по требованию

Просыпаясь на грязном полу в тёмном коридоре, посреди технического мусора и пустых стаканчиков из-под незнакомого бренда газировки, Бехрад Тарази понятия не имеет, как тут очутился. А когда пытается вспомнить, получается только хуже. Сама по себе кратковременная амнезия — не проблема и не страшно, чего только на миссиях Легенд ни случилось. Хотя по правде говоря подобная ситуация напоминает ему (иронично), скорее, о диких вечеринках первого (и последнего) семестра в колледже, где он неудачно (или удачно, как посмотреть) смешивал траву с грибочками да позабористее и начисто терял пару дней. Чего проще было бы предположить, что что-то похожее случилось и здесь — раскурили с Нейтом его запасы, отправились на миссию, бум! очнулся тут — да только вот... есть небольшая загвоздка. Его последнее воспоминание яснее ясного говорит Бехраду, что проснуться он не должен был вовсе.

Одна из Мойр, Атропос, стальной хваткой перехватывает его руку с зажатым в ней мачете, смотрит на него с тёмным непониманием и говорит, что его не должно быть здесь — что ему больше не обмануть судьбу. Бехрад успевает почувствовать ледяной страх всего на секунду — до этого он боялся лишь за сестру, беспомощную, погруженную в транс за его спиной, — а затем Атропос выхватывает золотую нить прямо из его груди, и он знает, что это, понимает сразу же, чувствует, как вместе с нитью из него вытягивают жизнь, но всё, что он может — это смотреть, как Атропос заносит его же мачете и резко опускает его и-

Ничего. Ничего больше. Потому что дальше он, очевидно, умер.

Право, не нужно быть гением, чтобы допереть, что с тобой случилось, когда сама Судьба выписала тебе билет в посмертие.

Только вот посмертие, по всем его прикидкам, не должно выглядеть так. Бехрад встаёт, отряхивает ладони от прилипших к ней крошек и пыли, и оглядывается. Он — в тупиковом отростке коридора чего-то, что по всем признакам выглядит как космическая станция из будущего. Людей на ней, впрочем, кажется, нет, так что ещё на один вопрос становится больше. Да и на один ли? Бехрад старается не думать о том, что на космических станциях, где действительно совсем нет людей, обычно не бывает и кислорода.

Может, правда, он призрак, и поэтому ему не нужен воздух? Бехрад щиплет себя за руку и вскрикивает от боли: его рука вполне реальна, и на ней теперь красный след. Что к чертям собачьим всё это значит?! И где его команда и друзья? А главное, где Зи? Из потерянных воспоминаний, ему больше всего не хватает знаний о том, смог ли он её защитить — жива ли ещё его невыносимая, любимая сестричка.

Он надеется, что хоть какие-то ответы он сможет найти здесь.

Вместо ответов, буквально за углом, он находит... кажется, старую телефонную будку. Только синюю. И деревянную. Выглядит как полный бред или анахронизм, что сразу же воодушевляет Би: анахронизмы (и бред) — это то, на чём специализируются Легенды! Он дёргает за ручку будки. И ещё раз. И ещё. Но дверь остаётся упрямо закрытой. Тогда он хлопает себя по лбу и двумя руками толкает её внутрь — с тем же результатом. Будка остаётся запертой и всё такой же кричаще неуместной. Бехрад остаётся всё таким же непонимающим и, по всем правилам, мёртвым. В раздражении, он лягает неприступную дверь ногой и опускается рядом на корточки, запуская пальцы в волосы и загребая их в кулаки.

Если он в самом деле умер, это всё — не то, чего он заслуживал. Только не одиночества в компании мусора, загадок без ответа и запертых дверей.

Но... он же спец по технике, верно? И если эта доисторическая будка не хочет ему отвечать, возможно, компьютеры станции окажутся посговорчивее.

Рывком поднимаясь на ноги, Бехрад решительно отправляется вперёд по коридору, до ближайшего терминала или пульта управления, чего угодно, когда вдруг его останавливает звук. Звук со скрипом открывающейся деревянной дверцы...

Эмма останавливает «жука» напротив дома, выполненного в типичном федеральном стиле: из тёмного кирпича, с пластиковыми, отделанными под винтаж окнами, и тёмной дверь с причудливым орнаментом. Перила лестницы, ведущей ко входу, увиты каким-то растением, а в центре, прямо на поляне возле дома, растёт огромная яблоня.

«Надо же, — мысленно хмыкает Эмма, — яблоня — и в пригороде Нью-Йорка. Киллиан ни за что бы не поверил».

Впрочем, этим вечером Киллиан отлёживается у себя дома, — якобы болеет. Эмма почти уверена, что на самом деле он просто напивается, сидя на своём сальном диване, смотрит тупые передачи по телеку и предаётся жалости к себе, что с ним случается примерно раз или два в полгода. За долгие годы работы с ним она уже давно привыкла к его выкрутасам и желанию просто побыть в одиночестве, не отвечая на звонки и не выходя на связь с внешним миром. Что ж, на самом деле это не такая уж и проблема. Эмме куда проще работать в одиночестве, особенно когда речь заходит о допросах.

Прошлым утром из Гудзона выловили труп некой Кэтрин Нолан. Женщина лет тридцати, завёрнутая в плотный мусорный мешок, всплыла на поверхность воды как раз в тот момент, когда местный рыбак по имени Алексей направил свою лодку к привычному для охоты на рыбу месте. Глупое стечение обстоятельств, как сказал бы Лерой. Впрочем, с подобным ей приходится сталкиваться не впервые. Почти что единственной зацепкой становится Реджина Миллс, — со-владелица фирмы и, по совместительству, лучшая подруга Кэтрин. А, быть может, ещё и любовница, как точно подметил их штатный психолог Хоппер. Они ищут и другие зацепки, однако пока что решают остановиться на главной. Реджина Миллс. У неё есть мотив и, насколько им известно, пока что нет алиби. Известный и старый как мир сценарий: женщина убивает свою лучшую подругу из ревности или жажды власти. Впрочем, в этом ей только предстоит разобраться.

«Я, конечно, не медэкспертиза, — сказал в то утро Лерой, — но умерла мадам от выстрела в голову. Посмотри, какая дырка в башке. Аж тошно! Но вскрытие покажет больше».

Кроме «дырки в башке» на теле убитой также обнаружились многочисленные гематомы, однако без экспертизы сложно сказать, от чего они и когда появились.

Эмма шумно хлопает дверцей, выходя из машины, и звонко гремит ключами, пока идёт ко входу в дом. Этот летний вечер приятно пахнет и кажется на удивление спокойным. Судя по тёплому свету, льющемуся из дома, хозяева не ожидают гостей. Эмма подмечает две тени, то и дело мелькающие в окне где-то в области кухни, и невольно усмехается. Да, ей в очередной раз придётся нарушить чью-то семейную идиллию. Что ж, такая у неё работа, в конце концов. Находить преступников, сажать их за решётку, и — рассказывать плохие новости.

Она громко стучит в дверь, пользуясь специальным молоточком в виде льва, и переминается с ноги на ногу, ожидая, когда ей откроют. Оглядывается по сторонам, подмечая, что район этот — далеко не самый дешёвый. Аренда подобного дома стоит, наверное, больше, чем вся её крохотная квартирка на окраине «Адской Кухни».

[float=right][/float]
Когда дверь наконец распахивается, Эмма ненадолго зависает, потому что предстаёт перед ней весьма симпатичная шикарная женщина, облачённая в синее облегающее платье, которое отлично подчёркивает каждый изгиб её тела и приподнятую аккуратную грудь. А ещё она на каблуках. Эмма едва ли представляет себе, как вообще можно носить каблуки, но чтобы делать это дома… Она прочищает горло.

— Мисс Миллс? — Дожидается кивка и вынимает из кармана чёрной кожаной куртки удостоверение. — Детектив Свон. Вы подозреваетесь в убийстве Кэтрин Нолан. Ответьте, пожалуйста, на парочку вопросов.