практически невозможен. Я на собственном опыте убедилась в том, что всегда найдется кто-то гениальнее тебя. И возможно, преподала аналогичный урок своему двойнику и тем, кто с ним работает. Хотя где-то в глубине души все равно сидела уверенность, что Тони и не горел желанием меня удержать, прекрасно осознавая, насколько это невозможно. Мы с ним в действительности похожи больше, чем хотим признаваться. Мне даже удалось одолжить один из его костюмов, потому что я знала, как быстро меня выследят, стоит мне купить билет на самолет. Почему Стокгольм? Не знаю, просто это был первый пришедший в голову город, когда Джарвис запросил у меня конечную цель. Мне нужно было немного расслабиться, а деньги были одинаковыми в обеих вселенных, я проверяла. Америка слишком сильно давила на меня с момента перемещения. Этот мир мне чужой, но слишком много похожих деталей, слишком легко поверить, что я все еще дома, а все происходящее мне только снится. Но это его мир, а мне уготована роль его копии. К счастью, в костюме предусмотрен автопилот, поэтому мне не светило столкновение с самолетами. Приземлившись, я отправила костюм патрулировать воздух, предварительно немного поработав с его микросхемами. Теперь он в первую очередь отправлял отчеты мне, и только потом, с опозданием в несколько часов, на основную консоль Джарвиса. В ближайшем магазине обновила свой гардероб, испытав непередаваемый прилив облегчения. Все же шоппинг - самый лучший антидепрессант для любой девушки. Я почувствовала себя лучше в кожаных штанах и укороченном топе, а после не смогла удержаться, когда увидела шикарную кожаную жилетку. Бар я также выбрала наугад, выбрав наиболее тихое и спокойное место. Мне не нужны были лишние проблемы. Если честно, я планировала напиться до такого состояния, чтобы забыться.
И довольно скоро мое внимание привлекает подходящее заведение. Помещение небольшое, но уютное и чистое, а это для меня самое главное. Устраиваюсь за барной стойкой и делаю заказ. Наличных у меня хватит, чтобы угостить выпивкой население небольшого города, да и при желании, у меня есть доступ к счетам Тони Старка. Так или иначе, это и мои счета. Когда-нибудь я буду смеяться над этой фразой.

Мэм, вам придется пройти со мной, - голос звучит холодно и официально, отчего мои плечи непроизвольно напрягаются. Предпочитаю игнорировать стоящего за моим плечом агента Щ.И.Т.'а и вновь делаю бармену знак обновить содержимое моего стакана. Я занимаю место уже около пяти часов, и за это время успела победить в дартс завсегдатаев этого заведения. Бармен какое-то время мнется на месте, но стоит купюре в сто долларов оказаться на стойке, как он тут же забывает про существование представителей власти и заново наполняет мой стакан. Улыбаюсь ему и салютую бокалом.
Мэм, - агент за моей спиной начинает терять терпение, а я лишь медленно делаю глоток прекрасного виски, а после громко ставлю стакан на стойку. Незаметно нажимаю пару кнопок на наручных часах, активируя их. Теперь, стоит мне захотеть, и на моей руке окажется полноценная перчатка от костюма Железного Человека. Тони не один такой умный.
А вам придется пойти нахер, - бормочу себе под нос, достаточно громко, чтобы услышал и бармен, и агент, прекрасно осознавая, что за пределами бара меня ожидает полноценный ударный отряд. Но и у меня есть поддержка в виде Марка 29, который только и ждет, что моего вызова.

Сейхан хочется оказаться как можно дальше от Грейсона.

От его пронизывающего до костей всепонимающего взгляда синих глаз - он всегда умело читал и видел ее буквально насквозь. Его теплых и сильных рук, которые быстро и столь привычно находят место на ее талии и крепко прижимают к его телу, даря столь долгожданные покой и уверенность. Его правильно подобранных для сложившейся ситуации слов, которыми он пытается поднять ей настроение и помочь немного расслабиться. Ей невыносимо и непривычно видеть его в таком состоянии, но в данный момент Сейхан ничем не может помочь своему любимому, также находясь на грани, если не истерики, то нервного срыва. Поэтому молодая женщина даже великодушно игнорирует его глупое предположение относительно отцовства, списывая все на шок от сложившейся ситуации, в равной степени свойственный и ей самой, не желая сейчас с ним ссориться или ругаться. Возможно потом, через несколько дней, она даже найдет в себе силы, чтобы немного поддразнить Пирса касательного его оговорки. Но не сейчас.

Женщина испытывает практически физическую боль, пытаясь отгородиться от любимого. Но оправдывает себя тем, что у нее совершенно нет времени, чтобы понять, что она сама чувствует по этому поводу. Сейхан никогда не видела для себя будущего, живя исключительно настоящим, умело скользя по лезвию ножа и уклоняясь от ярких прожекторов радаров спецслужб. Дразнила их, периодически появляясь и оставляя следы, а после вновь под прочную защиту темноты. Какая ирония, что в итоге именно лучшая наемница "Гильдии" уничтожила эту организацию. Она стала лучшей в своем деле, на неё равнялись, но в то же время, её ненавидели, не один раз пытались устранить, дабы после занять ее место. Но раз за разом, девушка доказывала свою компетентность и демонстрировала неординарные способности к выживанию. Убивала, даже не моргнув глазом. Обманывала, проворачивала воистину гениальные операции, переводя огромные суммы в том числе и на собственные счета. Ей приходилось быть предельно осторожной, она вообще разучилась доверять другим людям, полагаясь только на себя. И даже справедливо полагала, что была полностью удовлетворена сложившейся ситуацией. И разумеется, успешно давила голос совести, выполняя приказы 'Гильдии'.

А потом в её жизнь ворвался Грейсон Пирс. И прочно в ней обосновался.

Всё полетело к черту именно во время той миссии в Мэриленде. Долгое время он был всего ли безликим голосом, ее информатором и целью. Естественно, у нее было полное досье на самого Грея и его начальство, но оно даже близко не отображало то, с чем ей пришлось иметь дело. Достойный противник, ее миссия едва не сорвалась из-за него тогда. Сейхан не собиралась в него влюбляться, пыталась вытравить эти чувства, но в итоге это стало тем заданием, которое она провалила. И пусть она не сразу осознала всю глубину испытываемых ею чувств, от правды было не сбежать. Потребовалось время, чтобы расставить всё по своим местам. С удивлением она осознала, что и сама ему не безразлична. И в итоге Сейхан с удивлением обнаружила себя в небольшой церкви в Лас-Вегасе, где говорила заветные 'я согласна' именно этому человеку. Девушка никогда не хотела становиться причиной его проблем, но Судьба непременно играла против неё. Или может быть нет?

И теперь её муж стоял на коленях перед ней, не понимая, что происходит.

- Я боюсь, - внезапно срывается с её губ, и именно эти простые слова словно срывают какие-то оковы в душе женщины. Твердыня плотины дает первую трещину, неизменно расширяющуюся, - Я боюсь, что это все сон, - голос срывается, выдавая ее истинные страхи, обнажая эмоции и чувства, - Боюсь, что однажды проснусь, и ничего этого не будет. Или еще хуже, окажется, что вся моя жизнь лишь созданная Гильдией иллюзия, - они действительно тогда уничтожили, буквально выкорчевали под корень преступную организацию, но доподлинно никому так и неизвестно, как далеко распространяется влияние этого общества. Вполне возможно, что сохранились еще отдаленные жизнеспособные ячейки, которые пусть не могут причинить вреда в мировом масштабе, но вполне способны хотя бы отомстить той, кто отвернулась от них. Предала. Уничтожила и растоптала цель их жизней. Сейхан каждую минуту своего существования ждала расплаты за свои действия. И никак не могла полностью расслабиться. Выработанная за годы жизни в тени паранойя все никак не могла успокоиться. Возможно для оперативника секретного отряда "Сигма" это хорошо. Помогает оставаться в живых и демонстрировать отличные результаты. Но временами бывшая наемница ловила себя на ностальгии по прошлой жизни. По свободе и вседозволенности. Ей действительно иногда хотелось сбежать, вернуться к привычному ритму жизни, найти новых покровителей. Наемники её уровня всегда в цене. А потом она переводила взгляд на Грейсона, а он, словно чувствуя её состояние, не глядя протягивал руку и переплетал их пальцы или просто ненавязчиво касался её руки или бедра, выражая свою молчаливую поддержку. И Сейхан понимала, что теперь он её жизнь. Не работа на правительство США. Или даже "Сигма". И даже недавно обретенная мать отступала на второй план, все еще оставаясь чужим человеком. Он. Грейсон Пирс стал не только её мужем. Он стал смыслом её жизни.

- Я не заслуживаю этой жизни, не заслуживаю тебя, нас... - впервые в жизни, голос отказывает ей, звучит хрипло, совершенно чужеродно, - не заслуживаю его, - особенно выделяет интонацией последнее слово, имея ввиду ребенка, чье существование только начинается в ее животе. Кажется, что последние силы отказывают женщине, которая держится только благодаря рукам Грейсона, которые продолжают крепко ее обнимать. Она утыкается лицом в основание его шеи, глубоко вдыхая столь необходимый воздух в легкие. Одновременно с этим ее окончательно накрывает происходящее. Прямо сейчас, в ее животе, начинается новая жизнь. Маленький человек, её с Греем ребенок. Накатывающая следом волна страха накрывает молодую женщину с головой. В голове проносятся миллионы вероятностей.

Часы на ближайшей к ней тумбочке показывали, что уже глубоко за полдень. Сейхан просыпается медленно, лениво потягивается и блаженно улыбается, понимая, что ее тело тесно переплетено с телом лежащего рядом мужчины. Телом, которое она уже выучила наизусть, знала все шрамы, каждый изгиб стальных мышц, резкие черты столь любимого уже лица. Она старается не шевелиться, чтобы не разбудить его и немного поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза закрыты, невероятно длинные для мужчины ресницы мелко подрагивают, а на губах появляется намек на улыбку. Кажется, коммандеру снится что-то приятное. Нескромно женщина полагала, что является причиной этого. Как и проведенная вместе ночь, после долгой вынужденной разлуки. Левая рука Грея лежит у нее на животе, крепко прижимая к себе, словно он боится, что Сейхан может исчезнуть.
    Они оба приехали в Прагу первым же рейсом практически одновременно, с разницей в пару часов, с разных концов Земли: Сейхан из Пекина, где она заключала выгодный для всех договор с одной из секретных группировок китайской мафии, а Грей из Бразилии после успешного ареста местного наркобарона, который намеренно портил товар с целью распространения одного крайне неприятного, но не смертельного вируса. Подробностей женщина не знала, но времени у нее их узнать не было. Разговоры были отложены на неопределенное потом - за время разлуки их чувства казалось ещё больше усилились. Не исключено, именно поэтому Кроу, сам по уши влюбленный в свою молодую жену, и предоставил им такую возможность, и даже сам все устроил - по поддельным документам снял номер в лучшей гостинице Праги (город влюбленные выбрали самостоятельно, решив, что именно покой и атмосфера столицы Чехии - это именно то, что им сейчас нужно), организовал частные рейсы. Ладно, очевидно, что все это сделала Кэтрин, его личный помощник, правая рука, и будем откровенны, главный мозговой центр организации, но приказ директор отдал самостоятельно. Обстановка в мире была относительно спокойная. А с другими происшествиями и заданиями справятся и оставшиеся оперативники. На крайний случай, в считанные часы будут мобилизованы и Сейхан с Грейсоном, если ситуация станет совсем критичной. И они оба прекрасно это понимали. И уже давно научились просто жить здесь и сейчас, не загадывать вперёд и не планировать ничего.
    Их жизнь слишком непредсказуема для этого. Девушка даже не помнит, когда в последний раз они ночевали в доме Пирса в Нью-Йорке. Возможно, месяца три назад. Его квартира уже давно стала их квартирой, и к этому Сейхан никак не могла привыкнуть. Не могла перестать спрашивать себя, а чем она заслужила эту новую жизнь и любовь этого мужчины? Ведь ничего хорошего она за тридцать с лишним лет не совершила, наоборот, убивала без зазрения совести, за деньги, а иногда и просто так, врала, обманывала невинных людей, воровала, меняла стороны и не раз предавала своих союзников, делала все только, чтобы выжить, заботилась исключительно о собственной шкуре. Даже ее знакомство с Грейсоном началось с того, что она стреляла ему в грудь, а после и в голову. Конечно, тогда она знала, что на нём одета последняя разработка военных, "жидкая броня", но просто удивительно, что в конце концов, после долгих лет неопределенности, вражды, настороженного соперничества,  они пришли к тому, что имеют сейчас. Сейхан поднимает руку, чтобы кончиками пальцев невесомо провести по его груди, которая мерно поднималась в такт дыханию, но на полпути остановилась в нерешительности. Грейсон всегда очень чутко спал, а ей не хотелось его будить. Может быть он и пытался от нее это скрыть, но она видела, каким уставшим и обессиленным он был, когда зашёл в двери их номера. Впрочем, и сама женщина уже была на пределе своих возможностей. Хотя она, конечно, постаралась сделать все, чтобы помочь ему расслабиться. У Сейхан было почти два часа, чтобы успеть подготовиться к их свиданию. На столе уже был сервирован заказанный в номер ужин. По всей комнате были расставлены свечи, в том числе и ароматические, отчего голову кружили ароматы жасмина и лаванды, причудливо сплетаясь с ароматом живых лилий, которые уже были в номере, когда сама Сейхан прибыла. Не иначе, как привет от Кэт. Женщина тепло улыбнулась, глубоко благодарная новой подруге. Чтобы они все делали без Брайент. Она действительно была незаменима.
После ужина и пары бокалов вина, они набрали ванну, чтобы смыть с себя усталость последних дней. Сейхан нравилось лежать на широкой груди Грейсона, его руки на её животе, выводят неведомые узоры, а она просто слушает самый прекрасный звук во вселенной - биение его сердца. Иногда ее саму пугало, как сильно она его любит. Никогда не полагала, что в принципе способна испытывать подобные эмоции, да и в не верила никогда в любовь, считала это не иначе, как распространенным заблуждением. В ее жизни были мужчины, которые привлекали ее внимание по тем или иным причинам, но чаще всего после пары ночей с ними, женщина просто исчезала, иногда прихватывая с собой парочку сувениров.
‌   Но с ним с самого начала все было по-другому, Сейхан до сих пор в малейших деталях помнит их первую встречу на заброшенном складе. Всё едва не полетело к черту, когда она впервые встретилась взглядом с его невыносимо голубыми глазами. Нет, это определенно не была любовь с первого взгляда, но что-то в её душе дрогнуло, откликнулось и потянулось к нему. Он не заметил ее заминки, а она через пару мгновений взяла себя в руки. И все прошло замечательно. Но тогда, единственный раз в своей карьере, Сейхан оставила в качестве​ сувенира и напоминания о себе свой кулон с драконом на его мотоцикле, до этого существовавший в единственном экземпляре, её единственное напоминание о матери и о той, другой, маленькой девочке, которой пришлось слишком рано повзрослеть и научиться выживать в этом жестоком мире. И ещё долго не могла объяснить себе, почему это сделала. Теперь же их было два. Они оба носили это украшение, практически не снимая. Иногда, в минуты особой задумчивости Сейхан крутила серебряного дракончика между пальцев, и это помогало ей сосредоточиться. А в последнее время стала замечать подобную привычку и у Грейсона.
‌Грей пошевелился, видимо все же просыпаясь, и тогда женщина погладила его по щеке, покрытой лёгкой щетиной.
‌- Доброе утро, коммандер, как спалось? - ее голос опустился на пару октав. Ей отчего-то очень нравилось называть его именно по его воинскому званию, иногда добавляя в голос нотки сарказма и ехидства, - какие планы на день? - приподнимается на локте, придвигаясь к нему ещё ближе, проводя ногой по его ноге.

Я в глаза твои, как в зеркало, смотрюсь,
Отражение потерять свое боюсь,
Не хочу, чтоб ты лишь гостем был
В сумраке ночей и судьбе моей.
Сказать по правде, до встречи с Барри я не верила в существование такой... "вещи", как любовь. Настоящая любовь, которую воспевают поэты, про которую снимают фильмы и пишут книги. Чувство, ради которого люди идут на подчас действительно чудовищные поступки. Или может быть просто внушила себе мысль о том, что недостойна. В конце концов я не сделала в жизни ничего хорошего, чтобы заслужить подобные чувства. Из-за меня и моей глупости погиб отец. Я всего лишь глупая девочка. Эгоистка, думающая только о себе и своих развлечениях, забывшая о своих обязанностях. О человеке, который вложил в меня душу. Я разочаровываю всех, кто сталкивается со мной. Единственным понимающим меня человеком была моя тетя, но и с ней связь я потеряла по определенным, опять же зависящим от меня причинам. Вся моя жизнь состоит из неправильно сделанных выборов. И каждая дорожка приводит меня к очередному разочарованию. К этому привыкаешь на определенном этапе. И уже не ждешь ничего хорошего от Судьбы, принимая предписанное тебе с покорностью. Лишь стараешься скрывать боль от окружающих людей, дабы не предоставлять им преимущество. Сколько себя помню, я всегда была довольно закрытой, не подпускала близко людей, практически ничего не рассказывала о себе. Я погружалась в иные миры. Много читала. Очень любила комиксы и фантастику, а перед сном представляла себе иной мир, созданный мной. Где были живы родители, где я была лучшим человеком. И иногда подсознание делало мне подарки. Мне действительно снились мои миры, которые продолжали мои истории, улучшали их. И вы можете себе представить, с каким разочарованием я обычно просыпалась и погружалась в свой серый мир. Это не были подарки. Это были суровые напоминания о моих ошибках.

Последние месяцы в Централ-Сити стали самыми счастливыми за всю мою жизнь после того, как я потеряла родителей. Мне действительно, словно стало легче дышать, я чаще улыбалась и радовалась каждому прожитому дню, даже если мне приходилось лицом к лицу сталкиваться с самыми отвратительными поступками человеческой расы. Но все изменилось тогда, когда Барри стал неотъемлемой частью моего доселе никчемного существования. Когда можно было украдкой ловить его взгляд или загадочно улыбаться, на удивление и вопросы со стороны Джо. Когда наши встречи стали чаще и перестали носить случайный характер. Наше первое свидание было в равной степени милым и смущающим обе стороны. Мне нравилось проводить с ним время. Честно, мне ни с кем до него не было так комфортно и спокойно. Я уж не говорю про ту часть, которая включает в себя поцелуи украдкой и теплые объятия. Это было особенно приятно. Я не могла найти в нем ни одной раздражающей меня детали, а когда он улыбался и смотрел на меня, если честно, я забывала, как нужно дышать. И зачем вообще. Он играючи вошел в мою жизнь и очень быстро стал просто неотъемлемой частью, вытеснив все переживания и неуверенность в себе. С ним я была настоящей. Сбросила все свои маски. С Барри я просто жила.
И очевидно, что сейчас Судьба предъявляет мне счет за незаслуженное счастье.

Ты там, где свет, а я где боль, где силы нет владеть собой.
Где жизнь струна, и ей длина – обрывок сна.
— Почему тебе не достаточно только меня, чтобы остаться, — его слова задевают меня сильнее, чем я показываю. Может быть сердцем, подсознательно, я и знаю, почему он так поступает и так говорит, но тем не менее, какая-то моя часть действительно верит, что он думает обо мне именно так. Что мне нужен Флэш — герой целого города. Силы покидают меня. Это не то, на что я рассчитывала. Я не хотела, чтобы он сдался. Я дала ему столько шансов открыть мне правду. И я ужасно устала от лжи. Поначалу и я не могла открыть ему всей правды обо мне, но в конечном итоге все же набралась смелости, ведь тогда мне казалось, что Барри — это человек, с которым я хотела бы провести остаток своей жизни, как бы смешно это не звучало, учитывая, что мы знакомы-то всего пару месяцев. Я просто знала, не знаю откуда, чувствовала душой, что он — моя половина. Слышали, наверно, этот старый, как мир, миф, что все люди изначально были созданы цельными, соединенными воедино в одном теле, мужчина и женщина. Но потом что-то их разделило, и некоторым там и не предоставляется шанса найти столь необходимую часть себя.
Я принадлежу ему, я точно это знаю.
И я совсем уже не уверена, что стать криминалистом — это действительно мечта всей моей жизни. Кажется, моя мечта только что стала для меня совершенно недостижимой. Что же, сама виновата. Переоценила себя. Думала, что помогаю Барри принять правильное решение, вот только у нас с ним разные представления о правильном.
Я хочу остаться. В этом городе. С ним, но должна быть уверена, что он хочет того же самого. Что я тоже нужна ему здесь. Мне нужно было, чтобы он остановил меня. Сказал вслух пару важных слов. Дал причину остаться. Причину, гораздо более вескую, чем какое-то глупое обучение. Неужели он не понимает?
— Я... пожалуйста, поверь в меня, доверься, я не отвернусь от тебя никогда, я люблю тебя — даже я понимаю насколько неуместным, пусть и совершенно искренним было бы это признание. Я была совершенно уверенна в своих чувствах и даже хотела сказать это ему еще в галерее. Просто испугалась тогда, что он неправильно поймет или решит, что это слишком быстро и что я тороплю события или что-то от него требую. Но обстановка, музыка и наш танец — все вокруг казалось правильным и уместным. И когда я почти решилась, сначала куда-то исчез Барри, потом появился этот замедляющий время человек. И все завертелось. А потом похищение и чудесное спасение. Снова нелепые оправдания от моего... а нет уже не моего криминалиста. От немоего героя. И в довершение всего это глупое письмо. Честно, я просто запуталась, пытаясь понять, что мне делать со своей жизнью. Мне правда нравится в Централ-Сити, нравится работать бок о бок с Джо, знакомиться с друзьями Барри, проводить с ними время, а вечера посвящать только Аллену, оставляя все прочее за пределами нашего маленького мирка. Мне казалось, что я наконец нашла свое место, если даже не вспоминала и не волновалась по поводу своего заявления о приеме. Но я не могу так больше. Я устала от постоянного вранья и, если честно, не вижу никакой проблемы в том, что Барри — это мета-человек, да к тому же сам Флэш. Да он ведь уже столько раз спасал меня, а у меня не было возможности поблагодарить толком. Мне хотелось сейчас сказать бы ему, как много он для меня значит, но понимаю, что это ничего не изменит.
Он принял решение. Он не хочет меня в своей жизни. И несмотря на то, что все мое нутро стремится к нему, быть рядом с ним, гордость не позволяет мне умолять. Чуть расправляю плечи, загоняя боль глубоко внутрь себя. Мне нужно только добраться до своей квартиры, прежде чем я позволю себе по-настоящему расклеиться. И выпустить из себя все эмоции.
— Что же... Останови меня, пожалуйста, я не смогу без тебя! Я тогда лучше пойду, — проглотив горький комок в горле все же тихо бормочу, не доверяя в полной мере своему голосу. Может быть со временем и станет легче. Но я точно знаю, что я никогда его не забуду. И никогда не перестану задавать себе один и тот же вопрос. А что, если... Может быть ему просто нужно было чуть больше времени, чтобы открыть мне правду. Что, если я потеряла его из-за своей собственной глупости. Нет смысла винить во всем неодушевленное письмо или искать виноватых среди мета-людей. Это я сделала этот шаг первой. Я вынудила его сделать этот выбор, когда он не был готов. Я все испортила.
— Пока, Барри, — сейчас мне больше всего на свете хочется, чтобы он меня остановил, обнял, вновь почувствовать себя, как дома. На своем месте. Нужной кому-то также сильно, как и он мне нужен. Он не двигается с места, а пауза между нами затягивается.
Я просто хочу, чтобы он был счастлив.
Я ошиблась в одном. Он не хочет быть счастлив рядом со мной. Выдавив из себя улыбку, почти искреннюю, в какой-то степени даже воодушевляющую, разворачиваюсь и выхожу из лаборатории, тыльной стороной ладони стирая с глаз слезы, стараясь не смазать тушь. Мне еще необходимо пройти через все здание департамента полиции. Здание, полное лучших детективом, и чтобы никто не заметил, в каком я состоянии. К счастью, мне удается преодолеть это расстояние, никого не встретив на пути, кто уделил бы мне больше мгновения своего времени. Все были погружены в свои дела. Кто-то возвращался с патруля, с преступниками в наручниках. Кто-то зевал, пил кофе и заканчивал отчеты. Кто-то собирался домой. Обычный вечер в департаменте. Сердце кольнуло от мысли, что я больше не буду их частью. Завтра с утра на стол Сингха ляжет заявление по собственному от меня, а чуть позже поезд увезет меня в другой город. Я больше их не увижу. Не давая себе передумать, быстро пересекаю холл и оказываюсь на улице. Глубоко вдыхаю свежий ночной воздух, понимая, что вести машину я не в состоянии. Ладно, утром вызову такси, а пока лучше прогуляться немного. Тем более, что до моего дома не так уж и далеко. А если срезать путь, то и вовсе минут пятнадцать. А мне это только пойдет на пользу. Запахиваю пиджак и скрещиваю руки на груди, пытаясь сохранить тепло. На улице не так уж и холодно, но ветер кажется дует с севера, а небо на горизонте заложено тяжелыми тучами. Ночью будет гроза. Погода прекрасно отражает мое внутреннее состояние. Вздыхаю, кручу головой, чтобы сориентироваться, и уверенно шагаю в нужную сторону, после опуская глаза на дорогу и прокручивая в голове наш диалог. Сделала ли я все, чтобы переубедить его? Достаточно ли было этих слов? Я не замечаю ничего вокруг себя, пока не понимаю, что больше не одна. Рука тянется к поясу, где в кобуре должно лежать мое табельное оружие, но натыкается лишь на пустоту. И по взгляду стоящего напротив меня мужчины, я понимаю, что ему нужны не только мои деньги и ценные вещи. Даже без привычного веса пистолета, я все равно не собираюсь просто так сдаваться и облегчать ему задачу. Сердце обрывается, когда я слышу шаги позади себя. Один? Без вопросов, у нападающего нет шансов. Отлично по самообороне дают не за красивые глаза. Два? Задача усложняется, но не становится неразрешимой. Излишне громко вздыхаю, окидывая взглядом обстановку. Переулок кажется заброшенным. В окнах не горит свет, а некоторые и вовсе разбиты.
Где я оказалась? Почему не решила выбрать долгий путь?

Быть младшей из пяти детей на самом деле не так уж и здорово, как может показаться.
По-крайней мере в семье Блейк.

Начиная буквально с первых мгновений своей жизни, Дафна только и слышала, что "а вот твои сестры..." и далее в зависимости от обстоятельств. Она всегда и во всем уступала им в глазах родителей, которые возлагали на нее слишком много своих нереализованных амбиций. Младшая дочь семьи Блейк стала их главным разочарованием. Она не была так умна, чтобы поступить в медицинский университет. Она не была так красива, чтобы стать хорошей моделью. Она боялась высоких скоростей и громких звуков. И уж точно не видела себя в армии. Её совершенно не интересовал семейный бизнес, так что в этом вопросе она проигрывала даже дальним родственникам. Вы можете подумать сейчас, что девочку никто не любил, может быть даже угнетал и ее пытались подавить, заставить что-то делать, но нет, это будет далеко от правды. Ее действительно любили, исполняли все ее желания, но Дафна так и не смогла избавиться от мысли, что является главным разочарованием своих родителей.

В конце концов, ничего особенного она так и не добилась.

Все её достижения можно уместить на листке бумаги А4. Отличница, но средний балл всё же чуть ниже, чем у Дейзи. Капитан группы поддержки, но они не заняли даже призового места на соревнованиях штата. Королева школьного бала, но тем не менее, Доун набрала большее количество голосов. Дафна привыкла быть последней. И её это даже уже не задевало. Она научилась улыбаться упрекам. Потому что она нашла своё место. Корпорация тайна. То, что начиналось исключительно, как хобби, стало для рыжей смыслом жизни. И пусть большую часть времени ей приходилось проводить в качестве приманки, она никогда не жаловалась. Она впервые почувствовала себя нужной. Впервые у нее появились те, кого она могла назвать друзьями. И Дафна искренне любила их всех.

Любила Велму.
Умницу Велму, которая могла в уме решать сложнейшие уравнения, но тем не менее, не могла пригласить парня, который ей нравился, на свидание. И тогда младшая Блейк помогала. Или же наоборот сама просила помощи у мисс Динкли с очень сложными контрольными, которые ей не давались, чтобы не выглядеть в глазах родителей настолько невезучей. И глупой. Оценки рыжей были стабильными. И во много благодаря помощи подруги. Нет, Велма никогда не решала и не делала за Дафну задание, она действительно занималась с ней, объясняла и помогала. Велма стала первой настоящей и самой лучшей подругой для Дафны.

Любила Шегги.
Мистер Роджерс, как бы странно это не звучало, был одним из тех, кого Дафна понимала больше всех остальных. Возможно потому, что попала в аналогичную ситуацию. Норвилл был единственным ребенком, буквально наследником, в своей семье. И разочаровал своих родителей полностью. Конечно, его нельзя назвать тупым, но парень никогда не стремился к академическим достижениям. Более того, многие считали его недальновидным и глупым только на основе его поведения. На самом деле, много раз команду спасало поведение мистера Роджерса в экстремальных ситуациях. Сколько раз он срывал планы суперзлодеев сложно даже пересчитать!

Любила Скуби.
Милого и пушистого Скуби, на которого невозможно было злиться и который всегда умел поднять настроение команде. Да, разговаривающая собака, но вы найдите товарища лучше, чем он! Сколько раз он приходил к Дафне вечером, скулил под дверью, а после молча забирался в ее постель, устраивая голову на ее животе. Дафна чесала пса за ушами, постепенно успокаиваясь и засыпая. Скуби никогда не ошибался, он всегда был рядом. Неизменно приходил к двери мисс Блейк, когда был нужен ей больше всего. И получал за это награду.

И наконец.
Дафна Блейк любила Фредерика Джонса.
И призналась в этом себе еще год назад. Её чувства уже давно не были исключительно дружескими. Ей понадобилось три года, чтобы осознать свои чувства. И год на попытки намекнуть вышеупомянутому господину про ее чувства. Все бесцельно. Фред видел в ней исключительно подругу. И Дафна приняла это, как и тот факт, что проигрывает в сравнении с сестрами. Пусть и не перестала любить их меньше или больше. Она лишь пообещала себе, что пойдет своей дорогой. И попытается переболеть чувствами к нему, ориентируясь на старших сестер и их любовные истории.

К сожалению, этому никак не способствовал приближающийся бал в поместье Джонсов.
И еще меньше этому способствовало приглашение от Фреда стать его девушкой. На этот вечер, что не замедлил подчеркнуть парень.
И отказать блондину Дафна не смогла.

Или может быть это? - Дафна несколько смущенно выходит из примерочной, представая перед глазами Велмы, которая была менее придирчива в плане выбора наряда, поэтому сохраняла спокойствие. На данный момент она демонстрировала пятнадцатое платье, поэтому Динкли лишь подняла вверх большие пальцы. Но Дафна все еще была недовольна своим отражением. Ей хотелось быть идеальной. В глубине души Блейк надеялась, что этот вечер что-то изменит в ее отношениях с Фредом. Потому что, если честно, она уже устала. Если этот вечер ничего не изменит, то рыжая все же примет предложение Гарварда, организованное ее родителями.

Все, я выбрала! - довольная Дафна покидает примерочную, разводя руки в стороны, - Как тебе? - Велма в ответ лишь чуть приоткрыла рот, что убедило Дафну в правильности выбора платья. - А ты сама идешь? - получив подтверждение того, что подруга будет на том же приеме, Дафна слегка расслабляется. Следующие пару часов посвящены выбору платья для Велмы, чему Дафна несказанно рада. Не только она должна страдать.

В день бала, Дафна покорно ждала появления Фреда, усиленно делая вид, что все это исключительно по-дружески. В назначенное время, парень за ней заехал.
Привет, - девушка устраивается поудобнее на переднем сидении машины мистера Джонса.

Одна из сулиц ударила в щит валькирии серебряного копья, стоявшей в первом ряду. Другая пронеслась рядом.
— Ты это видела? Чуть тебя не зацепил! — возбужденно крикнула Ильга, поворачиваясь к Холе.
Хола, не отвечая, стала заваливаться назад. Вторая сулица, скользнувшая над ее щитом, вонзилась валькирии медного копья в шею.
[q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

[float=left][/float]
Валькирии со всем справятся. Даже потеряв сестёр, они не остаются одни в этой бесконечной битве Света и Тьмы. Чёрная Дюжина вновь пополнится Стражами Мрака, беспощадными и жестокими, а копья погибших валькирий вновь обретут своих владелиц, выбрав самых достойных. В этом мире нужен баланс и без него не обойтись, даже если кажется, что рано или поздно, одна из сторон должна победить. Валькирии гибнут, защищая Свет и всегда остаются в неизменном числе. Чёрная Дюжина - элита лучших бойцов Мрака. Их тоже всегда будет двенадцать. Битва будет вечной и ни одна из сторон, даже неся потери, ни за что не остановится. Серого цвета просто нет. Лишь Мрак и Свет.

Начисто игнорируя любые слова своего оруженосца, с самым независимым видом, Ильга идёт на кухню, чтобы заварить себе кофе. Она уже успела принять душ и переодеться после битвы, и теперь наверное, должна отправиться выспаться, восстанавливая силы после битвы. Чёрная Дюжина - авангард Мрака. Взращённые в самом Тартаре, они были лучшими из тех, кого тот мог представить. Никто из валькирий, даже обладая недюжинным оптимизмом, не верил на всю добрую сотню процентов в то, что переживёт эту битву. Это не были суккубы, размазать которых было довольно легко одним лишь ударом копья. Самые ужасающе жестокие и страшные представители Мрака, опасались которых даже их собратья. Валькирии были готовы к тому, что когда-нибудь это случится, но совсем не могли предугадать исход.
Подобных битв давно не случалось. Стражи Тьмы резали Стражей Света, отрезая их крылья и отправляя в бесконечное путешествие, а валькирии уничтожали комиссионеров, жаждущих забрать человеческие эйдосы, тусклые, и яркие. Но подобных битв, когда на поле боя сошлись Чёрная Дюжина и валькирии, не случалось на протяжении многих веков. И конечно же, все знали, что могут погибнуть, утаскивая за собой представителей Мрака. Никто, без сильного конечно же рвения, не был против.
Ильге было более двухсот лет и она застала многих валькирий. Даже тех, чьи имена были стёрты историей, но не забыты Светом. Филомена, позволившая тьме поглотить её Свет и лишившая валькирий испепеляющего копья. Сэнра, отлучённая от Света и забывшая своё истинное предназначение. Бармия, отдавшая свой  долг.
Никто из валькирий, принимая копьё и все сопутствующие силы, никогда не верил в то, что проживёт достаточно долго. Согласно кодексу валькирий, от любого брошенного вызова, нельзя уклоняться. Будь ты даже новичком, еле-еле держащим копьё в руках, ты должен принять вызов представителя Чёрной Дюжины, кто видел ещё начало человеческих времён. И конечно же, Стражи Мрака всегда беззастенчиво этим пользовались.
Но эта битва была особенной. Собравшей целые трибуны, словно развлекательное шоу и ставшей ярким витком в бесконечной войне Света и Мрака. Среди них не было новичков, кроме Брунгильды и Прасковьи, плохо представляющей, как держать копьё. Каждая из валькирий, выступая на поле, была готова к тому, что уже на следующий день её копьё обретёт новую хозяйку, взамен предыдущей - цикл был непрерывен. И конечно же, готова была утащить за собой как можно больше представителей Чёрной Дюжины. Что примечательно, любой ценой.
Все думали, что битва будет идти до последнего. Пока последняя валькирия не упадёт замертво или последний представитель Тартара не сляжет, пронзённый копьём валькирии. Никто с одной стороны не должен был остаться в живых  и всё длилось бы до тех пор, пока одна из сторон не возликует.

Наверное, в глубине души, Ильга рада, что бой был остановлен. Вызов был принят и никто не собирался отступать до последнего, пока ещё может дышать. Погибли Стражи Мрака, но погибли и валькирии. Бэтла, Малара, Хола и Радулга. В последний момент, когда сулица ударила в щит самой Ильги, она думала, что всё обошлось. Обрадовалась даже, преисполненная адреналина, что Стражи Мрака промазали. Не знала только, что лучшая подруга пропустила удар, ставший к сожалению, для неё смертельным.
Разговаривать не хочется точно также, как и обращаться вглубь чувств. Ильга знает, что такова их судьба - погибать, воюя за дело Света. И если четыре валькирии погибли, утащив за собой шесть представителей Чёрной Дюжины, то это победа. Самых страшных больше не было. И Мраку, точно также, как и Свету, долго придётся восстанавливать силы и искать подходящую замену лучшим своим бойцам. Уже, наверное, не плохо.
[float=right][/float]
А ещё, Ильга совершенно точно рада тому, что Фулона решила сражаться без оруженосцев. Ведомая кодексом чести, она знала,  что перевес, благодаря Шилову и Варсусу, будет в сторону валькирий. И наверное, участвуй Страж Света и один из опаснейших бойцов, взращённый в Тартаре, на их стороне, в качестве оруженосцев, кто - то мог бы не погибнуть. Бэтла, к примеру, чей оруженосец Алексей был теперь безутешен. Или Хола, которую единственную пожалуй, в этой жизни, Ильга могла назвать своей лучшей подругой. Радулга даже или Малара.

Но Фулона, единственная из полубожественного состава, оставшаяся в живых, всегда была предана морали куда больше,чем жажде победы или эгоизму. Как и положено Свету, собственно говоря. 12 валькирий против 12 лучших представителей Мрака. Всё было куда честнее, чем от этой битвы можно было ожидать.

Теперь, когда все двенадцать валькирий стояли вместе, что-то изменилось. Все временное, наносное, случайное ушло. Круг начал медленно покачиваться, сжимаясь все теснее. Валькирии наклоняли вперед головы, пытаясь соприкоснуться плечами, щеками, волосами. Поначалу еще слышны были какие-то звуки, говорились какие-то слова, а потом в этой точке пространства повисла великая и страшная тишина.
— Ну все! — сказала наконец Радулга потеплевшим голосом. — Меня затискали! Хватит! А то драться не смогу!
Круг разомкнулся. Каждая валькирия подошла к своему оруженосцу и попрощалась с ним. [q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

[float=left][/float]
Точно также, как и все остальные, Ильга готова была к тому, что её копьё к ней не вернётся. Эгоистичная, капризная и не особо чувствительная в свободное от исполнения долга время, она не склонна была к сантиментам. И с оруженосцем своим, несмотря на то, что выбрала его когда-то сама, никогда особенно не делилась чувствами, держать предпочитая всё при себе. Даже стрёмно немного было от того, что она сказала ему, предполагая тот вариант, что живой с этого поля брани между Мраком и Светом уже не выберется. Ничего ужасного, конечно же, кроме того, что дала понять, что у неё тоже есть чувства.

Решение Фулоны  и впрямь было правильным. Да, они выигрывали в ситуации, когда Шилов и Варсус были бы с ними. Их навыки могли напрячь даже некоторых разумных, коих было не много, представителей Чёрной Дюжины. Но что было бы с остальными десятью? Все они, вполне очевидно, отличались своими бойцовскими навыками и были весьма полезны в вечном противостоянии Мрака и Света. Валькирии отнюдь не из личных "хочу" выбирали себе оруженосцев, которые не могли отказаться, и тут же неотступно, и навсегда, следовали за ними. Никто не приказывал им, кого выбрать, они просто чувствовали тех, кто им необходим. А значит, рядом с валькириями были те, кто был им нужен.
Но всё же, Чёрная Дюжина - не суккубы и миссионеры. И даже не просто Стражи Мрака.
Элита, непобедимая и ужасающе смертоносная. Даже само руководство Мрака, вроде Лигула, боялось их до дрожи, предпочитая не связываться, и не обращаться  к ним лишний раз. Но попытка уничтожить валькирий разом, бросив им вызов, от которого они не могут отказаться..  Судя по трибунам, которые были организованы для просмотра  этого шоу, оно стоило того.
Так что, решение Фулоны, что была ещё из первых валькирий, было единственным, абсолютно верным. Ильга даже не представляла, что чувствовала бы сейчас, если бы в битву ввязались ещё и их оруженосцы, которые несомненно, погибли бы. Валькирии не были представителями Мрака. Они не хотели прикрываться кем-то и бросать кого - то на амбразуру, чтобы выжить самим. Поэтому в принципе, в сложившейся ситуации можно было найти ещё плюсы: погибли четыре валькирии и Гелата не приходила в себя, держась где-то на грани, но по-крайней мере, выжившие не потеряли своих оруженосцев. Страшно было только подумать, что чувствовали сейчас те, что потеряли своих валькирий, которым была посвящена их жизнь. Хоть  несомненно, готовились к такому варианту.
[float=right][/float]
Вообще выжить конечно никто не должен был. Битва не должна была быть остановлена, если бы рог не протрубил  четыре раза. А ожидать подобной доброты от Мармуса было бы как минимум странно. Он жаждал крови валькирий и надеялся, что Свет останется без лучших своих бойцов, на время открыв значительную слабую брешь для Стражей Мрака. В то, что в этой битве победит одна сторона, надежды было мало. Скорее, по любимой своей привычке, Мрак не жалел даже своих. Опасных уродов в Тартаре было достаточно для того, чтобы собрать из них новую  Чёрную Дюжину. К сожалению.

Но рог прогудел и бой был остановлен. Валькирии опустили свои копья, а Чёрная Дюжина - своё оружие. Никто не победил, но все потеряли.
Валькирии, несмотря на то, что убили шестерых  - больше. Они были сёстрами, связанными между собою. В Чёрной Дюжине же не было места для личных эмоций. Тьма в физическом своём воплощении и жажда крови. Они готовы были бы, если бы им приказали, с лёгкостью разрубить и друг друга.

Широкими движениями совни Аспурк плотно атаковал Брунгильду, и той пришлось бы нелегко, если бы Малара, Фулона и Хаара не поспешили к ней на помощь. Аспурк и Ловус благоразумно отступили, на Брунгильду же с ревом набросился Гур и, подкатившись под ее щит с двумя похожими на кастеты ножами, смел ее с ног, однако раны нанести не успел, поскольку сам проехал вперед по скользкому льду. Ильга, схватив Брунгильду за плечо, оттащила ее к остальным валькириям, попутно сдернув с ее копья застрявший щит. [q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

[float=left][/float]
Это довольно странно. Готовиться к тому, что умрёшь сегодня вечером, рядом со своими друзьями, но искренне недоумевать затем, как могли погибнуть они. Хола. Радулга. Бэтла. Малара. Все они ещё вчера сидели с Ильгой на одной кухне и вели ничего не значащие беседы.  Бэтла, хомяча бутерброд за бутербродом, не уставала издеваться над ней, что та вполне возможно, станет когда-нибудь человеком и перестанет кривиться от человеческих слабостей, метро и рыбы, Радулга выводила её из себя, своими неуместными комментариями по поводу оруженосца, а Брунгильда, заменившая Тамааг, просто бесконечно раздражала Ильгу.

Огромная, неуклюжая  и бесконечно беспокоящаяся о каждом заусенце, она, со своей гермофобией и трусостью, словно не была валькирией. Но во время битвы и после, всё это перестало иметь значение. Ильга тащила Брунгильду, совершенно неготовую к таким боям, подальше от представителей Чёрной Дюжины, когда той угрожала опасность и почти также, как и Прасковья, была готова кричать во весь голос, увидев смерть Бэтлы. Просто пожалуй, выдержки у неё было чуть более, чем у бывшей Наследницы Мрака, ставшей внезапно обладательницей ледяного копья и валькирией. Та была юна,  а Ильга застала немало смертей своих сестёр, совершённых во имя борьбы за Свет и из личных мотивов. Хотя конечно, намного легче с каждой гибелью от этого совершенно не становилось.
Особенно Хола. Мало кто, как она, понимал Ильгу.
Да и кто бы не погиб, из всех двенадцати, это было тяжело.
Пройдет, уже совсем скоро, к такому не привыкать. Но в вечер после битвы, когда даже адреналин все ещё зашкаливает, очень сложно с этим свыкнуться. Они успели все попрощаться друг с другом и принести свои извинения за всё, что было сказано и сделано когда-то. И кроме Брунгильды, заменившей недавно погибшую Тамааг, это был очень "старый" состав. Со многими из них Ильга была рядом десятилетиями. 
Валькирия серебряного копья не привыкла демонстрировать  своих чувств, а потому, ей совсем не хочется говорить сейчас со своим оруженосцем. Она бесконечно рада тому, что ему не пришлось участвовать в этой битве и в её квартиру, в которой тот проживал, потому что даже не помнил, кем был до того, как она его встретила, они вернулись вместе. Меньше потерь - уже малая победа на фоне всего остального.
[float=right][/float]
И куда более жутко, если бы оруженосцы тоже вышли на поле боя с Чёрной Дюжиной, было бы возвращаться сюда в гордом одиночестве. Она наверное, просто не смогла бы этого сделать, напросившись с самым горделивым видом на "переночевать", придумав глупейший повод, к той же Фулоне, что со своей многовековой мудростью никогда не задавала лишних вопросов. Но она сегодня не одна и несмотря на то, что ей совсем не хочется делиться своими чувствами  и вообще желается побыть в  одиночестве, это успокаивает.

Всё пройдет. Такова их судьба и выбора собственно, нет никакого. А если бы бой не был остановлен сегодня и она, вполне вероятно, осталась бы на ледяном поле, рядом с Холой и Маларой, то квартира бы осталась её оруженосцу. У неё, как и у всех остальных валькирий, всё равно больше никого не было и быть не могло.
Наверное, выжившие из Чёрной Дюжины сейчас радуются. Им совершенно плевать на товарищей и они, лучшие представители Мрака, не склонны к тёплым чувствам. Для них битва с валькириями - абсолютная победа, погибли четверо и одна по-прежнему в коме. Для валькирий, несмотря на то, что забрали шестерых, это была трагедия.
Но это естественный ход вещей. Ильга, что приняла копье более двухсот лет назад, это знает совершенно точно. Они, действующие по кодексу валькирий, привыкли терять своих сестёр. Не так часто, как можно было бы предположить, но достаточно для того, чтобы научиться это переживать. Хоть и заработать иммунитета от смерти нельзя.
Скорее всего, все думают, что она абсолютно не переживает. Совершенно не притворяясь, Ильга и впрямь, предпочитала заботиться только  о себе любимой и соответствующем комфорте, плохо представляя, для чего нужно переживать за остальных, что могут позаботиться о себе сами. Была капризна, эгоистична, ревнива и не терпела никаких даже намёков на хамство в свою сторону, заводясь быстрее с полу-оборота, чем колесо от хомяка на адреналине. Но серебряное копьё когда-то выбрало её, в качестве достойной преемницы погибшей валькирии. И в отличии от некоторых, Ильга никогда не отступала от своего долга.
Не была в восторге от мысли, что можно погибнуть и никогда не рвалась этого делать, но не сомневалась ни на секунду, когда был  выбор "между" и "между". Офис, прибыльные поставки  и уход за собой были в приоритете в обыденной жизни, которую она очень даже любила. Но как ни крути, она всегда была, и оставалась валькирией. Вот уже много десятков лет.

– Слишком поздно: доходит до сердца. Пора, кажется, начинать волноваться… Копье… мое… возьми! – прошептала Бэтла.
А еще через секунду она умерла, и почти одновременно с ней захлебнулась кровью Хола. Ирка с трибун ничего этого не видела: мешали сомкнутые щиты. О смерти валькирий она узнала по двум светлым птицам, взмывшим в небо.
Прасковья закричала.
Брунгильда, дрожавшая за щитами, случайно увидела щеку мертвой Холы, по которой, застывая, ползла слеза. Это была короткая, мгновенная такая картинка – точно фотоснимок. Что-то перемкнуло в Брунгильде. Она внезапно услышала чей-то крик. Хаара и Ильга, стоявшие перед ней, вдруг разлетелись в разные стороны, точно в них врезался таран. А еще спустя секунду Брунгильда поняла, что кричит она. Это ее рот сведен в крике!
[q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

Новеньким наверное тяжелее. Владелице каменного копья, не привыкшей к потерям и Прасковье, плохо понимающей, что она испытывает. Последняя и вовсе растилась как Наследница Мрака. Ужас, который она должна была вселять, внезапно сыграл на руку Свету. И девушка, чья сила одним лишь криком могла заставить заледенеть и воспламениться целые стадионы, теперь была с  ними.
Ильга не понимала, как копья выбирают своих хозяев.
Почему та, что должна была править Мраком? Почему та, что от заусенца тряслась с такой силой, словно её возложили на прокрустово ложе?
Но Ильга знает, что копья не ошибаются, кем бы валькирии не были в обычной жизни. И они. Эти две девицы тоже - её сестры. С  того самого момента, как взяли в свои руки копья. С того  самого момента, как присоединились к ним.
Совершенно не важно то, что они ей даже не нравятся. Она, точно также, как и остальных, будет защищать их до последнего. И жизнь отдаст, просто не раздумывая. Они теперь валькирии, что пришли на место её погибших сестёр, коих она знала десятками лет.
Хотя конечно, это совсем не обязывает её относиться к ним особенно хорошо в обыденной жизни. 
[float=left][/float]
- Я сегодня устала, как можно было заметить. Можешь кофе сварить мне ты. Голос капризный и смотрит на своего оруженосца Ильга примерно также. Сколь угодно он мог знать её слабости и знать, что его валькирия из себя представляла на самом деле, это ничего не меняло. Ильга знала, что ей нельзя в него влюбляться, несмотря на все желание и потому предпочитала держать на расстоянии, ничем не  обнадёживая. К тому же, ей не казалось особенно крутым то, что  её могли счесть за обычную слабую и ранимую девушку. Не тот образ на протяжении двухсот лет. Надо его придерживаться, пожалуй.

- Хватит пытаться со мной поговорить об этом. Ты  подобного не застал, но такое случается постоянно. Валькирии гибнут, потому что это  - наша работа. Усевшись на подоконник, Ильга пожимает плечами, всем видом демонстрируя абсолютную отстранённость от ситуации. Ей нужен кофе, потому что она хочет его и во время битвы она устала. Можно хотя бы капельку заботы об утомившемся воине Света? Должна же быть ещё помощь со стороны оруженосцев, кроме помощи в надевании доспехов?
Впрочем, обычно на него жаловаться было глупо. Вечно беспокоился о том, чтобы она поела, о том, что с ней случилось и о её душевном состоянии. Радоваться - не нарадоваться и обычно Ильга это делала. Даже под тартарианскими щипцами не призналась бы в том, что ей это нравится, но чисто объективно - ценила. И капризничала скорее для проформы, потому что было это в духе её характера. Никак иначе.
- Если хочется поговорить о том, что случилось, можешь поехать к Алексею, потому что его - то валькирия погибла. И проверь, убрал ли он холодец со стола, как она просила. По-моему, это было её последними словами ему перед боем.   Ильга язвительно смеётся, замирая от ужаса почти сразу. Ей хочется продолжать хохотать - ведь это так смешно и глупо: перед смертельным боем, откуда не выберешься живым, беспокоиться о еде. Так в духе их Бэтлы. Их. Бэтлы. Которая была с ними не десять лет и даже не пятьдесят. Которая вечно жевала, спала на ходу и не уставала выводить Ильгу из себя своими комментариями, что надо быть добрее, человечнее и вообще. Она часто раздражала настолько, что валькирия серебряного копья реально сомневалась в том, что хочет быть с ней в одном строю.
Но конечно же, это были только минутные капризы. Никогда в жизни, по собственной воле, Ильга не согласилась бы стоять рядом с другой владелицей сонного копья. Все эти словесные пикировки и непонимание, как можно быть такой - всё было глупое, наносное. Абсолютно ничего не значащее на фоне того, что реально было важно. И если бы было можно, она сама бы приготовила для Бэтлы этот холодец, несмотря на то, что никогда в жизни не притрагивалась к кастрюлям и вообще готовке еды. Если бы . . . Интересно, как чувствовал себя сейчас Алексей? Ильга никогда не задумывалась о чувствах оруженосцев до таких моментов.
Хотя конечно, глупо осуждать Бэтлу за мысли о еде перед боем. Она была храбрая. Сильная.  Добрая. И конечно же, в отличии от самой Ильги, говорящей самым деловым тоном про документы и свои дела, в  последние мгновения, не хотела делать ещё всё хуже. Они обе - и Ильга, и Бэтла, понимали прекрасно, что скорее всего, умрут на этом поле. И каждый старался отвлечься  от этого в последние моменты по-своему.
Чем сама Ильга была лучше? Зная, что скорее всего погибнет, вместо того, чтобы объявить какой-нибудь милый вечер прощания, бегала и занималась документами. Написала завещание, чтобы квартира перешла оруженосцу. Подчистила все долги по работе, чтобы потом не поминали грубым словом. Оформила все прочие документы, чтобы потом..в случае чего, не возникало лишних проблем.
Ей тоже было страшно умирать, как и всем.  Но лучше, перед этой неизбежностью, было занять мозги хотя бы этим.
Просто каждый пытается бороться со своим ужасом по-своему. Кто - то ныряет в дела, а кто - то неуместно шутит или говорит о том, что не имеет никакого значения. Каждая из двенадцати валькирий готовилась к тому, что её копьё будет отдано другой. И никто не был готов к тому, что бой, в самом своём разгаре, вдруг остановится.
Ильга помнила, как впервые обняла своего оруженосца, перед тем, как уйти. Они никогда не делились лишней симпатией и вроде бы вообще существовали автономно от других: на своей волне и с легким презрением ко всем остальным, и вежливым, и эмоциональным интересом друг к другу. Ильга ревновала, когда Ламина начинала заигрывать с ним, а тот, в свою очередь, всегда раздражался от мужского внимания к его валькирии.
  Но тогда было страшно и она была уверена, что это - последний их разговор, после чего обсуждать что - то уже будет некому. По-крайней мере,  с её стороны. А сейчас она не хотела говорить об этом. О своих чувствах. Или, точнее говоря, совершенно не могла.
Даже множество пережитых потерь не облегчают боль новых. И куда хуже, когда показать это даже перед самим собой стыдно. Не говоря уж об остальных.
-Только не передержи,пожалуйста. Ты же знаешь, что я не люблю горький. Ильга поворачивается к окну, смотря в своё отражение в ночной глади и поправляет волосы, словно это - единственное сейчас, что имеет значение. У неё много эмоций и большинству из них сейчас она не может подобрать никакого определения, но быть эмоциональной дурочкой ей сейчас не хочется. Сколько таких, мёртвых валькирий, она уже застала? По-прежнему переживать как-то совсем не круто. Ещё упрекнёт потом кто - то в чувствительности, не дай Свет.
И всё же, один вопрос буквально зудит на языке, не давая покоя.
[float=right][/float]
- Надеюсь, ты бы хотя бы немного переживал бы, если бы  меня сегодня тоже убили? Ну, проформы ради. Ильга широко улыбается, повернувшись к своему оруженосцу. Складывает руки на груди и закидывает ногу на ногу, всему своему виду придавая абсолютную безмятежность. Даже ей кажется глупым задавать вопрос в подобном тоне, но иначе не получается. Она не хочет быть сопливой девочкой, что рыдает на груди молодого парня, которого сама обрекла когда-то на служении валькирии. Интересно, он о том когда-нибудь сожалел?

И она спустя десять лет заменит его, как положено кодексом. Им нельзя привязываться к оруженосцам, чтобы становиться кем-то, кроме как воинами Света. Никаких слабостей и лишних эмоций. Все должны быть готовыми погибнуть - и оруженосцы,  и валькирии. Просто с последними, как ни странно, это случается чаще.
Но ей слишком "не очень" сегодня, чтобы обсуждать обыденные их темы. Хотя в том, делая вид, что всё абсолютно нормально, Ильга ни за что не признается.

В более неловкую и сложную ситуацию, я не попадала никогда в своей жизни. И хотя одна часть меня радовалась и все порывалась прыгать от счастья и вешаться на людей вокруг, другой хотелось забраться в темный и теплый угол, чтобы никто не трогал, и заплакать. Или закричать и что-нибудь сломать. Как такое могло получиться? Нет, теоретическую сторону данного вопроса я знала, чай не пять лет. Но все же поверить в этот факт было сложно. Я и... беременна. Мне всегда казалось, что это две вещи строго противоположные друг другу. Это ведь не могут быть главы моей истории. Я даже не думала, что могу, после всего, через что я прошла. Вообще всегда считала, да и сама относилась к беременным, как к слабоумным. Типа, нормальный человек до такого нелепого состояния не дойдет. А оно вот как получается.
В это действительно сложно было поверить. Поначалу все списывалось на отравление испорченной едой, усталость и даже болезнь. Очевидного никто не замечал. Такая мысль в принципе даже никому не приходила в голову. Но дни складывались в недели, а мне легче не становилось, и любые запахи воспринимались особенно остро и иногда даже вызывали тошноту. Я заперлась в своей комнате и входить позволяла только Рейвен и Эрику, так как не хотела, чтобы меня видели в таком состоянии. В конце концов, Рейвен не выдержала. Она силой заставила меня встать с постели и силой же потащила к врачу, заявив, что так больше продолжаться не может. Уж не знаю, как ей это удалось, и чей облик она там приняла, но перед ней едва ли не на коленях ходили. Осмотр, взятие анализов, еще какие-то испытания, и вот через пару часов я смотрю в омерзительно-счастливое лицо доктора, которая сжимает в руке папку с моей "историей болезни". Приторно-сахарным голосом, мне сразу же захотелось ей хорошенько врезать, доктор Линн сообщает мне радостные новости. Я абсолютно здорова, вот только немножко так беременна. Какое счастье, что я сидела, иначе совершенно точно упала бы прям там, где стояла. Врач продолжает что-то говорить все тем же раздражающим голосом, что у меня все идет просто замечательно, ребенок развивается нормально, прописывает мне какие-то витамины, велит больше гулять на свежем воздухе, но я слышу ее словно сквозь вату. У меня внутри — ребенок, живое существо. Мой и Эрика ребенок. Как не сойти с ума?
Или может быть я уже давно сошла, кто знает. Забираю из рук врача какие-то бумаги, рецепты, рекомендации и машинально киваю на все ее слова. Я не слышу, что она мне говорит. Я хочу как можно скорее, оказаться как можно дальше от нее. На негнущихся ногах покидаю кабинет, и сразу же оказываюсь в руках Рейвен, которая все это время терпеливо меня ожидала в приемной. Думаю, что кофе с коньяком ее ожидание несколько скрасил. Хоть кто-то счастлив. Даркхолм улыбается, как довольный кот, когда видит меня, и я понимаю, что она откуда-то уже все знает. Впрочем, удивления нет, это Рейвен. Дальше все происходило как в тумане, к счастью, мне не пришлось ничего особенного делать. Чешуйчатая взяла все на себя. Она даже была так добра, сарказм, что купила мне необходимые лекарства, и по пути домой завезла в какой-то ресторан и заставила что-то поесть. Как ни странно, еда прижилась. Видимо, маленький тиран, который живет у меня в животе, добился своей цели. Он привлек мое внимание, заявил о себе. И теперь я знала. Вот только лучше бы это была какая-нибудь редкая Южно-Африканская зараза. Или кишечный грипп.
Конечно, шила в мешке не утаишь. Сначала я, под угрозой того, что если я этого не сделаю, то это сделает Даркхолм, рассказала все Эрику, чувствуя себя при этом глупой, несовершеннолетней дурочкой, которая банально залетела. Я боялась его реакции так, что искусала изнутри щеку до крови, а следы от ногтей не проходили около получаса, так сильно я впивалась в кожу ладоней. Но он меня приятно удивил, правда осознала я это только через какое-то время.
И хотя изначально знали только мы трое, буквально через неделю, об этом знали уже все. И все вдруг решили, что я стала стеклянной, вызывая у меня желание кому-нибудь что-нибудь сломать. Я не слабая, я вполне в состоянии сама донести чашку/книгу/пакет. Но апогеем стал, конечно, запрет выходить за пределы территории Братства. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать, что я не рассыплюсь от порыва ветра и что я, черт возьми, в состоянии постоять за себя. Мне пришлось кое-кого покалечить для этого, но они сами виноваты. И лишь после этого они успокоились.
Постепенно, я смирилась, даже стала сама в нетерпении ожидать появления ребенка, хотя все происходящее все равно воспринималось пока как-то нечто иллюзорное, эфемерное. Одно могу сказать точно, я расстроюсь, если это в итоге окажется сном. А если это все же сон, то не будите меня.

Но кое-что все же омрачало ожидание и предвкушение, оставляя горькое послевкусие. Я не могла набраться храбрости, чтобы сообщить Петру, потому что не могла представить, как он на это отреагирует. Брат кажется все еще считал меня семилетней. Он даже не знал, что я, как бы это сказать, "встречаюсь" [фу, ненавижу это слово] с Эриком Леншерром, который долгое время был с Людьми-Икс по разные стороны баррикад. А Колосс верный ученик Ксавьера. Все очень плохо. Но он все же имел право знать, ведь речь идет об их семье. Они так давно остались совсем одни. День Икс был назначен. Нейтральная территория, очень хороший ресторан. Через Рейвен мы договорились, что по максимуму железные вещи будут убраны из комнаты, которую мы забронировали. Я бы предпочла сообщать такие вещи в вовсе в оббитой поролоном изолированной комнаты. Лорна говорит, что я преувеличиваю, но давайте спишем все на гормоны. Я беременная, мне все можно. Теперь я говорю эту фразу спокойно, не дергаясь и не хихикая нервно.
Мы никуда не едем! — с этой фразы началось утро. Эрик кажется закатил глаза и продолжил собираться, прекрасно зная, что через пять минут я передумаю. А через пятнадцать передумаю еще раз. Мне нельзя доверять принимать решения, потому что настроение скачет, как резиновый мячик. Любовь и правда зла. А Эрик, вероятно, капитально испортил себе карму какими-то прошлыми действиями, раз уж ему досталась такая вот я. Хотя, хорошим знаком, наверное, было то, что он не жаловался, не пытался убежать, сменить имя и даже не предпринимал попытки убить меня.
В течение всего дня, до назначенной встречи я успешно себя накручивала, представляя самые ужасные сценарии того, как пройдет сегодняшняя встреча. Сама ты параноик, Рейвен, отойди. Живот скучивало нехорошее предчувствие, которое мешало нормально соображать. Пока Леншерр не велел мне глубоко дышать и считать до десяти. Взгляд его стальных глаз отчего-то успокоил меня, пусть кто-то и говорит, что они холодные и что он не умеет испытывать нормальных человеческих эмоций. Что же, тоже самое говорят и про меня. Я успокоилась настолько, что даже смогла перенести нас обоих в ресторан, прям ко входу, напугав швейцара. Но видимо, ему платят очень хорошо, поэтому он не показал своего удивления или страха. Бесстрастным голосом он спросил номер брони, а после проводил нас в кабинет. Петр еще не пришел, оставляя мне больше времени на то, чтобы есть себя живьем.
Обещай не делать глупостей, если что, — серьезно смотрю на Эрика, накрывая его руку своей, когда мы остались вдвоем и устроились за столом, — Он все же мой брат, — улыбаюсь уголками губ и беру в руки бокал с водой.
Все ведь просто должно быть хорошо? Правда? Хотя бы раз в моей чертовой жизни.

Став хевдингом своей общины, мне ничего не оставалось, как держать все под контролем. Абсолютно все и каждого. Но себе получалось чрезвычайно тяжко, так как обида, ярость, горесть пожирали изнутри, обгладывая каждую кость, перегрызая каждую вену. До кома в горле я ненавидел каждого из них — тех, кто в одночасье лишил и меня, и моих людей правителя, своего Царя. Каждый из моих людей старались поддержать всеми возможными образами, начиная от эля и заканчивая женщинами, но даже в последних я не находил утешения в тот момент, когда все же первое помогало забыться. Но сидеть на одном месте и погружаться в уныние, заливаться слезами было недопустимо для хердвинга, посему мне было необходимо двигаться вперед, развивать свою общину, да и к тому же забрать жизнь у того, кто сотворил это с моей семьей. У викингов никогда не бывает все на столько просто, на сколько думают те, "современные" люди, носящие свои ушитые алмазами одеяния и посыпанные золотой пылью. Наш народ в разы сложнее по устрою, чем их — кукольное царство, где всеми и каждым заправляет один, дергающий за длинные тонкие веревки. Отвратительный люд, который я никогда не признавал и точно не признаю. Может быть поэтому мне до сих пор и не приходилось щадить рабов с "большой земли". Жадно, хладнокровно я разрывал их плоть своим закаленным мечом, не оставляя и шанса на жизнь, шанса на вздох. Я ненавидел их. Я их чертовски ненавидел.
По истечению последнего тинга, было принято решение — двигаться на северо-запад, ведь именно там красовались новые земли, которыми владели ненавистные мне до сей поры ироды. Кем бы они не считали меня, моя злоба куда крепче их подозрений. Всяк бок о бок со мной стоящий, выставил меч в сторону новых земель и поклялся, что будет сражаться до последнего вздоха. Они рады отдать жизнь за своего хевдинга, но мне крайне бы не хотелось, чтобы это все же случилось. Судьба — штука страшная и непостижимая. Достаточно того, что я всецело убежден в верности своих людей и в твердости, правоте их слова. А они всецело доверяют мне.
Путь предстоял не близкий. Каково расстояние до новых земель — одним Богам известно, но я был уверен, что мы достигнем своей цели и отвоюем эти земли. За одно я выведаю, кто есть тот смельчак, натравивший волков на мою семью. И он будет убит. Своей честью, своим долгом клянусь, что разобью этого чужака! Он будет корчиться в агонии, захлебываться собственной кровью, которая будет обволакивать его лицо, шею, грудь. Он захлебнется от ее обилия. Я сделаю так, что все, кто ему дорог, будут страдать. Они будут смотреть, как он дохнет, а после отправятся за ним. И мне абсолютно все равно, если даже среди них окажутся дети. В этом плане у меня нет запретов. Его дети будут страдать абсолютно так же, как страдала моя новорожденная сестренка. Я вспорю им брюхо, выколю глаза. Они будут орать, а я буду заливаться смехом. Смехом победителя.
— Привал, — отчеканил я, и войны принялись сооружать себе места для сна, хрупкие травяные покрывала и лежанки. Некоторые из них захватили шкуры животных в избытке, дабы пресечь вариант с переохлаждением, ибо скандинавские ночи необычайно холодные. Время близилось к полуночи. Я сложил оружие подле разгорающегося костра. Мужики о чем-то между собой вели беседу. С несколько часов назад по пути через окраину леса было убито порядком пяти мясистых кабанов, посему я не переживал о том, что моим людям нечего будет есть. Все шло, как по маслу. До новых земель оставалось менее суток пути, если верить указателям. Если же мы выдвинемся утром, то к ночи будем на месте, из чего следует, что приведем их врасплох. Это всегда играло на руку.
За спиной раздался хлопок, я резко обернулся и заметил у одного из моих воинов несколько бурдюков, наполненных до горла элем и пивом. Он сделал глубокий глоток и направил тару сидящему рядом. Один из я забрал у него себе целиком, воины не противились. Они понимали всю суть нашего похода, они хотели мне помочь, они прекрасно осознавали ту горечь, которая терзает меня изнутри. И лучшего лекарства, чем эль так же не знали. Правда лишь, добрая часть моих людей предпочитали поиздеваться над рабынями, я же в свою очередь отдавал предпочтение всему и сразу. Раз уж женщин здесь не было, оставался только один вариант — пить.
В памяти отложилось небольшое озеро в чаще, которую мы проходили. Я видел его мельком, не придавая значения, но сейчас... Из-за горячего напитка, который обволок мое горло и словно окутал изнутри, захотелось почувствовать прохладу на коже. Может быть даже насытится леденящим холодом озерной, застоялой воды. Именно поэтому я и направился к водоему, мельком казавшемуся мне огромным. Все же это озеро предстало передо мной небольшим, даже слишком маленьким для такого обширного понятия. Различные растения окутали его, ветки загораживали воду от чужого глаза. Словно в этом лесу есть свои законы, свои правила, а вода здесь — священна. Наверняка лесное Божество охраняет местную воду, ибо питает ею свои владения. Одеяние быстро пало ниц, хоть и кажется порой, что избавиться от него невероятно сложно. Я бы даже сказал, что сложность возникает у женщин, но уж точно не у носителя подобного.
Пока я освобождал свое тело от шкур и доспехов, позади послышалось что-то, напоминающее прошмыгнувшего зверька через кусты. Мне не показалось это странным, ибо в этих краях частенько можно встретить живое существо. Самых разных мастей и пород, а оружие, к слову, у меня всегда с собой. По крайней мере кистень.
— Кто ты?
Этот вопрос возник сам по себе. Он был совершенно ожидаем по крайней мере той, которая предстала предо мной. Совершенно нагая, необычайно прекрасная девушка с яркими, как огонь, глазами и трепещущими губами. Скорее от холода, нежели от чего-то другого. Я никогда не смыслил в романтике должным образом, как это делают люди с новой земли.
— И что ты здесь делаешь? — сменив тон на более грубый, потянулся за кистенью. Цепи негромко лязгнули, и я вновь уставился на девушку. Она молода, прекрасна, черт возьми божественна, но вопросов только два, и я их озвучил. Что она может делать здесь, в этом диком, опасном лесу посреди кромешной тьмы будучи абсолютно нагой? Искать приключений? Тогда как дикий зверь еще не разорвал ее, ведь в этих лесах он в обилии? Или же она, завидев могучих мужчин, захотела приключений иного рода? Мой внутренний голос будто зарычал от восторга, завидев точеные женские прелести. Именно мужское меня подтолкнуло спуститься к ней и, крепко удерживая ближайшую ветку рукой, в которой и без того находился бурдюк, протянуть ей свободную руку.
Может, она — засада? И сейчас в меня пустят стрелу, ну или же она перережет мне горло? В любом случае кистень я отправил наземь, но неподалеку, прямо к ноге, чтобы при удобном случае, если же воистину понадобиться, я мог резко подобрать его с земли и встать на защиту своей жизни.

Мощный тягач тащил по дороге черный бронированный трейлер с ценным грузом — оружием и боеприпасами. Военный заказ, его следовало доставить в порт и его хорошо охраняли — впереди сзади трейлер прикрывали по две полицейских машины, а в хвосте еще ехал армейский хаммер с пулеметов. Но это не остановило стервятников, что захотели прибрать к рукам груз. Дорога пролегала через район новой застройки, повсюду возвышались горы песка и щебня рядом с разрытыми котлованами, голые остовы зданий, стопки бетонных плит и спицы кранов. Внезапно в одно мгновение на со всех сторон на колонну вылетели джипы, перекрывая путь, пыльная дорога ощетинилась металлическими шипами, люди с оружием в черных масках бросились в атаку, безмятежность раннего утра прорезал гром выстрелов...
В этой суматохе и хаосе, конечно, никто не заметил в стороне, метрах в трехстах, девушку рядом с огромной машиной, державшую на плече миномет. Но взрыв, раздавшийся парой мгновений позже заметили все. Снаряд врезался точно в заднюю часть тягача, облако огня взвилось к небу, горящие обломки прыснули во все стороны. А девушка с дьявольской улыбкой забралась в кабину машины и вжала педаль газа до упора.

*за тридцать три часа до взрыва*

Бар был забит под завязку. Слух о том, что Кингпин собирается наложить лапу на правительственное оружие и нанимает для этой работенки всех смелых быстро распространился по Адской Кухне и весь местный сброд стал стягиваться к этому месту. Патч, главный по вербовке, сидел за столом в углу, огороженном шнурами и парой лысых мордоворотов-телохранителей. Вокруг уже гуляли и веселились те, кого приняли, пропивая полученный аванс, другая же толпа головорезов, нариков и просто дураков-бездельников растянулась через весь зал от входа. Некто в потертой грязной куртке с надвинутым капюшоном, ловко и проворно проскальзывая между бандитами разных мастей, проскользнул к столу без очереди. Тонкие ладони опустились на липкий стол, из-под капюшона выпали длинные голубые пряди волос, и на Патча уставились горящие глаза-угольки.
— Хэээээээй, я тут слышала, что здоровяку нужен фургон с пушками. И сколько платят? — раздался насмешливый голос.
— Тыща баксов на рыло, — буркнул Патч раздраженно. — Тебе до этого какое дело? Свали, не мешайся.
— Ха-ха, так вам повезло! — один из мордоворотов потянулся к девушке, но та увернулась и продолжила, заливаясь смехом. — Выкладывай... — она на некоторое время задумалась, морща лоб и загибая пальцы. — А, точно, сто тысяч! Сто кусков и ящик будет доставлен Пину в лучшем виде.
— С хрена ли платить какой-то пигалице больше, чем остальным? — Патч пыхнул сигаретой и издал хриплый звук, отдаленно похожий на усмешку.
— Остальным? — девка удивленно повертела головой. — Этому сброду что ли? Да гони их к чертям, я одна справлюсь.
После этого зал взорвался грубым издевательским хохотом десятков пьяных глоток.
— Ааа, так вот про какую безумную мне доносили, — так же хрипло отсмеявшись, произнес Патч. — Скройся с глаз! Иметь дело с психами себе дороже.
— Вот в этом ты прав, — лицо девицы прорезала безумная улыбка. — Я все равно заберу этот ящик. И передай боссу, что выкупать его у меня придется за двойную цену.
И под смех и улюлюканье Джинкс покинула бар.

*за десять секунд до взрыва*

— Джинкс, это очень не разумно пускать ракету в фургон, полный оружие и боеприпасов, — сказала Джинкс сама себе низким голосом и покачивая минометом на плече.
— Заткнись, зануда! «Разумно» это не весело! — прикрикнула она на свою пушку, направляя ее в сторону разборки военных и бандитов. Мины с шипением полетела в цель, оставляя за собой шлейф дыма. Бахнуло так, что у девицы со спутанными голубыми волосами, грязной, измазанной машинным маслом заложило уши.
— Йуху, в точку! — с этим криком она отшвырнула использованное оружие и поспешила залезть в кабину огромного карьерного грузовика. Мотор уже гремел, оставалось только вдавить педаль газа, чтобы погнать тяжелую махину в атаку. Ей пришлось поработать над этим красавцем, сделать его мощнее и быстрее, а так же более удобным — к панели управления изолентой были примотаны айпод и маленькая колонка. Джинкс тыкнула кнопку «play» и выкрутила громкость колонки на максимум.  С ревом и дребезжанием мотора слился мощный задиристый гитарный риф:

Pioneers will get the arrows
But you know now, that’s where you'll find me
Won't stop striving, can’t stop working
You know I’ll be known at the gates
I can’t clothe your back forever
I'm dissenter from you socialists
How can you say "non-believer"
When the sand runs from your fingers

На поле боя ошарашенные взрывом бандиты, военные и полицейские только успели прийти в себя, когда на них с грохотом, поднимая тучи пыли, пуская дым из труб и заливаясь диким смехом из кабины вылетел грузовик-гигант и на полном ходу врезался в бронированный трейлер.

Whoa! Yeah! Now!
Bring it all to me!
Yeah! Now!
Bring your soul to me!*

Расталкивая и круша, как огромным ковшом бульдозера, все на своем пути промятым в середине контейнером, адская машина пронеслась через дорогу и понеслась дальше через расчищенные под строительство поля, толкая перед собой ценный груз, за которым все охотились.
Чумазая моська с развивающимися на ветру лохмами высунулась наружу.
— Отсосите, лузеры! — крикнула Джинкс оставшимся позади горе-наемникам и показала им язык и средний палец.
И бандиты, и конвойные застыли в недоумение, совершенно офигевние, глядя вслед безумной девице, даже забыв, что им вроде как положено стрелять друг в друга. Хотя зачем теперь, раз сражаться уже не за что?

*двенадцатью часами позже*

Свалка металлолома располагалась далеко за городом и раскинулась на площадь двух футбольных полей. Сотни ржавых кузовов автомобилей, поставленных один на другой, горы сломанной бытовой техники, завалы строительного мусора и прочего хлама покрывали все пространство свалки, формируя причудливый лабиринт с узкими ходами. И в самом его центре громоздился черный весь исцарапанный, измятый и вскрытый контейнер с оружием. Джинкс даже не пыталась скрыться, она понимала, что громадный грузовик, толкающий перед собой трейлер, отследить будет не трудно, и скоро к ней нагрянут все, кому нужно содержимое ящика. Она сама хотела, чтобы ее нашли и написала красной краской на большой знак перед въездом на свалку «Распродажа крутых пушек! Только сегодня! Все за 1000000000000$». Что это за число она сама не знала — просто рисовала нули, пока не кончилась краска. А теперь сидела на помятом контейнере, перекатывая костяшками пальцев пулю, и говорила сама с собой.
— Ясное дело, они привезут бабки. Они же не полные идиоты! Не станут же они пытаться забрать у все силой после того как оставили меня на целый день с целой горой оружия?!
Беззаботный и безрассудный смех разнесся по свалке.
А вдалеке показались огни фар целой колонны автомобилей...

*Anberlin — Dissenter